Женская собственность. Сборник - Валентин Черных

Потом они, конечно, встретятся у него или у нее, и он останется у нее, или она у него, и, конечно, переспят. Потом они будут оставаться друг у друга раза три в неделю, а в субботу и воскресенье обязательно.

Тогда на скамейке в сквере он просчитал всю свою жизнь. Через два года он уйдет из райкома на учебу в академию общественных наук, в которой готовят профессиональных партийных работников. Через три года защитит диссертацию, и его направят в один из обкомов партии заведовать отделом, потом он станет одним из секретарей обкомов.

Его мечта жить в Москве при таком раскладе вряд ли осуществится, потому что попасть в Центральный Комитет — это все равно что выиграть очень крупную сумму в лотерею. Но из обкома он может попасть в министерство сельского хозяйства или в другую союзную организацию, а в какую — тогда он не мог придумать.

Он изучил правила, по которым собирался жить, правила еще не менялись, но все ждали перемен. За три года умерли три генеральных секретаря: Брежнев, Андропов, Черненко. Старики будто старались жить из последних сил, чтобы хоть на год оказаться на вершине власти. И больше года не выдерживали, власть укорачивала им жизнь. Тихой и спокойной жизнью пенсионеров, возможно, они прожили бы еще несколько лет, но активизация, даже при всех ограничениях, сжигала их.

Когда избрали Горбачева, самого молодого из Политбюро, ему было пятьдесят четыре года, Ленин в его возрасте уже умер, а в последние годы жизни считался стариком.

Горбачев происходил из деревни, и он, тоже деревенский, внимательно анализировал действия нового Генерального секретаря, бойкого и говорливого. Такие говорливые в деревне мало чего умели, при первой возможности уезжали из деревни на разные курсы, если не поступали в институты и техникумы, с радостью шли работать в райкомы комсомола, а потом передвигались по кругу должностей: из райкома в райисполком или, наоборот, из райисполкома в райком, а когда становились старше и спивались, их перемещали в райпотребсоюз, в общество содействия армии и флоту, в милицию, в коммунальные службы.

Новый генеральный секретарь прошел по всем ступеням политической лестницы: секретарь горкома комсомола, секретарь обкома комсомола, секретарь горкома партии, секретарь обкома партии, заведующий отделом в ЦК партии, секретарь ЦК, член Политбюро, Генеральный секретарь партии.

Он не верил в нового Генерального секретаря. Деревенские, если на них давили, всегда прогибались перед городскими. Настораживало его и то, что новый секретарь много говорил. Говорящие, как лающие собаки, не страшны, страшен молчащий, потому что неизвестно, что он сделает при следующем движении.

Телевидение транслировало заседания съездов народных депутатов. Заседание транслировалось ночью в записи. Как-то он вышел из коттеджа и увидел, что в домах светятся окна. Деревенские, как и он, пытались понять, к чему приведут все эти споры. Депутаты требовали отменить пятую статью Конституции о руководящей роли Коммунистической партии.

— А что будет, если отменят? — спросил он Татьяну.

— Все вздохнут с облегчением. Не надо будет выполнять решения нескольких идиотов только потому, что они объединились.

— Их не несколько, а восемнадцать миллионов, — не согласился он. — И они всюду. От жилищно-коммунальной конторы до ЦК партии — всюду есть первичные партийные организации.

— А почему ты говоришь «их», а не «нас», ты же член этой партии!

— Поправляюсь. Нас восемнадцать миллионов.

— На самом деле этой бандой руководят несколько сотен партийных функционеров. Они воры в законе, остальные — шестерки, совсем как в лагере. Как только эта банда перестанет решать, кого назначать, кого снимать, кого наказывать, а кого миловать, из нее эти миллионы выйдут. А зачем в ней быть, если не потребуется ее рекомендаций. Если ты хороший работник, то тебя назначат главным механиком и без рекомендации парткома. А учитывая, что эта самая партия была во главе всех репрессий, когда миллионы людей погибли в концлагерях, состоять в этой партии будет стыдно.

В такие прогнозы он не верил, но что-то происходило, он пока не мог понять этих тектонических толчков. Почему-то не было интриги вокруг его назначения, никто не боролся за место заведующего в райкоме. И он решил оттянуть решение о переходе на работу в райком.

Прошла очередная неделя, и он снова встретил Татьяну на перроне и привез к себе.

— Сейчас поставлю разогреть бифштексы, — сказал он.

— Потом, — ответила Татьяна. — Вначале в постель. Мне стыдно в этом признаться, но я всю неделю об этом думала.

Потом они пили пиво, которое привезла Татьяна, и ели бифштексы.

