Голос земли. Легендарный бестселлер десятилетия о сокровенных знаниях индейских племен, научных исследованиях и мистической связи человека с природой - Робин Уолл Киммерер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И утки нам здесь были не помощники. Скорее они были, мягко говоря, главным источником питательных веществ. Но утята так мило смотрелись в фермерском магазине – желтые пушистые комочки с крупными клювами и несоразмерно большими оранжевыми лапами, – ковыляя вразвалочку в ящике с опилками. Была весна, канун Пасхи, и все разумные доводы, почему не стоит брать их домой, испарились при виде восторга девочек. Ну разве хорошая мать не усыновит утят? Разве не для этого у нас пруд?
Мы держали их в картонной коробке в гараже, под лампой для обогрева, внимательно следя, чтобы ни коробка, ни утята не загорелись. Девочки взяли на себя все заботы по уходу за птицами и исправно кормили их и чистили их жилище. Однажды днем я вернулась домой и обнаружила, что утята плавают в кухонной раковине, крякая и резвясь. Они стряхивали воду со спин, а девочки просто сияли от счастья. Состояние раковины должно было подсказать мне, что будет дальше. В последующие несколько недель утята ели и испражнялись с одинаковым энтузиазмом. Но через месяц мы отнесли коробку с шестью лоснящимися белыми утками к пруду и выпустили их.
Они прихорашивались и плескались. Первые несколько дней все шло хорошо, но, видимо из-за отсутствия собственной заботливой матери, которая бы защитила и научила их всему, у утят сказывалась нехватка навыков выживания. С каждым днем становилось меньше на одну утку. Сначала их было пять, затем четыре и, наконец, три; но этим трем уже хватало сил, чтобы отбиться от лис, черепах и болотного ястреба, который регулярно кружил над прудом. Эти три утки чувствовали себя прекрасно, красиво скользя по поверхности пруда. Они выглядели такими безмятежными и создавали прямо-таки пасторальную картинку, но сам пруд стал еще зеленее, чем прежде.
Утки были идеальными питомцами до тех пор, пока не наступила зима и не обнаружились их криминальные наклонности. Несмотря на убежище, которое мы им построили, – плавучий домик на круглой террасе, – несмотря на кукурузу, которой мы осыпали их, как конфетти, им все было мало. Они полюбили собачий корм и тепло нашего заднего крыльца. Я, бывало, выходила январским утром на крыльцо и обнаруживала, что собачья миска пуста, а собака дрожит на земле, в то время как три белоснежные утки сидят в ряд на скамейке и удовлетворенно помахивают хвостами.
Там, где я живу, бывает холодно. По-настоящему холодно. Утиные экскременты замерзали спиралевидными холмиками, напоминая недоделанные глиняные горшки, прочно вмерзшие в крыльцо. Мне потребовался ледоруб, чтобы отколоть их. Я пробовала гонять уток, закрывать дверь крыльца и насыпать дорожку из кукурузных зерен в сторону пруда. И они шли за мной гогочущим строем, но на следующее утро снова возвращались.
Должно быть, зима и ежедневная доза продуктов утиной жизнедеятельности выморозили часть моего мозга, ответственную за сострадание к животным, ибо я начала желать им гибели. К несчастью, мне не хватило духа избавиться от них. Да и кто бы из наших сельских друзей принял сомнительный дар в виде запеченных уток посреди зимы, даже под сливовым соусом? Я втайне подумывала о том, чтобы обрызгать их приманкой для лис или привязать к их лапам кусочки мяса, чтобы привлечь койотов, завывавших у горной гряды. Но я была хорошей матерью. Я кормила их, соскребала лопатой экскременты с крыльца и ждала весны. В один прекрасный день они вернулись к пруду, а через месяц исчезли, оставив на берегу кучки перьев, похожих на снежную поземку.
Утки исчезли, но их наследие осталось. К маю пруд представлял собой густой суп из зеленых водорослей. Парочка канадских гусей заняла их место и воспитывала свой выводок под сенью ив. Как-то раз я подошла к пруду, чтобы посмотреть, не оперились ли птенцы, и услышала встревоженное гоготание. Пушистый коричневый гусенок, вышедший поплавать, запутался в массе водорослей. Он кричал и хлопал крыльями, пытаясь освободиться. Пока я раздумывала над тем, как его спасти, гусенок сделал мощный рывок, выскочил на поверхность и зашагал по подстилке из водорослей и тины.
Для меня это стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Как можно пешком разгуливать по пруду? Это не пруд, а ловушка! Должно быть, даже дикие гуси понимали, что пригодным для плавания он может стать только в отдаленной перспективе. Но я ведь эколог, а потому была уверена, что смогу, по крайней мере, улучшить ситуацию. Слово «экология» происходит от греческого oikos – дом. Я могу применить научные методы, чтобы создать хороший дом для гусят и для моих девочек.
Подобно большинству старых фермерских прудов, мой пруд стал жертвой эвтрофикации – естественного процесса старения водоема, насыщения его питательными веществами. Поколения водорослей и кувшинок, опавших листьев и осенних яблок, что падали в воду, откладывались в осадок, покрывая когда-то чистое галечное дно слоем перегноя. Все эти питательные элементы ускоряли рост новых растений, которые, в свою очередь, способствовали росту других растений в этом все более ускоряющемся цикле. Так происходит с большинством прудов – дно постепенно зарастает, превращая водоем в болото, а возможно, со временем – в луг или даже лес.
Пруды стареют, и хотя я тоже состарюсь, мне нравится экологическое представление о старении как о поступательном процессе обогащения питательными веществами, а не об их утрате.
Иногда процесс эвтрофикации усугубляется человеческой деятельностью: в водоемы попадают стоки с обработанных удобрениями полей или сбрасываются мусорные отходы, что способствует росту водорослей в геометрической прогрессии. Мой пруд был защищен от подобных воздействий: его подпитывал холодный источник, протекающий под холмом, а полоса деревьев на склоне
