Мой сын Далай-Лама. Рассказ матери - Дики Церинг

Потом мы на три месяца уехали в Дарджилинг. Я написала своему сыну Гьяло Тхондупу письмо с просьбой приехать в Индию, так как планировала вернуться в Тибет. Я не виделась с ним с момента его отъезда в Китай. Однажды поздно вечером, уже собираясь ко сну, я услышала, что к дверям подъехал автомобиль. Вбежала служанка и сказала, что прибыл некто, назвавшийся моим сыном. Ей он показался иностранцем. Прежде чем я успела встать, подошел сын. Я не видела его много лет, он очень изменился. Он уехал почти мальчишкой, а теперь передо мной был очень высокий мужчина. Он приехал с женой и дочерью.

Мы отправили Гьяло Тхондупа в Китай, когда ему было шестнадцать лет. Я не хотела отпускать его, ведь Китай был так далеко, и меня обуревали материнские чувства. Но муж считал, что это будет для него хорошим опытом. Сын тоже очень хотел поехать, в результате было немало семейных споров. Наконец было решено, что он все-таки поедет в Китай. У меня было предчувствие, что я долго не увижу его, и оно оказалось верным. В следующий раз я встретилась с ним, когда ему было уже около двадцати и он нашел себе в Китае жену.

Гьяло Тхондуп проводил нас в Лхасу, оставив свою семью с моей дочерью. Жена Яба Цетен Таши попрощалась с нами с выражениями глубокого почтения. Она настояла на том, чтобы я взяла ее шарф и перчатки, поскольку мы возвращались зимой и ожидалось, что дорога окажется очень холодной. Наша семья приняла решение просить убежища в Индии.

Когда Гьяло Тхондуп приехал с нами в Лхасу, он утвердился во мнении, что жизнь в Тибете более небезопасна, и начал строить планы нового отъезда. Тогда об этом не знал никто, кроме меня. До того он никогда непосредственно не встречался с коммунистами, и некоторые китайцы злобно говорили, что его следует подвергнуть перевоспитанию. Это было косвенной угрозой, и сын говорил мне, что придет время, когда китайские коммунисты постараются «убедить» его исправить свой образ мыслей. Он умолял меня вернуться в Индию, и я неохотно согласилась[13].

Перед отъездом Гьяло Тхондуп объехал все наши поместья и раздал крепостным работникам все наши запасы, заявив им, что впредь они ничем нам не обязаны. Он сжег в их присутствии все документы, определявшие их прежний статус. Примерно через три месяца он отбыл в Индию через Дунце. Для отъезда он выбрал ярмарочный день и умолял меня не сердиться на него. О его отъезде знали только мой сын Лобсанг Самтен и я. Он не сообщил Его Святейшеству о своем отъезде; по утверждению Лобсанга Самтена, если бы китайцы спросили у Его Святейшества о местонахождении брата, тот бы выдал себя румянцем стыда на лице, так как был еще очень юн.

Гьяло Тхондуп отправился в Джаюл, в Джору, а оттуда в Таванг. Ему очень помог Пемба Римши из Дикилингки, дав ему письмо для индийского пограничного поста в Таванге. Вся эта секретность была необходима, поскольку, если бы китайцы узнали о том, что он намерен уехать, они не позволили бы ему покинуть Лхасу.

Когда они прибыли в Таванг, индийского офицера на месте не было. Моего сына и его спутников заперли, а оружие отобрали. Только на следующий день приехал правительственный чиновник и принял их с огромным радушием. Мой сын велел слугам отправиться в Лхасу, поскольку сам он направлялся в Индию. Слуги упрашивали его вернуться вместе с ними, говоря, что я очень рассержусь, если его с ними не будет. Они хватали его за ноги и спрашивали, что же они скажут Его Святейшеству. Он велел им сказать мне, что у него дизентерия и что ему пришлось поехать на лечение в Индию.

К ночи слуги вернулись в Лхасу и сообщили мне, что сын не вернется. Хотя я знала об этом заранее, я притворилась, что впала в ярость, и долго рыдала, так что никто не мог заподозрить, что я была посвящена в планы бегства. Мне очень трудно плакать, и то только в случае сильного страха или принуждения. Я велела слугам передать новость Его Святейшеству и китайским официальным лицам.

Китайцы очень огорчились и отправились к Его Святейшеству в Норбулингу. Они сказали, что напишут моему сыну и попросят его вернуться. Потом они явились с утешениями ко мне. Я плакала скорее от страха, чем по какой-либо иной причине. Позже Пемба Римши сообщил мне из Дикилингки, что мой сын благополучно добрался до Индии.

10. Путешествие в Китай

В 1954 году, когда Его Святейшеству было девятнадцать лет, китайские представители в Тибете пригласили его совершить поездку по Китаю. Он попросил меня сопровождать его, полагая, что новые впечатления будут полезны мне, и я согласилась. Перед поездкой мы предложили Его Святейшеству провести несколько дней в нашей резиденции в Чангсешаре. Он никогда до этого не был в нашем доме, и для меня, как и для всего нашего семейства, это было большой честью.

Перед его приездом мы построили новую кухню и обновили подъездную дорожку на случай, если он подъедет к дому на автомобиле. К тому времени в Тибете уже появились автомобили, но в Чангсешаре их еще не было. Нам надо было заготовить продукты для Его Святейшества и всей его свиты, состоявшей из правительственных чиновников, а также для тех, кто ожидал аудиенции с ним. На нас лежала большая ответственность. Перед его отбытием в столь длительное путешествие ежедневно читались молитвы. Присутствовал весь Кашаг и многие представители знати.

После визита Его Святейшества мы начали готовиться к отъезду в Китай. Все наши расходы приняло на себя китайское правительство. Его местные представители попросили меня послать за моими детьми и внуками в Индиго, чтобы они сопровождали нас в поездке, но я опасалась за их безопасность, ведь полностью доверять китайцам было нельзя[14]. Я сделала вид, что последовала их совету, и послала к ним дворецкого, который должен был всех их навестить и тайно передать мою просьбу никуда не выезжать. Китайцы были очень довольны моим притворным согласием пойти им навстречу. Я начала готовить гардероб для внуков, сославшись на то, что у них должны быть достойные одежды для поездки в Китай. Китайцы буквально излучали восторг и удовлетворение и еще раз сказали мне, что я не должна позволять своей семье жить в чужой стране, имея в виду Индию.

Когда мой сын Гьяло Тхондуп позвонил мне и сказал, что ни он сам, ни кто-либо из членов его семьи не смогут присоединиться ко мне в моей поездке по Китаю, китайцы пришли в ярость и не пытались скрыть своего неудовольствия. Мне пришлось разыграть перед ними сцену отчаяния. Приготовленные мной одежды я раздала детям своих знакомых.

Узнав о нашем отъезде, жители Лхасы огорчились. Они знали, что китайцы вовсе не такие радушные хозяева, за каковых себя выдают, и очень опасались за нашу безопасность. Полагая, что долго не увидят нас вновь, они устраивали многолюдные пикеты у нашей резиденции, умоляя нас не уезжать. Были массовые протесты против присутствия китайских представителей власти. Люди просили китайцев гарантировать возвращение Его Святейшества в Лхасу по прошествии года[15].