За его спиной (СИ) - Зайцева Мария

— А Хазар все понял, ксати, — кивнул Каз, — потому и не лез.

— Вы знали, где я? — уточнил Бродяга, вообще не удивлённый услышанным. Чего-то подобного он и ждал, потому что не мог Хазар вот так, запросто отпустить, перестать искать. Сам бы Бродяга в такой же ситуации точно не перестал бы… Да они с Казом и были в такой же ситуации, когда вытаскивали Хазара из послезоновского загула. Могли бы плюнуть и оставить, тем более, что Хазар в то время вообще адекватностью не отличался. Злой, жесткий, как наждак, одержимый жаждой мести и яростью. Они с Казом пару раз под горячую руку его попадались, ох, и летали клочки по закоулочкам! Но что-то надо было делать, как-то тормозить бешеного зверя. Кроме них, некому было, все сразу прятались, когда черного от ярости Хазара видели… Да уж, веселое было время… Как только пережили… Но ничего, справились. И Хазар им потом, кстати, спасибо говорил, неоднократно.

И потому нет, не удивился Бродяга, что приятели были в курсе его местонахождения. Только уровень деликатности зашкаливал, несвойственный прямому, как молоток, Казу и неукротимому, как стихия, Хазару. Не полезли к нему, не стали ничего спрашивать… Просто приглядывали, словно понимали, что Бродяге отдышаться надо, в себя чуть-чуть прийти…

— А то! — усмехнулся, подтверждая догадки Бродяги, Каз, — нашли в том же месяце, как откинулся... Заценили тебя с граблями... Отлично смотрелся, кстати... Я хотел поехать рожу тебе начистить. Хазар не пустил. Сказал, тебе надо это...

Бродяга опять вспомнил, каким был сам Хазар после зоны, и кивнул, не комментируя прозорливость старшего приятеля.

— Но я, конечно, охренел, брат, — продолжал Каз, — и все ещё тебя не понимаю... Ты реально, что ли, всю жизнь собирался там плевки собирать? Зная, что тебя тут нехилый кусок бизнеса ждёт?

— Не знаю, — честно ответил Бродяга, — я просто... Черт... Не могу объяснить... Я просто не мог сюда... Мне показалось, что я только там выдыхать начал, понимаешь? И было ощущение, что, стоит вернуться, и все по кругу... А я задолбался по кругу! Не хочу!

Последние слова он буквально прорычал, сам удивляясь внезапно проявившимся эмоциям. А Каз вот совсем не удивился. Затянулся кальянным дымом, выдохнул и кивнул:

— Хазар примерно так и сказал... А ещё сказал, что перебесишься и вернёшься... Может, по братьям своим соскучишься, по жизни нормальной... А ты, гад, вообще не скучал, получается? Да? Мы тут тебя каждый день вспоминали... А ты нас? Забыл? Если бы не девка твоя, то и не маякнул бы? Знаешь, как это называется?

— Знаю, — кивнул Бродяга, — и отвечу.

Каз пристально поглядел на него, помолчал... А затем заржал. Перегнулся через столик, хлопнул Бродягу по плечу, потряс отбитой ладонью:

— Вот ты машина стал! А говорят, зона вредит здоровью...

— Это если сидеть, — усмехнулся Бродяга, — а я впахивал...

— Слушай... — Каз перестал трясти ладонью и кивнул на дом, где мирно спала рыжая кошечка Бродяги, — а оно того стоило? Аминов ведь не спустит... У него сын был единственный... И Хазар с Аминовым дела ведёт, так-то... Если этот отмор узнает, что ты у нас, то будет задница... Понятно, что тебя никто не отдаст, но геморрой ты нам принёс охерительный. И вот хотелось бы понимать, оно того стоит? А?

Бродяга прищурился на тёмное ночное небо, в котором все ещё чудились ему всполохи салюта, помедлил и коротко ответил:

— Стоит.

Глава 30

— Стоит.

Голос Бродяги прозвучал набатом в моей голове, мощно отдаваясь в ноги и заставляя колени дрожать.

Я уцепилась за ручку двери, чтоб удержаться и не упасть, закрыла глаза, смаргивая слезы.

Наверно, стоило уйти сейчас, спрятаться, пока никто не поймал меня за подслушиванием, но ноги не шли.

