Женская собственность. Сборник - Валентин Черных

— Вроде бы да.

— Я не женат, не содержу твою мать, не видел ее почти шестнадцать лет, следовательно, я не любовник.

— Очень жаль, — сказала Ольга. — Мне показалось, что ты нравишься матери. А она тебе нравится?

— Нравится.

— А я?

— И ты тоже.

— Скажи без «тоже»: ты мне нравишься.

— Ты мне нравишься.

— Тогда я, успокоенная и счастливая, пошла в школу.

===

— Поехали к моей подруге! — предложила Татьяна.

— Она вряд ли уже вернулась с работы домой.

— Она в простое.

— Не очень понятно.

— В кино есть такой термин. Когда человек закончил работу на одном фильме и не начал работать на другом.

— И в это время ему платят зарплату?

— Сто процентов три месяца, полгода шестьдесят процентов, потом ничего не платят.

— А потом требуют, чтобы устроился на работу?

— Не требуют.

— Значит, человек становится безработным?

— Да.

— У нас в стране нет безработицы.

— У нас в стране есть все.

— А на какие средства она живет?

— На средства своего любовника.

Подруга жила в Столешниковом переулке в четырехэтажном доме без лифта.

— Бывший бордель, — пояснила Татьяна. — Внизу в зале сидели девочки. Их выбирали и поднимались в номера.

— А где зал?

— Где магазин «Фрукты-овощи». Отгородили и сделали отдельный вход и выход для завоза овощей.

— А номера переделали в квартиры? — спросил он.

— Еще чего! После революции из номеров выселили проституток и поселили пролетариев, ничего не переделывая. В номерах были раковины с водопроводной водой и керосинки, девочки грели воду, чтобы подмыться. Раковины остались. Из двух номеров сделали общую кухню и провели газ. Туалет тоже общий, в конце коридора.

Он знал, что в Москве многие жили в коммунальных квартирах, но в коммуналке никогда не был: работая в совхозе, он так и не завел московских знакомых.

Судя по количеству звонков, в квартире жило семь семей. Татьяна позвонила пять раз, и они стали ждать. Наконец раздался стук каблуков женских туфель, дверь открылась, и они вошли. Горели только две лампочки — в начале и конце коридора, поэтому он не успел рассмотреть подругу Татьяны. Она шла впереди, он отметил ее замечательную фигуру. В комнате стояла двуспальная кровать, огромный шкаф, огромный диван, огромный стол с несколькими стульями, от этого комната напоминала большое купе поезда, пространства хватало, чтобы дойти от двери до окна, развернуться, вернуться к двери, ни на сантиметр не отклоняясь в сторону.

— Садись, сынок, — сказала подруга и представилась: — Маруся!

Голос у нее оказался прокуренным, голубые глаза были в окружении мелкой сетки морщин. Она делилась как бы на две неравные половины. Фигура молодой, может быть, юной женщины, а лицо с бледной кожей — пожилой и, по-видимому, не очень здоровой.

— Что будем пить? — спросила Маруся. — Чай или водку?

— Лучше чай, — попросил он. — В ночь я сажусь за руль.

— Ты шофер? — спросила Маруся.

— Он старший механик, — ответила за него Татьяна.

— Значит, когда-нибудь станет генеральным механиком, — сказала Маруся.

Однако юмор у вас одинаковый, подумал он тогда.

— Ты ему про нашего мужа рассказала? — спросила Маруся.

— Я ему ничего не рассказывала, — ответила Татьяна.

— Тогда сейчас расскажу, — пообещала Маруся. — Пока он не пришел. — И спросила: — Ты меня ведь пожалел, когда увидел?

— А почему я должен жалеть?

— А потому что у тебя на лице было написано: боже, какая она старая!

— Неправда! Когда вы шли впереди…

— Согласна. По заднице я тяну на двадцать пять, а по лицу — на пятьдесят.

— Меньше. На сорок пять.

— Ты его научи, — попросила Маруся Татьяну. — Что женщине надо льстить грубо. Что тебе стоило сказать, что я выгляжу на сорок, хотя мне сорок четыре.

Маруся заварила чай, выставила в вазочке свежую пастилу.

— А теперь послушай меня, — попросила она. — Сейчас придет мой муж. Мы официально не зарегистрированы, но он очень настаивает, чтобы все было по закону о браке и семье. Моя семейная жизнь — а он настаивает, что у нас семейная жизнь, — началась в конце лета этого года. Я возвращалась вечером от подруги тоже с «Мосфильма», днем мы получили последние простойные деньги, выпили по этому поводу, и мне не хотелось думать, что будет завтра, вернее, недели через две, когда закончатся эти деньги. Вдруг я услышала, что меня явно догоняют, первый час ночи, в переходе никого, поэтому шаги хорошо слышны. Оглянулась, вижу — мальчик, я думала, ему лет семнадцать. Он догонял, обозревая меня сзади, думая, наверное, что мне двадцать. Но надо отдать ему должное. Увидев мою рожу, он не сбежал. И предложил довести меня до дома. Поздний час, мало ли что! За мою жизнь меня вот так провожали раз восемьсот, и всегда начиналось с одного и того же:

— Может быть, угостите чашечкой кофе?

