Служители Зла - Степан Ставрогин

– Я ценю усилия нашей экономической науки, – прогундосил президент. – Но к нашей стране нельзя подходить со стандартными, общемировыми мерками. У нас уникальный исторический опыт, во многом мы идет непроторенным путем. Что вы в общих чертах предлагаете, профессор? Только покороче, покороче.

– В нашей стране существует организация с оборотом примерно пятьдесят триллионов долларов в год. Прибыльность этой организации по отдельным направлениям достигает одной тысячи процентов годовых. В данный момент ею управляют частные лица. Доходы от национализации этого предприятия позволят нам в кратчайшие сроки выплатить национальный долг страны и влить новые капиталы в экономику страны.

– Что за чушь! – побагровел президент. – Ни у Газпрома, ни у РАО ЕЭС нет таких доходов. Что это за организация такая? И мы ее не знаем?

– Знаете, – сказал профессор. – Это – мафия.

По комнате прокатился смешок.

– Вы не первый предлагаете разделаться с мафией. Каждый министр внутренних дел, вступая на пост, клянется разделаться с ней.

– Но я же не предлагаю разделаться с ней. Я предлагаю лишь национализировать ее. То есть взять ее под государственный контроль.

– Вы что же, предлагаете, чтобы мы торговали наркотиками, заведовали убийствами и грабежами, сами ввозили в страну контрабанду, безумец вы эдакий?

– Хотим мы этого или не хотим, а рэкет, контрабанда и наркомания все равно существуют. Разве я не прав? Мы можем ловить отдельных наркокурьеров, но наркотики все равно захлестнули страну, не так ли? Мы можем возмущаться или негодовать, но преступность в нашей стране процветает. Это – самый прибыльный бизнес в мире. И, как каждый бизнес, он должен платить налоги.

– Налоги… – пробормотал президент.

– Самые обычные налоги, – подтвердил профессор Кивилиани. – И на прибыль, и подоходный, и автодорожный…

– Заставьте Мишку Косого балансы сдавать, – хохотнул шеф службы госбезопасности.

– Или Дато Чичварию заполнять налоговую декларацию! – подхватил министр внутренних дел.

– Вы – сумасшедший, профессор, – констатировал президент. – Вернее, нет, вы не сумасшедший, вы – преступник. Вам место в Бутырке.

– Ничего, ради вашего удовлетворения я готов посидеть три месяца, – согласился профессор.

– Вы можете просидеть и дольше.

– Нет, я даю вашему правительству жизни еще три месяца. На четвертый месяц произойдет обвал экономики, и к власти придут другие люди. И эти люди будут работать на Косого и на Чичварию.

Президент искоса посмотрел на Зильбермана.

– Я бы не был столь категоричным в оценках, – заявил Мойша. – В конце концов мы разрабатываем концепцию вывода страны из кризиса…

– Сколько? – спросил президент. – Я спрашиваю, сколько времени у нас осталось, по твоим оценкам.

– Ну, месяца четыре… может быть, пять…

Президент перевел глаза на профессора Кивилиани.

– Наша основная трудность заключается в том, что все всё предлагают, а никто ничего не делает. Вы видите человека, который смог бы возглавить эту работу?

Профессор помолчал, помедлил и заявил:

– Да. Это прозвучит несколько самонадеянно… да и несколько самоубийственно… Но этот человек – я.

Зигфрид очнулся в мрачном сыром подземелье. Он был связан по рукам и ногам. Осознав свое положение, он мучительно застонал. Ночной штурм городка окончился безрезультатно. Сарацины оказались готовыми к нему. Более того, когда первые штурмующие воины поднялись на стены, их встретили жуткие оборотни с оскаленными мордами вместо лиц и мохнатыми лапами. Они пустились преследовать рыцарское войско, и всю ночь продолжался жуткий и кровавый бой с нечистью. Но Зигфрид, получив удар по затылку, остался лежать на крепостной стене и оказался в плену.

Загремели засовы, заскрипела и отворилась тяжелая дверь: за пленником пришли двое воинов с копьями. Он думал, что его поведут наверх, к свету, но его заставили спускаться вниз, в еще более глубокое подземелье.

Застенок был полон народу. Отсветы адского пламени играли на сводчатом потолке. То была наглядная иллюстрация к сценам из адских мучений, о которых им, ребятишкам, на занятиях так красочно рассказывал патер Ипполитус.

Вот грешник, пытаемый огнем: прут раскаленного добела железа впивается в кожу, та горит и обугливается, страшно шипит человеческое сало, грешник кричит тонко-тонко и страшно. «За что ему такие муки?» – хочет спросить юноша, но обнаруживает что этот грешник – на самом деле английский рыцарь с двумя лежащими львами на своем гербе, отчаянный выпивоха и драчун. Больше ему не буянить.

Следующего грешника подвергают бичеванию. При каждом ударе бич из крокодиловой кожи гулко выстреливает, его хвост, унизанный медными крючками, выхватывает из спины несчастного грешника кусочки мяса. Вся его спина – сплошная кровоточащая рана.

Третьего подвесили на веревке и медленно опускают в котелок, полный шипящего масла. Он извивается, поджимает ноги, этот сладкоголосый итальянец из отряда генуэзского дожа. Его палачи хохочут и отирают тряпками вспотевшие лица.

Четвертого привязали веревкой за половой орган и начали подтягивать кверху, он отчаянно кричит и призывает на помощь всех святых, этот пожилой кретин-епископ Майнцский, благословивший их на злосчастный штурм…

Пятый грешник, шестой, двадцатый… Великий Боже, да их тут свыше сотни. Или целая тысяча?

– Триста двадцать шесть, – уточняет сидящий в кресле мужчина с бородой, в тонком парчовом халате. – И ты будешь триста двадцать седьмым.

У ног его съежилась омерзительная обезьяна в драном халате, сшитом из кусочков ткани, а на голове у нее красовалась островерхая шапка. Создание хохотнуло, подняло голову, и тогда Зигфрид понял, что это просто мерзкий и уродливый человечишко в лохмотьях.

– Шанс, о правитель, дай юнцу всего лишь шанс! – тонким хриплым голоском закричал он.

Халиф улыбнулся в бороду.

– Для того, чтобы отвратить от себя сию участь, тебе достаточно сделать только одно – плюнуть. Вот сюда.

И халиф Малик-уль-Хасан протянул ко рту юноши золотую цепь с прекрасно выполненным серебряным распятием.

Зигфрид не раз видел эту цепь во время богослужений на груди епископа Майнцского. Говорили, что самый крест вырезан из древа натурального креста Господня, и что на отливку пошли те самые тридцать серебряных денариев, за которые Его предали. Даже просто увидеть этот крест означало сподобиться благодати, прикосновение же к нему прощало два простых греха и один смертный.