— Мне надо принимать решение, — сказал он. — Райком настаивает, чтобы я принял отдел.

— Пошли их подальше, — посоветовала Татьяна.

— Не могу. Они найдут способ прижать меня.

— Каким образом?

— Способов много. За то, например, что у совхоза полулегальная станция технического обслуживания автомобилей, а на ней начальник я.

— Тогда иди работать в райком.

— Но ты же уверена, что это скоро развалится?

— Я уверена, ты не уверен. Развалится — вернешься в механики.

— Наверное, я перееду в другое место.

— Куда?

— В какой-нибудь подмосковный городок. В городе для механика всегда хватает работы.

— А зачем в какой-то город? — спросила Татьяна. — Тогда уж лучше перебирайся в Москву. Мне к тебе будет ближе ездить.

— В Москве нужна прописка.

— Устроим тебе фиктивный брак.

— А почему фиктивный? — спросил он. — Ты за меня замуж не пойдешь?

— Ты что, серьезно?

— Серьезно.

— Я же старше тебя на двенадцать лет.

— Для меня это не имеет никакого значения.

— Сейчас не имеет…

— А для меня главное, что сейчас…

Он для себя просчитал несколько вариантов. Регистрируя брак с Татьяной, он получает московскую прописку. Если у них сложится семейная жизнь, то будут жить, как все семьи. Если произойдет разлад и он вынужден будет уйти, то купит кооперативную квартиру на свои сбережения. Перед тем как вносить деньги за квартиру, он разведется с Татьяной, потому что жена имеет право на все нажитое при совместной жизни имущество, по этому поводу он проконсультировался с юристом.

— Значит, для тебя главное, что сейчас, — повторила Татьяна, посмотрела на него, отвела глаза, снова посмотрела. Она напоминала ему мышь перед мышеловкой. Однажды он видел, как мышь застыла перед мышеловкой, поставленной на чердаке отцом, и так же смотрела на кусочек сала, смотрела и отводила глаза, и снова смотрела. Она два раза отходила и снова возвращалась, на третий раз все-таки решилась, и взведенная пружина ударила по ней, закрыв заслонку для отхода.

У них с Татьяной установились вроде бы абсолютно откровенные отношения. Но он ей многого не рассказывал и не знал, много или мало она не рассказывает о себе.

— А что, — наконец ответила Татьяна. — Я бы попробовала. Ничего же не теряем, кроме этого замечательного коттеджа. Не получится — разведемся.

Он не ожидал такого быстрого и такого точного ответа и еще не продумал, как они будут жить вместе. По-видимому, он затянул паузу. Татьяна, истолковав ее по-своему, сказала:

— Если ты об Ольге, то с нею проблем не будет. Ты ей понравился.

То, что с Ольгой будут проблемы, он не знал, но предчувствовал. Девочки растут быстро. В соседнем коттедже жила семья главного бухгалтера. Когда он приехал в совхоз на студенческую практику, старшая дочь была школьницей, а теперь превратилась в здоровую тетеху с двумя детьми. Уже через три года Ольга может выйти замуж, а через четыре года он станет дедом в свои тридцать с небольшим лет. Эту ситуацию он додумывать не хотел.

Он отвез Татьяну в Москву на машине, но домой к ним не зашел, да и Татьяна не особенно настаивала, ей самой, наверное, необходимо было разобраться в той ситуации, в которой она могла оказаться в ближайшие дни.

Вероятно, он сделал предпоследний шаг, чтобы осуществить цель, к которой он шел непрерывно с тех самых пор, когда двенадцатилетним школьником побывал в Москве в квартире отца Татьяны. Мальчик тогда сказал, что будет жить в Москве и женится на Татьяне или на похожей на нее женщине. Когда это случится, он не знал, но то, что не упустит ни малейшей возможности, если такая представится, он знал и помнил всегда.

Он и в институт поступая, выбрал факультет, где мог получить профессию, которая давала бы возможность работать в городе. Только через много лет он понял, что городу требуются все существующие на земле профессии. Он и стажировки добивался именно в подмосковный совхоз, чтобы вблизи лучше понять пути проникновения в Москву.

Окончив институт, он попытался устроиться на главный конвейер автомобильного завода рабочим-лимитчиком, полагая, что хорошей работой и знаниями обратит на себя внимание и займет полагающуюся ему инженерную должность. Но для этого требовалась поддельная трудовая книжка, а он всегда был законопослушным и не рискнул пойти на подделку. Он всегда делал то, что положено, он и улицу переходил только на зеленый свет светофора, коренные москвичи перебегали улицу при запрещающем красном, надеясь на свой годами выработанный расчет проскочить за доли секунды перед радиатором не снижающего скорости автомобиля.