Набор фамильной жести - Ирина Алпатова

– Я подумаю, – сказала Паша, но Лена тряхнула своей каской: – Нет, думать уже некогда. Я тебе звоню, и мы едем. Ну чем ты рискуешь? Я же тебе не обнаженку предлагаю. Даже шея будет не голой, а в ошейнике.

– Спасибо, что до намордника дело не дошло, – мрачно сказала Паша, сдаваясь.

Лена прыснула:

– Вот за что я тебя люблю, так это за юмор.

Да, за прошедший вечер Паша сделала ряд интересных открытий. Во-первых – у нее красивая шея, во-вторых – у нее есть чувство юмора, или эти открытия нужно в другом порядке расставить?

Дома Пашу ждал сюрприз, и не сказать, что приятный – Маня вернулась в родные пенаты. Отчего-то на этот раз ее проживание «в людях» оказалось особенно коротким, а если она и в самом деле жила не одна… Паша отогнала от себя глупые мысли, все равно она никогда ничего не узнает. Но то, что сестра была очень сильно не в духе, мог не понять разве что слепой и глухой. Возможно, потому Маня и появилась дома, что где-то там ей не на кого было изливать свое плохое настроение?

Дело было не только в том, что сестра временно не могла петь. Паша скоро нашла причину, из-за которой было нахмурено Манино чело и капризно поджаты губы, – дать отставку поклоннику, когда она сама еще явно не в форме? Это было слишком даже для Машки. Теперь вот бросается на всех и в особенности на Пашу. Впрочем, чего еще можно было ожидать от Ленского, конечно, это он довел Маню. Как именно, Паша не представляла, но в такие его способности верила безоговорочно. Правда, Татьяна, которая все всегда откуда-то знала, внесла свои коррективы: кавалер уехал, вот Марыя на всех и кидается. То есть Маню нужно было просто терпеть.

Но Машка вышла из берегов окончательно и даже изволила сама подходить к телефону. Вот и на этот раз, не очень приветливо с кем-то поговорив, она не без удивления сказала Паше: «Тебя».

Нужно же было в этот момент мобильному разрядиться, а Лене нарваться именно на Маню. Паша хотела было от предлагаемой встречи отказаться, потом она подруге все объяснит, но оставаться один на один с сестрицей? И куда только подевались ее поклонники, черт бы их побрал? Попрятались в укрытие, что ли? В общем, Паша стала собираться, и Маня спросила высокомерно-недоумевающим тоном:

– Вы что, общаетесь? Что у вас может быть общего?

Из Паши получился бы очень плохой партизан, точнее сказать, никакой. Ну как она могла скрывать что-то от Машки или маман? Это было выше ее сил. Маня, выслушав сбивчивое Пашино объяснение, расхохоталась, впервые за все последние дни. Впрочем, Паша вообще не помнила, когда бы еще Машка именно хохотала.

– Ну тогда все ясно, – сказала она, отсмеявшись, и даже лицо ее нежно порозовело. – Приличной модели нужно платить, а тут на подхвате дурочка, готовая работать за бесплатно. Халява, плиз… Только вряд ли в данном случае и они что-то поимеют…

Паша старалась не слушать, но все равно успела глотнуть отравы Машкиных слов, и на душе было гадко. Слышала бы маман Манины перлы: халява, поимеют… Это все Ленский, а еще смокинг напялил, дурак. И что там говорить, здоровая Машка была все-таки куда лучше больной.

Для начинающего Арик выглядел несколько странно – лысеющий маленький человечек. Паше стало неловко под его цепким оценивающим взглядом, но скоро она поняла, что представляет для Арика лишь набор из нужных ему деталей – рук, плеч, шеи, и Паша расслабилась.

Арик велел ей стянуть свитер, взял за подбородок холодными пальцами и стал вертеть Пашину голову туда-сюда. Лена вопросительно смотрела на мастера, ожидая приговора. Потом Арик исчез, принес что-то вроде чемоданчика и достал украшение. Паша даже не успела его рассмотреть, потому что Арик ловко одел на нее нечто и застегнул. Потом они с Леной уставились на Пашину шею, то есть на ошейник, и Арик изрек: «Даа…»

– Да, – повторил он, и Лена расцвела:

– А что я тебе говорила?

Украшение приятно холодило кожу, оно-то прекрасно знало себе цену. Потом Паша все-таки его рассмотрела: цепочки, камни… красиво, она никогда не носила такие вещи. А разошедшийся Арик сказал, что они отлично сработаются, потому что у Паши длинные пальцы, красивые кисти рук и линия подбородка, и… Она рассмеялась, потому что Арик вроде бы говорил комплименты, но было очевидно, что он описывает достоинства витрины. Теперь они с Леной на Пашу не смотрели, а обсуждали, как лучше показать то и преподнести это. «Вот это можно на фоне каменной стены. Такая грубая фактурная кладка…» – сказал Арик, и Лена мелко закивала головой и картинно закатила глаза. Ненормальные, подумала Паша, но ей нравилось их слушать.

Ну вот, случился в ее жизни момент, когда она поиграла в красивую женщину, можно даже сказать, роскошную. Как бы. И когда на следующий день позвонил не кто-нибудь, а Ленский, Паша поговорила с ним вполне светски. Он тоже пытался с ней «побеседовать», но теперь Пашу было голыми руками не взять, и она эту «беседу» быстро закончила. Итак, герой-любовник появился, но Манино настроение лучше не стало. Все-таки похоже, что с Ленским было покончено, и Паша надеялась, что на этот раз окончательно.

Не надо ему было сбривать свою волшебную бороду, вот что. Нет бороды – нет исполненных желаний.

Теперь она шла по разбитой проселочной дороге, и уже начинало смеркаться, или это у нее «смеркалось» в глазах? Да, дорога явно шла под уклон, а в низине темнеет быстрее, объяснила самой себе Паша. Голые чахлые деревца покачивали тонкими веточками, точно руками всплескивали – это кого же сюда занесло!

Паша поправила лямку рюкзачка, теперь он был точно кирпичами набит, и стиснула зубы: только не распускаться. Краем глаза она заметила, как один из силуэтов у дороги встрепенулся, зашевелился, будто живой, и все – Пашино деланое спокойствие рухнуло в одну минуту. Старуха! Эта ужасная старуха! И как только Паша не завизжала и не бросилась бежать прочь? Это был лишь куст ивы, но ее сердце грохотало и рвалось прочь из груди.

Ведьма возникла из ниоткуда несколько лет назад – появлялась и снова исчезала. Сгорбленная, с безобразным лицом, но ее немощь была обманчивой, потому что бабка умела ходить очень быстро. Она выбирала из толпы именно Пашу и однажды подобралась совсем близко и что-то начала шамкать сморщенным ртом, в котором торчал единственный зуб. И протянула костлявую руку! Нужно было дать ей какую-нибудь мелочь, но Паша так испугалась, что едва ли не побежала, и ведьма что-то злобно забалабонила ей вслед. Ужас! Паша долго не могла забыть этот эпизод и не скоро перестала озираться на улице, а когда испуг все-таки стал потихоньку стираться из памяти, старуха появилась снова. Теперь она не пыталась подойти к Паше вплотную, только таращилась на нее, и в крошечных глазках, глядевших из-под седых косм, Паше виделась смертельная ненависть.