Я стояла, слушала бешено бьющееся в груди сердце и смотрела перед собой, ничего не видя и толком ничего не соображая.

Только одно слово, тяжелое, определяющее… Мужское.

Не слово — решение.

Почему-то именно так оно воспринималось, и нет, я не испытывала радость по поводу того, что кто-то, верней, не кто-то, а ставший очень важным, теперь уже единственно важным, человек был готов сделать все, что угодно, ради меня… Потому что не заслужила. Потому что не понимала, по какой причине. И как скоро это все закончится…

Мысль о том, что все закончится, резанула по глазам дополнительными слезами, я задохнулась в них и торопливо отошла от двери.

Назад, надо быстрее обратно в комнату…

Переварить услышанное, обдумать. Понять, как себя вести, что делать дальше.

Я отступала по коридору, практически наощупь, пока не дошла до той комнаты, где проснулась несколькими минутами ранее.

Скользнула в нее, пытаясь бесшумно прикрыть дверь, упала на кровать, ощущая, как не хватает воздуха в легких.

В голове все еще било хрипловатым голосом Бродяги: “Стоит. Стоит. Стоит…”

И что-то такое острое в груди мешало нормально вздохнуть.

Это признание, сделанное не для моих ушей, не для меня, да и, наверно, не для Каза, если уж начистоту, а для него самого, Бродяги, было дороже любых других слов, обещаний, планов.

И я задыхалась от осознания глубины его эмоций по отношению к мне…

Как-то сразу на десятый план ушло все, связанное с моим будущим, с тем, что планировалось раньше.

Я лежала, думала о том, чего хотела, к чему стремилась, и получалось, что самое мое главное желание было не получить чего-то, не добиться успеха в чем-то, а… Вырваться! Просто отец, со своим авторитетом и привычкой распоряжаться мной, как личным имуществом, давил настолько сильно, что основной целью стало именно спастись от этого давления. Убежать. Без разницы, куда, в какой город, к каким людям.

Почему-то казалось, что кто угодно будет лучше, чем папа…

Если бы не это мое внутреннее ощущение тяги к свободе, вряд ли я решилась бы, овечка безропотная, сначала сбежать в ночи из окна своей комнаты, а затем еще и кинуться просить помощи у первого встречного…

И как же мне повезло, что первым встречным, моим первым встречным, оказался именно Бродяга!

Во всем первым!

Если бы не он…

Я на секунду представила, что сейчас в комнату входит Бродяга и говорит, что все решил, что я свободна и могу ехать… Куда хочу. И поймала такую дикую паническую атаку, что опять пришлось тратить время на попытки раздышаться.

Нет-нет-нет!

Ни за что!

Не будет этого!

Он же меня не бросит? Никогда-никогда? Он же сам сказал, вот только что… Но значит ли это, что он и дальше будет рядом? Что он этого хочет? Планирует?

Я едва поборола в себе дикое желание рвануть сейчас к нему, на улицу, и, прямо на глазах у Каза, обнять своего Бродягу, поймать снова то ощущение спокойствия, безграничного, такого правильного… Нельзя, нельзя этого… Это уж совсем по-детски будет… Смешно… И без того столько от меня проблем… Еще и навязываться… Липучка… Ужас… Но так хочется, так нужно мне это сейчас…

Когда открылась дверь, и на пороге появилась огромная мрачная фигура Бродяги, меня словно вихрем сорвало с кровати.

Я, как кошка, буквально прыгнула ему на шею, уткнулась в яремную впадину, с огромным наслаждением дыша будоражащей смесью ароматов: чуть-чуть кальяна, чуть-чуть спиртного и много-много сладкого, волнующего запаха его кожи. От этого голова пошла кругом, и я сама не заметила, как начала плакать.

Пыталась остановиться, удержаться, потому что хватит уже, хватит… Но не могла.

Бродяга немного растерянно подхватил меня на руки, усадил на бедра, поддерживая под ягодицы здоровенными ладонями, принялся гудеть что-то успокаивающе.

А я слушала звуки его голоса, чувствовала все ускоряющееся биение мощного сердца и умирала от непонятного, неожиданного желания стать ближе. Еще ближе, еще! Слиться с ним, пропитаться им насквозь, чтоб никогда больше не ощущать себя одинокой.