Может быть - Алла Шильман

Евгения Николаевна, в отличие от большинства наших сограждан, к работе относилась ответственно, а золотое правило американских киллеров ей только помогало в этом. Злобы у посетителей было много, иногда она чуть ли не хлестала из них. За вредность, в таких случаях говорила сослуживицам Евгения Николаевна, им должны были давать молоко, причем по двойному тарифу. Тамарка, единственная подружка, обычно, смеясь, добавляла, что это все равно бесполезно, потому что против змеиного яда молоко бессильно.

В общем, хотя шанс встретить мужчину мечты на работе был практически равен нулю (если не меньше), Евгения Николаевна упускать его все равно не собиралась. Для начала обновила гардеробчик, прикупив на как раз по случаю подвернувшейся распродаже в торговом центре несколько вполне симпатичных и (она надеялась) весьма оригинальных вещиц, в которых, если верить зеркалу и все той же Тамарке, она была просто неотразима. Для этого, правда, пришлось потратить весьма солидную сумму денег, скапливаемую на летний отдых, но ведь красота, как известно, не может быть без жертв, а заначка, согласитесь, далеко не самая большая их них. И даже потраченные на прическу и косметику остатки накопленных на отдых средств не должны расстраивать настоящую женщину, тем более, если она находится как раз в поисках своего личного, женского счастья.

Результат не заставил себя долго ждать. Новых посетителей в их чиновничью контору ее красота, естественно, не добавила, да и мужчины на улицах от ее вида не падали (не говоря уж о том, чтобы складываться в знаменитые «штабеля») и даже не оборачивались в след, но если в каком-нибудь общественном месте, в магазине, например, или в банке, она сталкивалась с симпатичным представителем мужского пола, он обязательно делал ей какой-нибудь приятный комплимент, а самые настойчивые даже осмеливались попросить номер телефона. Телефон, естественно, она каждому встречному-поперечному давать не собиралась (не зря же по телевизору все время рассказывают о коварных маньяках, поджидающих молодых беззащитных женщин буквально повсюду), но номера кандидатов в кавалеры всегда тщательно записывала, так же, как и всю информацию о них в специальную книжечку. О том, что эти данные могли попасть на глаза кому не должны были попадать, она не беспокоилась – записи были тщательным, одной ей понятным способом классифицированы и зашифрованы. Догадаться, о чем в них идет речь, было практически невозможно. Впрочем, действительно стоящих кандидатов пока еще не попадалось. Положительные мужчины, естественно, встречались, но все они, увы, уже были женаты (о чем недвусмысленно говорило кольцо на безымянном пальце), а разбивать чью-то семью, пусть даже ради собственного счастья, Евгения Николаевна не хотела.

Главным кандидатом на сердце брошенной красавицы был сосед-холостяк, мужчина хоть и не особо выдающейся внешности, но зато полностью положительный, неплохо зарабатывающий, интеллигентный и совершенно непьющий. Сосед, естественно, был и раньше, но до недавнего времени Евгения Николаевна была женщиной замужней и, свято веря в нерушимость семейных уз, ничего лишнего себе не позволяла. Да и нелишнего не позволяла тоже. Максимум – это улыбнуться, да обменяться парой ничего не значащих фраз. Теперь же Евгения Николаевна получила настоящую свободу. Она стала больше улыбаться, похорошела, чаще замедляла шаг на лестничной площадке и однажды, одевшись в новый шелковый халат с драконами, тщательно наложив макияж и поправив прическу, отправилась к соседу, которого, кстати сказать, звали Алексеем Петровичем, за какой-то срочно понадобившейся хозяйственной мелочью.

Звонок мелким дребезжанием прокатился по огромной соседской квартире. О том, что она именно огромная, Евгения Николаевна заблаговременно предусмотрительно разузнала у знакомой, работающей в БТИ. Та (за отдельную плату, разумеется) так же пообещала выяснить уже у своей знакомой, работающей (естественно, по чистой случайности, а вы что подумали?) в их домоуправлении, кто еще прописан в квартире соседа. Не то, чтобы Евгению Николаевну очень интересовал этот вопрос, но она всегда предпочитала лучше иметь информацию, чем ее не иметь, а подобные сведения, согласитесь, ни для кого не оказались бы лишними. Да и потом, вдруг он на самом деле женат, а жена просто не живет с ним? Это была бы трагедия, пережить которую у Евгении Николаевны вряд ли бы хватило сил. Она ведь все-таки, как ни крути, была женщиной в стадии развода, а, значит, нервно истощенной и живущей в постоянном стрессе. Правда, в силу общей меланхоличности характера Евгении Николаевны, до депрессии ей было так же далеко, как, скажем, ее родному городу до Великой Китайской Стены, но кто может сказать, что она не переживала? Просто глубоко в душе, не показывая людям.

