Болевой порог. Вторая чеченская война - Олег Палежин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прознав о такой взаимовыручке, в переговоры вступили контрактники Истомина, нагло сбивая цену. Войска готовились к Новому году. На дороге лежала кожура апельсина, я стоял и смотрел на неё довольно долго. Ещё одна яркая вспышка из прошлого.
Вернулся Калядин. Весь десант БМП забит новогодними подарками. Раздавать решили в 15:00, строго по списку. Вручать и поздравлять будет командир роты лично. Пехота пребывает в нетерпении и нарезает круги у расположения командира роты.
Коробка конфет, немного фруктов, станки для бритья, носки и всё в том же духе. Но самое главное – это письма. Письма написаны от всей страны. Их писали коллективы предприятий, ученики старших классов, студенты, пожарные, медики, милиция. Вот только от президента ничего не было. У него дела поважнее. Нажраться и ещё раз опозориться на всю страну. Я видел по телевизору не раз его поведение, так себя ведёт наш замполит, когда уже в дугу пьян. Хоть бы раз написал. Так, наобум. Может быть, кому-нибудь и улыбнулась удача ответить письмом самому президенту.
Конфеты для нас прислала фабрика города Орска, говорят, это Южный Урал. Он у нас такой большой, что мне не стыдно не знать, где находится этот город. О Грозном раньше мы тоже ничего не знали и знать не хотели. Вплоть до первой войны.
На нашем участке относительно спокойно. «Духи» отступили на территорию консервного завода, иногда беспокоят нас минами. Мы обжились и довольно смело передвигаемся внутри наших позиций. Юра Казаков сдружился с контрактником Булатом Бембетовым и пропадает в первом взводе. У меня посты и поручения ротного. Из друзей – все понемногу. Капитан даёт личного времени только на сон. Я уже привык к особенностям его характера и чувству юмора. Его откровения по поводу боевой подготовки солдат пропускаю мимо ушей. Это всё риторика. Этим должен был заниматься именно он, и ему кажется обидно, что этот шанс упущен. А теперь идёт война, и воюем, действуя по обстановке, а не руководствуясь знаниями.
Пёс по кличке Хаттаб окончательно прижился в третьем взводе. Теперь он неотъемлемая его часть. Бегает на совещания вместе с Макеевым, гавкает на штабных и рычит при слове «чехи». Это обычная дворняга, но бойцы возятся с ним, как с элитным щенком. Шерсть чёрного цвета с белыми пятнами на брюхе, глаза большие и доверчивые. Когда смотришь в эти глаза, дразнить щенка уже не хочется. Он, наверное, тоже видел смерть своих близких. Берёшь его на руки и понимаешь, какой же он всё-таки худой. Хорошо хоть с хлебом проблем нет, правда, он несоленый. Щенок всё равно грызёт его за милую душу.
Тошиба и Фикса тащат два добротных матраса. Парни уже успели сделать пару вылазок в частный сектор. Потом эту жизненно важную необходимость журналисты будут обзывать «мародёркой». Мы смеёмся с Ковалем, сидя на броне. Матрас Тошибы в два раза больше него. Он тащит его перед собой, схватив обеими руками. Со стороны это выглядит так, будто матрас идёт по дороге один.
В эфире тишина, и я переключаюсь на станцию «Европа Плюс». Там снова изрядно надоевшая Земфира поёт про девочку то ли с плеером, то ли с веником. Никогда не любил русский рок с его депрессивными завываниями. Мы больше фанатели от рок-музыки солнечной Калифорнии, и нечто подобное пытались играть дома. Но Земфира, конечно, лучше, чем Киркоров, поэтому расслабляюсь, закрываю глаза и слушаю.
Время получать подарки. Парни толпятся у бетонной коробки ротного. Он вызывает к себе по одному. Солдаты выходят довольные, рот до ушей. Многие на ходу уже что-то жуют. Одним словом, дети. Мне торопиться некуда. На взвод управления всё получил Калядин. Пехота рассасывается, меняют караулы, и те бегут сломя голову к ротному. Достанется, конечно, всем, но никто не хочет быть последним.
