Жаклин - Джеффри Вентура

Словно затем, чтобы показать, что она не дает спуску недругам, Джеки позволила себе произвести последний залп по Трумену Капоте. В романе «Одного раза недостаточно» она описывает литературный коктейль, во время которого романтического героя, писателя с железными кулаками Тома Кольта, осаждает «коротышка, который пять лет назад выпустил бестселлер. Потом он сделал карьеру, участвуя в разных ток-шоу, не обходил и многочисленные приемы, в результате чего окончательно спился. Положив пухлую ладонь на руку Тома Кольта, писатель пропищал:

– Я прочел все ваши книги, – он причмокнул губами и закатил глаза, – и восхищен вашей работой! Будьте осторожны, не дайте телевизионщикам захомутать себя».

Том отделывается от «писателя-коротышки» с помощью двух хорошеньких журналисток.

«Том подхватил опешивших девушек под руки и потащил к выходу.

– Не знаю, кто вы такие, но вы очень кстати подвернулись. Я подыхал от скуки».

И это все о Трумене Капоте.

В одном интервью Джеки позволила спровоцировать себя на довольно рискованное заявление. Участвуя вместе с ней в лос-анджелесской радиопередаче «Форум», Дик Спенглер выстрелил в Джеки следующей фразой: «Мисс Сьюзен, о вас говорят, что вы не столько хороший, сколько хорошо раскупаемый писатель». И тут Джеки превзошла самое себя по части сравнений: «Много лет назад Шекспира тоже считали всего лишь создателем мыльных опер своего времени».

Выпустив таким образом пар, она немного остыла и вернулась к не столь вызывающим примерам: «Золя называли больше журналистом, чем писателем. Все течет, все меняется. Я вот считаю, что Джеймс Джойс невероятно скучен. Его „Улисс“ – сплошное занудство. А такие писатели, как Гарольд Роббинс и Ирвинг Уоллес, вдохнули в американский роман новую жизнь, придали ему новое очарование, в увлекательной форме рассказывая о жизни. Вот он, магистральный путь современного романа. Набоков и я – писатели одного уровня, просто я лучше».

Если оставить в стороне полемический задор, на самом деле Джеки умела уважать и восхищаться другими писателями. Эти эскапады были обусловлены непрекращающимися атаками на ее собственное творчество. По-видимому, даже ее пресловутое негативное отношение к Джеймсу Джойсу и Генри Джеймсу было не слишком искренним. Выступая в программе Барбары Уолтерс «Не только для женщин» вместе с Куртом Воннегутом, Алексом Камфортом и Кристофером Леманом-Хауптом, Джеки сказала Воннегуту: «Я ваша поклонница номер один. Люди считают нас врагами. Они ошибаются».

Она охотно говорила о писателях, оказавших на нее влияние, при этом не забывая подчеркивать, что все они были гонимы критиками. «Золя оказал на меня огромное влияние, даже большее, чем О'Нил. Его тоже травили и говорили, будто он заботится только о выгоде. Однажды он сказал одну совершенно меня поразившую вещь: „Литература – это высшая форма человеческого общения. Писатель творит для людей, испытывая потребность быть понятым ими“». Джеки, по-видимому, всерьез считала, что чем успешнее расходятся ее книги, тем выше ее писательское мастерство: «Мне никогда не сравняться с Диккенсом. Впрочем, в свое время и Диккенсу отказывали в признании».

«Я пишу о своем времени. Если вас интересует, что представляли из себя сороковые, пятидесятые и шестидесятые годы, прочтите „Долину кукол“. Хотите узнать о мышиной возне на телевидении – читайте „Машину любви“».

Джеки нередко выступала в защиту Ирвинга Уоллеса, Гарольда Роббинса и других авторов бестселлеров, когда на них нападали в прессе. Ее приводили в бешенство малюсенькие заметочки о них на последней странице «Нью-Йорк таймс бук ревью», в то время как имя Джойс Кэрол Оутс красовалось на первой странице. «Она штампует каждые три дня по роману, – осуждающе заявляла Джеки. – Крупное произведение, на которое уходит меньше трех лет, – откровенная халтура».

Она неустанно подчеркивала, что между ней и Гарольдом Роббинсом нет никакого соперничества: «Моне боготворил Ван Гога». На этот раз Джеки прибегла к сравнению из области живописи. Ей также доставляло удовольствие называть телеведущего Джеймса Обри «Гертрудой Стайн по отношению к авторам бестселлеров», потому что он время от времени находил для них доброе слово.

Несмотря на всю свою браваду, Джеки не могла полностью отделаться от мысли, что, возможно, критики правы и ее романы не так уж хороши. Нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что такой гений рекламы, как Ирвинг, мог продать все, что угодно. Джеки нуждалась в том, чтобы ее погладили по головке, сказали, что она – настоящий писатель, а не ловкий фокусник. «Мы не гонимся за деньгами, – объяснял Ирвинг, – хотя с ними и легче дышать. Но главное для нас – статус и удовлетворенная гордость».

«Я пишу не ради куска хлеба, – добавляла Джеки. – После „Машины любви“ я обеспечила себя на всю жизнь. Теперь я ищу признания».

Именно эта потребность признания лежала в основе бесчисленных рекламных мероприятий, изнурительного восемнадцатичасового рабочего дня, переездов и перелетов, выстраивания в книжных магазинах. Джеки прежде всего нуждалась в подтверждении общественной значимости своей работы.

Наконец в 1969 году для этого представилась возможность. Писатель и режиссер Мартин Чарнин запустил телесериал специально для известной актрисы Энн Бэнкрофт. Это были коротенькие новеллы, повествующие о женщинах и их отношениях с мужчинами: мужьями, любовниками, боссами, а также детьми. Чарнин просил писателей давать ему материал. Разумеется, в первую очередь его интересовали писательницы. И первой, кто пришла ему на ум, оказалась Джеки.

Апартаменты Мэнсфилдов находились в двух шагах от офиса Чарнина – стоило завернуть за угол. «Я часто сталкивался с ними на улице, и мы обменивались парочкой фраз о том о сем. Но по-настоящему я не был с ними знаком. Когда же я позвонил и спросил, не заинтересует ли Джеки мое предложение – сочинить маленький скетч для телесериала, – она проявила к этому живой интерес. Но беда в том, что ей нужно было срочно лететь в Лос-Анджелес. Я и сам собирался в Калифорнию, так что мы условились встретиться в отеле „Беверли Хиллз“. Ситуация, когда двум знаменитостям, живущим по соседству в Нью-Йорке, понадобилось ехать в Голливуд, чтобы как следует познакомиться, немало позабавила Чарнина. „В Лос-Анджелесе я сразу с поезда отправился в отель. Джеки с Ирвингом были в бассейне. Там пахло кремом для загара. Оба наслаждались плаванием и успели изрядно загореть“. Чарнин, с бледным лицом, парился в своем черном свитере, надетом под пиджак. Он объяснил Джеки концепцию сериала, и она не только одобрила, но и, не сходя с места, подкинула парочку идей». «Джеки показалась мне живым воплощением матери-природы, – рассказывал Чарнин, – открытой и жизнерадостной, всегда готовой прийти на помощь. С ней было удивительно легко, и мы быстро достигли взаимопонимания».