Жаркие ночи - Эми Эндрюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом задумалась о Люке. О том, как пассивно лежала, а он вводил ее в восхитительный хаос чувств, доводил до оргазма руками и языком. Вернулось знакомое покалывание, она повернулась на бок, сдвинув бедра, чтобы облегчить боль.
Наверное, тело как-то узнало, почувствовало, что он рядом, в соседней комнате, или, может быть, это был аромат секса, заполнивший все вокруг. У нее не было времени принять душ сегодня утром, и она ощущала на себе его аромат весь день, мужской и вездесущий.
Она весь день была наполовину погружена в себя.
Конечно, можно было принять душ, когда зашла в свою комнату, чтобы переодеться в униформу, но она упрямо не хотела смывать запах Люка, чтобы чувствовать его дольше.
А как она наслаждалась улыбками, которые он посылал ей, всякий раз встречаясь с ней взглядами. Уж эти непристойные улыбки, которые говорят: «Я знаю, как ты выглядишь голой и как выкрикиваешь мое имя».
Она хотела наслаждаться каждым мгновением, потому что сегодня, готовя «Тропикану» к открытию и наблюдая за тем, как он полдня говорил по телефону, поняла, что принадлежит курорту, а его жизнь сосредоточена на другом краю света.
И что бы там ни случилось между ними, она не должна забывать об этом.
Итак, она его любит. Это стало и не стало открытием. Она всегда любила его. Но сейчас впервые призналась в этом самой себе. Она не собиралась лететь в другое полушарие ради парня, который ее не любит. Разведенного трудоголика, чья карьера главнее всего. Парня, который не намерен позволять одурачить себя снова.
А если он любит ее и попросит поехать с ним?
Лучше не строить воздушных замков. Они еще не говорили о том, что произошло, вообще ничего личного за весь день. Может быть, еще не время, но сейчас она знала: ей остается довольствоваться только запахом, навевавшим воспоминания.
Стук в дверь минутой позже удивил чрезвычайно, она вскочила с кровати с забившимся сердцем. Последнее, что она сейчас хотела, — оказаться в горизонтальном положении перед Люком.
— Входи.
— Эй.
Они оба улыбнулись, вспомнив, как в прошлый раз договорились стучаться, голые, в объятиях друг друга, в номере отеля в Кэрнсе. Правда, с осознанием того, что эта мысль пришла к обоим, улыбка стала таять на лицах.
— Я подумал, что, вероятно, нам надо поговорить, — сказал Люк.
— Да, наверное.
— Почему так неуверенно?
— В данный момент отрицание выглядело бы лучше всего.
Люк засмеялся:
— Тоже вариант.
Клаудия тоже засмеялась, довольная, что напряжение разрядилось.
— Хочешь пива?
— Конечно, спасибо.
Клаудия была рада делать что-то руками, не осуществляя вариант «А», иначе говоря, обнимая его. На нем опять были шорты для серфинга и футболка, и Клаудия задумалась, насколько он доступен в них. Она вытащила из мини-бара запотевшую бутылку и протянула ему, потом налила себе стакан вина.
Одно из преимуществ начальника — бесплатный мини-бар.
В другом случае она бы чокнулась с ним, но сейчас лучше держать дистанцию. Сделав глоток, она откинулась на спинку скамьи.
— Итак, что нас ждет дальше?
Люк пожал плечами:
— Часть меня хотела бы, чтобы мы приняли то, что случилось, как данность, и двинулись вперед. И никогда больше не говорили об этом. Никогда не попадали бы в подобную ситуацию.
Клаудия вздохнула, его слова резали по живому, а желание двигаться вперед причиняло боль. Хотя она и боролась с искушением строить воздушные замки, все равно строила. Воображала, что он скажет: «Я бросаю Лондон ради тебя». Но понимала, что это единственный выход для людей с разными жизненными целями.
— Вероятно, это самое мудрое решение.
Люк кивнул:
— Мудрое. Именно.
Она чувствовала, что его сердце не согласно с этим, и в ней зажглась искорка надежды.
— А что насчет твоей другой части?
Люк сделал большой глоток пива. Ей так не хотелось знать о той, другой его части.
— Предпочитаю не прислушиваться к ней.
Явная ложь. Это его бунтующая половина, посылающая подальше все условности. Творческая половина, сделавшая его талантливым специалистом в мире рекламы, формулировавшая новые неожиданные идеи, которые сводили с ума клиентов.
Он всегда полагался на нее. Но не в этот раз.
Клаудия наморщила нос. Она не была фанаткой первого варианта, поэтому пыталась придумать еще что-нибудь.
— Думаю, нужно проголосовать.
— О нет, — покачал головой Люк. — Это определенно не повод для голосования.
— Правда? Почему?
— Потому что та половина хочет сорвать с тебя униформу и провести ночь в удовольствиях.
Клаудия замерла от того, насколько непристойное предложение может звучать столь аристократично.
— Ах.
Люк глотнул еще пива.
— Да. Ах.
У Клаудии задрожали руки, а все внутри завязалось крепким узлом. Она поставила стакан на скамью, чувствуя, что не удержит его в руках, потому что медленно теряла ощущение реальности.
— Я могла бы… подчиниться… этому решению.
Люка не нужно было приглашать дважды. Он быстро преодолел расстояние между ними, схватил ее за талию, притянул к себе и впился губами в ее губы.
И не разочаровался.
— Боже, — застонал он, скользя губами к ее щеке, глазам, ушам. — Я мечтал об этом весь день.
Клаудия приподнялась на носках, обняла его за плечи, замерев, выгнула спину, чтобы ему было удобно добраться языком в ложбинку между грудями.
— Люк, — задыхаясь от страсти, прошептала она, когда он стал вытаскивать блузку из юбки и заскользил руками выше и выше до самых грудей, сжимая и лаская их до самых кончиков, доводя до исступления. — Можем продолжить.
— Так и сделаем, — выдохнул он, возвращаясь по проторенной дорожке к груди. Он отодвинул чашечку бюстгальтера, и вырвавшийся из ее губ стон прозвучал для него как музыка. — Мы взрослые люди и можем справиться с временными вещами.
Клаудия кивнула, снова часто задышала, потому что Люк нащупал ртом ее сосок.
— О боже.
— Не хочу прерываться, — бормотал он, проводя языком вокруг сосков. — А ты хочешь?
Клаудия махнула головой:
— Нет.
Она действительно не хотела. Даже если останется раздавленной лежать на земле, все равно возьмет от него все, что только возможно.
Люк улыбался и снова выводил круги языком, возвращаясь к ее шее и губам.
— Хорошо. Как хорошо.
И снова целовал ее, долго и медленно. Смакуя каждое мгновение, наслаждаясь осознанием того, что ее поцелуи становятся частью его жизни навсегда. Перед возвращением в Кэрнс мысль о том, что женщина снова получила власть над ним, чертовски испугала его, но Клаудия права: не все женщины одинаковы, и она не Филиппа.