Чтобы пресечь провокации со стороны противника в новогоднюю ночь, командование приказало усилить посты. Командиры взводов докладывали ротному каждые полчаса. Те, кто дежурил на связи в машинах, ждали новогоднее поздравление президента, поглядывая на часы. Отстраивали радиостанции и читали письма, пришедшие вместе с подарком. Смеялись друг над другом. Некоторым везло, и в руках оказывалось письмо от девушки. Мне попалось письмо от коллектива железной дороги. Из города, о котором я раньше и не слышал. На позициях вместе с отстрелянными гильзами теперь валялись фантики от конфет. Невооружённым взглядом становится видно, кто здесь воюет.
Я сидел в башне машины, слушал эфир и разглядывал блокнот Казака. Он вечно его забывал. В блокноте были рисунки из популярных кинофильмов, выполненные шариковой ручкой. Захотелось по малой нужде. Я оставил автомат на месте наводчика и вылез из башни на броню. По стенам бетонной коробки плывут блики разведённых костров. Я уставился в ночное небо и расстегнул ширинку. Хрустнула ветка. Я посмотрел вниз и в ужасе отпрыгнул назад, застегиваясь на ходу. Своё мокрое дело я сделал не до конца и поэтому обмочил штаны. Снизу вверх на меня смотрели глаза молодой чеченки.
– Ты что тут делаешь? – спросил я шёпотом, спрыгнув на землю.
– Дрова собираю, – почти без акцента ответила девушка.
Только сейчас я увидел охапку каких-то палок у неё в руках. Глаза напуганы, лицо белое, нос обычный. Почти русская, только чёрненькая.
– Какие, блин, дрова? Позиции наши изучаешь? – спросил я строгим голосом.
– Нет, вы что такое говорите? Еду готовить нужно, мать болеет.
– А отец где? Воюет?
– Нет, мы мирные. Отец погиб. Месяц назад осколком убило. За дровами пошёл и погиб.
Мне казалось, она говорила правду. Страх в её глазах был не наигран. Так просто не сыграешь, она ведь не актриса кино. Хорошо, что автомат в башне. А то диалога не вышло бы вовсе. Ещё пару стандартных вопросов, и она расплачется.
– Как ты сюда попала? Как прошла мимо постов? – всё ещё не веря своим глазам, спросил я.
– Вон дыра в стене, – указала чеченка рукой.
– Стой здесь, – сказал я приказным тоном и пошёл осмотреть место.
И правда, в стене была небольшая дыра, и если немного согнуть спину, то можно пролезть. Повара, конечно, здесь не пролезут, а вот пехота пройдёт легко. Вот тут и нужен нам «секрет». Я обернулся. Моя незнакомка стояла там же. Её трясло то ли от холода, то ли от страха. Она пришла за помощью к нам. К российской армии. Собственно, почему бы и нет? Всё своё детство и юность она проживала в России и лишь последние четыре года непонятно где. Стало по-настоящему жаль человека.
– Уходи, – сказал я, – нельзя тебе здесь. Подстрелят и имени не спросят. Если завтра днём придёшь, я тебе целое ведро солярки налью.
Договорились?
– Хорошо, – тихо ответила она.
– Почему ночью за дровами пошла? Дня мало, что ли? – не успокаивался я.
– Днём вы воюете всё время. Ночью не так сильно стреляют.
– Ну-ка подожди секунду, – я запрыгнул на броню и достал из башни свой вещевой мешок и автомат.
– На вот, это тебе, – я протянул ей булку хлеба и пару консервов, – донесёшь сама, а то мне нельзя с позиций уходить.
– Да, спасибо, – сказала она, улыбнувшись.
– Как тебя зовут?
– Лина, – ответила девушка.
– Как наша Ангелина, что ли?
– Нет, это чеченское имя.
– А что оно означает?
– Не скажу, – снова улыбнулась она.
– Я провожу тебя. Уходи так же, как и пришла, а то мало ли! – сказал я, оглядываясь по сторонам.
Взял охапку её дров, пришлось подождать, пока она пролезет сквозь дыру в стене. Потом я передал ей всё её хозяйство и доложил на посты об обнаруженном проходе. Она ушла. Я стоял молча и слушал стук своего сердца. Оно билось как сумасшедшее. Какие-то смешанные чувства пришлось испытать в тот момент.
Взводный поставил к проходу бойца с ручным пулемётом. О происшествии я доложил только прапорщику. Тот отмахнулся от меня, намекая на бесполезность информации. Ровно в 24:00 небо вспыхнуло огнями трассирующих очередей. Несмотря на запрет
