Набор фамильной жести - Ирина Алпатова

Вот что в таких заведениях было самым неприятным? А то, что абсолютно ничто не намекало на наличие туалета. Все вокруг прямо-таки говорило, что ну не может быть ничего подобного в нашем бутике, офисе, салоне, и точка, слишком это вульгарно, пошло, вы посмотрите на наших представителей, на наших гостей. Какой такой туалет? А вот Паше нужно было, и она, еще раз мрачно осмотревшись, решила брести наугад. И ведь не спросишь у первого встречного-поперечного, потому что все, кто может такое знать, словно вымерли.

Искомая дверь все-таки обнаружилась. Паша умылась холодной водой и мельком глянула на себя в зеркало. Н-да, видок у нее был замечательный: черты заострились, под глазами круги, или это зеркало здесь было такое? Паша отвернулась и посмотрела вокруг. Ишь ты, мягкий диванчик в углу, рядом журчит небольшой фонтан, у них тут что – место для релаксации? И в самом деле, тихо, спокойно, пахнет приятно, идти никуда не хочется. Маман не раз повторяла фразу «Каждому – свое место», видела бы она сейчас свою дочь. Эта мысль сразу привела Пашу в чувство, и она деловой иноходью кинулась обратно.

И облом-с, как сказал бы Артем. Паша поспешно подходила к дверям зала – она не сразу сориентировалась, где он находится, – когда ей заступил дорогу высоченный молодой человек с неопределенно-официальной наружностью.

– Простите, – очень вежливо обратился он к Паше, – покажите, пожалуйста, ваше приглашение.

– А? – спросила Паша и тут же поняла, что это был наихудший вариант ответа из всех возможных. У нее, то есть у них с Машкой, не было приглашения или все-таки было? Получалась полная ерунда, потому что никто и никогда не спрашивал у них про приглашения. В зал они тоже входили, как всегда – впереди Артем, потом Маня, за ней следом Паша со шлейфом, так сказать. И Паша не помнила данного типа или она выходила в другие двери? Неужели этот лоб боится, что она сопрет парочку презентуемых часиков? Она что, выглядит замарашкой или девушкой с улицы? А как же ее вышитый топ? Паше было очень неудобно смотреть в лицо верзиле, да и не хотелось, если уж на то пошло, и она растерянно сообщила средней пуговице его пиджака:

– Мы тут выступаем. То есть моя сестра поет, а я с ней. У меня там гитара осталась…

Паша не была уверена в том, что пуговица ей поверила, уж очень безнадежно она выглядела, тупая равнодушная пуговица. И совсем невероятным показался голос, прозвучавший где-то над Пашиной головой:

– Паша! Какая приятная неожиданность!

Пуговица и прилагавшийся к ней пиджак вдруг исчезли, словно их и не было, и Паша испуганно подняла голову: у нее начались слуховые галлюцинации. Но галлюцинация оказалась к тому же абсолютно материальной: она, улыбаясь, склонилась над Пашей.

Ленский… Нет, не Ленский. Нет, все-таки Ленский, но без бороды и усов! Короче, этот тип во всей ослепительной красе, потому что рубашка его сияла, зубы… Господи, чем он их чистит, потому что не могут зубы нормального человека быть такими ослепительно белыми. Прямо Щелкунчик какой-то.

– …совсем недавно вернулся, позвонил, но меня отбрили. Я так и не понял, что это было.

О чем это он говорит? Ах да, верная Татьяна оказалась на своем посту, вот и все.

– Пашенька, вы прекрасно выглядите…

Паша стиснула зубы. Ну ладно бы только ограничился дежурным комплиментом, так нет, быстрым и очень мужским взглядом окинул всю с ног до головы, а на «тифозную» стрижку даже засмотрелся. Еще бы, если ее голова, по определению все той же Татьяны, выглядит как «после драки в курятнике». Пропади все пропадом!

– …тут работаете? – Теперь Ленский смотрел на нее, чуть приподняв бровь. Этому он позже научился или умел всегда? Ах да, он же о чем-то спросил, кажется, о ее работе. Еще бы, у нее на физиономии написано, что гостьей она здесь быть ну никак не может.

– Работаю, – честно ответила Паша, все-таки Ленский избавил ее от бдительного пиджака, и теперь она могла вернуться в зал. – А вы, – Паша решила изобразить хотя бы видимость светской беседы, уж очень противно было на душе, – вы эти часы, – неуверенный кивок в сторону зала, – вы их делаете?

Щелкунчик-Ленский еще и глазом моргнуть не успел, как Паша уже поняла, что сморозила страшную глупость. В очередной раз. Просто-напросто самую дикую глупость на свете, и выражение щелкунчиковой физиономии эту мысль только подтвердило. Да что это с ней сегодня? Проклятый вечер…

– Нет, – очень любезно ответил Ленский, – не делаю, я их ношу. Иногда… – шепнул он, вдруг качнувшись к самому Пашиному уху.

Так, все понятно. Паша с тоской посмотрела на двери – сейчас она пойдет, нет, пробьется с боями к Машке и скажет, что уходит. Главным теперь было в эти самые двери войти под насмешливым взглядом Ленского, сохранив хотя бы крохи самоуважения. А щелкунчик, само собой, скалился уже вовсю. Ясно, что зубы у него искусственные, если ему такие часы по карману, то уж качественные зубы и подавно.

Паша забыла про перемирие, которое они когда-то установили.

– Ну а теперь-то у вас зубы, конечно, вставные? – не то спросила, не то заверила она. В этот раз Ленский удовольствия ей не доставил, он, кажется, сразу вспомнил похожую ситуацию и только блеснул на Пашу глазами.

– Нет, – послушно ответил он, – по-прежнему не вставные, свои зубы. И волосы тоже, и глаза…

– Ясно, – строго сказала Паша и на деревянных ногах пошла на звуки голосов и музыки. Теперь чего уж, теперь можно было без церемоний. Определенно, с этим человеком она если и могла нормально общаться, то только по телефону.

– А… Мария? Она как? – Да, это был еще тот тип. Он снова скалился и даже как ни в чем не бывало взял Пашу за локоть. Зубы вставные, парик, да еще и глухой, что ли?

– Мария в зале, нас пригласили. То есть ее, а я… – впрочем, дальше можно было и не продолжать. Наконец-то в толстой шкуре щелкунчика образовалась брешь, его физиономия утратила глянцевое сияние и стала похожа на лицо человека, того самого, который когда-то смотрел на них с Машкой. И снежинки не таяли на его волосах. Паша отвернулась и почти побежала в зал, ухитрившись толкнуть по пути кого-то большого и громоздкого.

Подлетев к сестре, Паша выпалила едва ли не воинственно:

– Я ухожу, мне пора!

Зря она приготовилась к отпору, Машка ее не услышала, потому что смотрела куда-то мимо. В ее взгляде было удивление – вот и Маня сегодня из образа вышла. В глазах сестры что-то дрогнуло, она беззвучно шевельнула перламутровыми губами, и Паша, едва не позабыв про гитару, кинулась прочь из зала. Сейчас Снежная Королева растает, а ей, Паше, вытирать лужи? Нет, без нее, пожалуйста.

Это был очень плохой вечер, думала Паша, наконец-то выбравшись на улицу. У них с Машкой совпали минусы, ведь они все-таки двойняшки. Только, увы, законы математики здесь бессильны, и минус на минус дал… еще один минус, здоровенный и жирный. Хотя для кого как, вряд ли Маня и сейчас не в настроении. Странно, Ленский сбрил усы и бороду, но стал выглядеть старше. Хотя нет ничего странного, он же старик и есть. Паша ускорила шаг.