Женская собственность. Сборник - Валентин Черных

— Когда я вас пристрелю, на обрезе будут отпечатки ваших пальчиков. Кому поверят? Мне! Я нормальный инженер, работающий в министерстве, член коммунистической партии, а вы местная шелупонь.

Вдалеке, в конце улицы начала подвывать сирена милицейского автомобиля.

— Поговорим в следующий раз. — Нападающие спрятали заточки и направились к дыре в заборе.

— Стоять! — приказал он. — Будем ждать милицию.

— Давай разойдемся по-мирному, — теперь уже упрашивали его перепуганные нападающие.

— Сегодня разойдемся, — согласился он. — Но если что, я вызову своих областных!

Он знал, что областные для москвичей стали более опасными, чем московские группировки. Конечно, он блефовал. Но потом, анализируя эту ситуацию, он понял, что мог выстрелить, и его посадили бы в тюрьму на следующий день, и тогда зачем все эти многолетние старания, чтобы попасть и закрепиться в Москве.

Некоторое время он боялся, что на него напишут анонимку о незаконном хранении оружия, опытному оперативнику потребуется не больше получаса, чтобы обнаружить обрез. Он обернул обрез в пленку, смазал солидолом и закопал под площадкой для контейнеров с мусором, где не проходили ни трубы, ни телефонные кабели.

Через неделю новый владелец мастерской сказал ему:

— Уходи…

— На тебя нажали? — спросил он.

— У них сила…

Он зашел в райком партии к заведующему административным отделом, который отвечал за подбор кадров в милицию, и рассказал почти всю правду, не упомянув только об обрезе и стрельбе.

— Теперь главная сила в районе бандиты? — спросил он.

— Все жалуются, а никто в милицию идти работать не хочет. Вот ты пойдешь?

— Я бы пошел, — ответил он. — Но сами видите, в стране еды не хватает, а я сельское хозяйство обслуживаю.

— Тоже верно, — согласился заведующий и пообещал: — Разберемся.

— Мне написать заявление с изложением фактов? — спросил он.

— Не надо.

— А может быть, мне написать заявление в городское управление внутренних дел или сразу в МВД? Может, районная милиция прикрывает бандитов?

— Никому и ничего писать не надо, — сказал заведующий. — До конца недели разберемся.

Он знал, что любое руководство и в совхозе, и в районе не любило, когда писали заявления. Заявления оставались, регистрировались и потом рассматривались как недостатки в работе администрации.

Через два дня он узнал, что гараж отказал в аренде первому владельцу мастерской, и он вывозит из бокса свое оборудование. А когда он возвращался с работы в метро, к нему подсел сорокалетний сухопарый мужчина в новом костюме, новых ботинках, новом галстуке, новой, ни разу не стиранной сорочке. По взгляду, по полному отсутствию малейшей жировой прослойки он понял, что этот во всем новом — недавно из заключения, в совхоз часто приходили устраиваться на работу похожие на него недавние заключенные.

— Ты чего залупился на быков? Мог бы и без этого хипежа поговорить с пастухом.

— А кто пастух?

— Я, — ответил бывший заключенный. — Возвращайся в мастерскую. Если будут проблемы, ты всегда можешь найти меня на рынке у метро, спросишь у галантерейщика из палатки.

— А кого спросить?

— ППШ. Кликуха такая. А по жизни я Павел Петрович Шмыров. Будь здоров.

— Ты тоже.

Он вернулся в мастерскую. Зарабатывал он в те годы много, но много уходило и на латание прорех в новой семье. Перед зимой выяснилось, что у Татьяны и Ольги чиненые-перечиненые зимние сапоги, немодные и холодные. Он заказал клиенту, и тот ему достал в три раза дороже, чем они стоили бы в магазине, но в магазинах сапог не было. Ольга выросла из своего пальто. Ему в мастерской предложили почти новую дубленку, длинную, модную. Он знал, что Татьяне дубленка будет узковата, но подойдет Ольге, и он купил. Вечером Татьяна вышла к соседке. Ольга обняла его и поцеловала.

— Спасибо, папа, — сказала она.

— Я тебе отчим.

— А как может отблагодарить взрослая падчерица молодого отчима? Хочешь, я тебе отдамся?

— Как говорится, не гневи бога.

— Я думаю, лучше отдаться тебе, чем прыщавому юнцу. Ты ведь умелый. Судя по тому, как вскрикивает мать, ей нравится спать с тобою.

Он не рассказал об этом разговоре Татьяне и потом пожалел об этом.

Обычно он возвращался домой после десяти вечера. Но иногда, когда было много работы, он приходил за полночь. Татьяна и Ольга уже спали, приготовленная еда стояла на плите.