Сосед оказался дома. Евгения Николаевна сначала громко удивилась этому обстоятельству (правда, только внешне, потому что сама перед этим долго с кружкой прослушивала стены, пытаясь это определить), затем очень мило смутилась, даже покраснела слегка. После этого, выполнив все долженствующие случаю ритуалы, которые просто обязана была проделать одинокая молодая женщина, она, еще раз извинившись за беспокойство, собственно сказала, за какой именно мелочью она пришла. Сосед, который кроме явной своей положительности и отсутствия тяги к алкоголю, мужчиной был далеко не глупым, ритуалы общения с симпатичными одинокими женщинами прекрасно знал. Выразив горячее желание помочь, он пригласил Евгению Николаевну пройти в его квартиру, где она могла бы сама подобрать интересующую ее хозяйственную мелочь, а заодно полюбоваться его огромной двухуровневой квартирой, оформленной очень красиво и изящно в какому-то очень изысканном (Евгения Николаевна даже сказала бы – «аристократически-музейном») стиле, правда, в каком именно, она сказать не могла. Не сильна она была в истории искусств и архитектуры, что поделать…

– Спасибо, спасибо, – вежливо отвечала Евгения Николаевна, не забывая при этом очаровательно смущаться в нужных местах.

О том, что планировка квартиры ей была прекрасно известна из документов БТИ, предоставленных за дополнительную плату все той же знакомой, она, естественно, упоминать не стала.

– У вас так красиво! – восторженно, как-то по-девичьи наивно, как показалось перспективному соседу, воскликнула Евгения Николаевна, а потом, демонстрируя все тот же искренний порыв, добавила, – прямо как в музее!

– Ну, скажете тоже, – смутился перспективный Алексей Петрович.

Евгения Николаевна смутно поняла, что сболтнула что-то лишнее, но что именно, она сказать бы не смогла: за годы замужества навыки психологии перспективных мужчин были слегка подрастеряны. Чтобы как-то разрядить ситуацию, она тотчас же смущенно добавила:

– Извините! Я не хотела вас обидеть. Просто у вас действительно очень, очень красиво. Вы знаете, за свою жизнь я, к сожалению, была лишена красоты, вернее, возможности прикасаться к ней так часто, как хотелось бы. Я выросла в небольшом провинциальном городке, в котором единственной достопримечательностью был местный краеведческий музей да старый, полуразвалившийся ДК. Музей был совсем крошечным, и единственное, на что в нем действительно стоило посмотреть – это пара старинных икон, сохранившихся после сноса церквей. На остальные экспонаты – бивни мамонта, осколки сохранившихся с войны солдатских касок и каким-то чудом попавшую туда старинную крестьянскую прялку тоже можно было посмотреть, но один раз – не более. С ДК было еще хуже. В нем не было никаких театральных кружков, которые бы ставили постановки. Единственное развлечение, на которое можно было рассчитывать – это ежедневный показ фильмов, большинство из которых, впрочем, было до того скучными, что единственное, чем можно было заниматься – это спать.

О том, что ее родной Воронеж на самом деле город почти с миллионом жителей, с театрами, музеями, университетами, домами культуры, парками отдыхов и даже цирком, она предпочла не упоминать, старательно описывая бытность своего (относительно недолгого, нужно отметить) нахождения у бабушки, проживающей в пригороде одного небольшого районного центра области.

Воодушевленная собственным экспромтом, Евгения Николаевна была прекрасной. Ее щеки пылали румянцем, глаза горели, а грудь вздымалась самым соблазнительным образом. Алексей Петрович искренне любовался женщиной, которая, как оказалось, была значительно моложе, чем он предполагал и, что самое удивительное, намного привлекательнее.

– Знаете, какое событие было самым значимым в моем детстве? – продолжала Евгения Николаевна. – Вернее, два события?

– Поездка в лагерь?

– Нет, что вы! О лагере я могла только мечтать, тем более, о море. Самыми значительными культурными событиями моего детства были выступления областного хора, да показы индийских фильмов в ДК.