Или:

— Очень жарко, не пожалейте стакана холодной воды.

Или:

— Очень холодно. Я был бы вам благодарен за стакан горячего чая.

Мы попили кофе, он сидит, молчит, но не уходит. Я его спрашиваю:

— Хочешь остаться, что ли?

— Хочу.

Постелила ему на раскладушке, он, естественно, перебрался на мою кровать. На следующий день переехал ко мне с вещами. Он требует, чтобы мы зарегистрировали наш брак. Может, ты попробуешь его отговорить?

— Еще чего! — сказала Татьяна. — Тебе когда в последний раз предлагали выйти замуж?

— Замуж — лет десять назад, а переспать — через день!

— Поживи замужней женщиной. А разводиться тоже интересное дело.

И тут пришел муж, который оказался маленьким, щуплым и выглядел школьником старших классов. Наверное, его мать была моложе его будущей жены.

Муж вымыл руки и сел за стол. Ему подали жареную рыбу, селедку в винном соусе и графинчик водки. Он отпил половину графинчика, наверное, выпил бы и больше, но графинчик убрали со стола.

— Пойдем покурим, — предложил муж.

Он не курил, но, помня, что обещал женщинам поговорить с ним, тоже вышел на лестничную площадку.

— Ты думаешь, я ей кто? — спросил муж.

— Муж.

— Тебе, значит, рассказали. Некоторые меня принимают за ее сына. А Машка, когда мы ходим по гостям, представляет меня как своего племянника. Стесняется, дура! Радовалась бы и гордилась, что в нее влюбился такой молодой!

— А ты влюбился? — спросил он.

— И влюбился, и она решила одну мою проблему. Конечно, я, как и все мальчики, лет с двенадцати поглядывал на девочек. Но в интимную близость с женщиной мне удалось вступить только на третьем курсе, два года назад. И опозорился. Старшие парни меня утешали, мол, со всеми так бывает в первый раз от волнения. Я через некоторое время попробовал с другой — и то же самое. Больше я не пытался, в общежитии слухи быстро распространяются. Я, конечно, приуныл. И тут встречаю ее. Я был немного поддатым. Иду сзади. Вижу, замечательная талия, замечательная попка. Обгоняю. И вижу — не старая, но и не молодая. И решил, попробую еще раз! А если и не получится, не так уж и стыдно. Взрослая, все поймет. Напрашиваюсь на чай. Остаюсь. То же самое. Она погладила, нажала, где надо, и у меня стал так торчать, что я ее пять раз за ночь. Утром она позвонила на студию, сказала, что заболела, и стала отсыпаться.

Я ведь экспериментатор по профессии. Договорился с той, первой, с которой у меня ничего не получилось. Опять полный обвал. Возвращаюсь к Машке, у меня снова торчит пять раз за ночь. И я решил жениться на ней.

— А жениться надо обязательно?

— Конечно обязательно. Ей сорок четыре. Она стареет. А вдруг ей встретится какой-нибудь старпер лет пятидесяти пяти и предложит выйти замуж? Ведь выйдет. Взрослый мужик при должности и деньгах для женщины — опора. Я ее не хочу упускать.

— А ты попробуй еще раз с другими, а вдруг получится.

— Некогда мне пробовать. Я на космос работаю.

А может, он сумасшедший, подумал он тогда и решил этим поделиться с Татьяной.

— И ты не веришь, — сказал муж. — Я же вижу. Все ко мне так присматриваются, когда я про космос говорю. А в этом нет ничего особенного. Я в прошлом году закончил Бауманское высшее техническое. Из наших выпускников — половина бортинженеров на космических кораблях. Меня приметили еще на третьем курсе. Я уже два года работаю в КБ по пилотируемым космическим кораблям. С девяти утра я в КБ, в десять вечера дома. Машка меня устраивает. И готовит хорошо, и в постели лучше всех.

— С другими теперь уже получается?

— Уже получается, но малоинтересны. Все как бревна.

— А ты не хочешь, чтобы у тебя были дети?

— Конечно хочу. Мы с Машкой обсудили и этот вопрос. Можно усыновить, но она согласна, чтобы я пошел и на обман.

— Кого?

— Еще не знаю. Но кто-нибудь подвернется. Я пообещаю жениться, она мне даст, забеременеет, родит. Я, конечно, помогаю материально и воспитываю сына или дочь в нужном духе. Машка вообще удивительная женщина. Она говорит, что если мне попадется интеллигентная женщина, которая сможет не только родить, но и воспитать по-настоящему, то она отпустит меня жить с нею и детьми. В этом случае я не буду платить алименты двадцать пять процентов, потому что Маруся считает, ей будет достаточно десяти процентов к ее пенсии.