Он ставил еду на небольшой огонь и шел в душ. Однажды, стоя под душем, он скорее почувствовал, чем услышал, что в ванную вошли. Он обернулся и увидел Ольгу. Она рассматривала его.

— Пошла вон, — сказал он почему-то шепотом.

— Я же только смотрю, — так же шепотом ответила Ольга.

— И тебе не стыдно? — спросил он.

— Мне не стыдно. А тебе? — спросила Ольга.

— А если бы я зашел в ванную, когда ты мылась? — спросил он.

— Заходи, — ответила Ольга. — Мне скрывать нечего. У меня все в порядке. Если говорить о размерах, то у меня самая большая грудь в классе. Есть что показать!

— Мать встала! — сказал он.

Ольга мгновенно выскользнула из ванной и быстро прошлепала босыми ногами в свою комнату.

На следующий день он поставил новую щеколду в дверь ванной комнаты вместо старой разболтавшейся, которую он давно уже собирался сменить.

Вход в комнату Ольги был из кухни. Обеденный стол стоял так, что просматривалась большая часть ее комнаты.

Он, как обычно, пришел после десяти вечера. Татьяна быстро сварила ему пельмени и вернулась к телевизору смотреть заседание съезда народных депутатов.

В Тбилиси солдаты били саперными лопатками демонстрантов. Были убитые и раненые. Депутаты требовали разбирательства. Требовали ответа Горбачева. Генеральный секретарь оправдывался, говорил, что ничего не знал о применении силы военными.

Не знал секретарь и того, что псковские десантники штурмовали Вильнюсский телецентр. Раньше не рискнули бы и спросить, теперь спрашивали. Приходилось отвечать и даже оправдываться.

А ведь он вступал в партию, потому что хотел присоединиться к силе, которая никого не боялась и ни перед кем не отчитывалась.

— Они отдали приказ убивать людей! — возмущалась Татьяна.

Может быть, и не было приказа бить, вернее, рубить саперными лопатками. Может быть, солдаты засиделись в закрытых гарнизонах. Их вывезли, и если молодые грузины кричали им нечто оскорбительное, могли ответить и лопатками, потому что саперная лопатка — их штатное оружие. Так его, во всяком случае, учили на военных сборах. Везде ведь есть закомплексованные идиоты, которые особенно смелы в толпе. Он пытался найти оправдание, но оправдывать было трудно, когда восемнадцать убитых и среди них юные парни и девушки. Теперь вся Грузия требовала выхода из состава Советского Союза. До этого, конечно, не допустят. Если разрешить одной, выйдут, пожалуй, все.

— И выйдут! — говорила Татьяна. — Зачем им это государство и этот строй, который держится на штыках.

— Пока на саперных лопатках, — поправил он и пошел в кухню взять бутылку пива.

Ольга стояла перед зеркалом голая. Она поворачивалась, будто давала ему возможность рассмотреть себя получше.

Надо поговорить с Татьяной, в очередной раз решил он, но ему нравилось рассматривать Ольгу, которая напоминала ту юную Татьяну, какой он увидел ее впервые двенадцатилетним мальчиком.

Наверное, Ольга это чувствовала. Теперь, когда он возвращался из гаража, садился ужинать и Татьяна, подав ему еду, возвращалась к телевизору, Ольга, совсем голая, проходила мимо него в ванную и всегда спрашивала, не ожидая ответа:

— Правда, у меня классная попка?

Или:

— У меня грудь больше, чем у матери.

В тот вечер, когда он решился поговорить с Татьяной о странном поведении Ольги, случилось то, чего он опасался. Если Ольга провоцировала его, она могла провоцировать и других.

Раздался телефонный звонок. Татьяна сняла трубку.

— Да. Она моя дочь… Да… Я сейчас приеду.

Татьяна положила телефонную трубку, и он впервые в жизни увидел, как может мгновенно бледнеть женщина.

— Что случилось? — спросил он.

— Мне надо съездить в одно место. Я скоро вернусь. — Татьяна встала и упала бы, если бы он не успел ее подхватить.

— Успокойся, — сказал он. — Машина во дворе. Я тебя отвезу.

Он достал валерьянку.

— Лучше валокордин, — попросила Татьяна. — Сорок капель.

Он накапал сорок капель.

— Случилось что-то с Ольгой? — спросил он.

— Да, случилось. Ольгу изнасиловали. Трое. Двоих уже задержали. Меня просят приехать.

…В милиции он сидел в коридоре на деревянном диване, которые, вероятно, изготавливали специально для милиций, судов, прокуратуры. Легче мыть, да и поскоблить можно, если облюют.