Мой сын Далай-Лама. Рассказ матери - Дики Церинг

Такра ввел ограничения на мои визиты к Его Святейшеству в Потале. Раньше я могла посещать своего сына, когда мне вздумается, теперь же Такра уведомил нас, что мы с дочерью больше не можем

навещать Его Святейшество так часто, как нам хотелось бы, и что во время визитов нас должен сопровождать один из его людей, – ему не нравились наши приватные встречи. Этот вопрос обсуждался в Кашаге членами кабинета. Кашу Кунго (Кашупа) выразил протест против этого предложения, ведь присутствие посторонних во время встреч Его Святейшества с матерью и сестрой было просто нелепо. Такра так рассвирепел, что немедленно отправил Кашу Кунго под стражу.

Госпожа Кашу пришла ко мне и стала умолять сделать что-нибудь для ее мужа. Я отправила в тюрьму письмо, в котором писала, что Кашу Кунго попал туда в результате политической интриги, а вовсе не за преступление, и просила тюремщиков обращаться с ним мягко. Позже мне говорили, что мое письмо не осталось без последствий. Когда Его Святейшество повзрослел и принял бразды правления, власти Такры пришел конец, и все политические заключенные, попавшие в тюрьму во время его правления, были освобождены. Однако в период междуцарствия Его Святейшество не обладал никакой властью и Такра как регент обладал всей полнотой власти.

В свое время Ретинг просил Такру принять пост регента на три года. Они договорились, что по их истечении Такра вернет бразды правления Ретингу. Но по истечении трех лет, когда Ретинг попытался вернуть себе регентство, Такра отказался передать ему власть, несмотря на то что Ретинг трижды напоминал ему об этом. Ретинг был так огорчен, что решил отправиться в паломничество в Цонку, Индию и Китай. Он сказал нам, что не может оставаться в Лхасе, так как наступили плохие времена. Его люди и слуги умоляли его остаться. Мы с мужем тоже просили его не уезжать, и он в конце концов согласился.

Обычно в течение периода ка человек ломает себе ногу или с ним случается какое-нибудь другое неприятное происшествие, но неблагоприятный для Ретинга год открыл целую серию событий, оказавшихся роковыми для всех нас. Через год после попытки вернуть себе власть он был посажен в тюрьму, а еще через два месяца пришло известие, что он умер в заключении. Это случилось в 1947 году, через месяц после смерти моего мужа. Многие считали, что он был убит. Во время своего регентства Ретинг приказал вырвать Ципону Лунгшару глаза, и ходили слухи, что за смертью Ретинга стоял сын Лунгшара[9].

Около часа пополуночи в день смерти Ретинга дворцовая стража слышала доносившиеся со стороны тюрьмы крики о помощи. Точные обстоятельства его смерти так и не стали достоянием гласности, но многие были убеждены в том, что его убили. По всей Лхасе были развешены правительственные плакаты, в которых говорилось, что всякий, кто утверждает, будто смерть Ретинга не была вызвана естественными причинами, будет сурово наказан.

Наша семья была дружна с Ретингом. Перед его арестом Кашаг пытался вызвать моего сына и зятя из Китая. Они велели мне послать за ними кого-нибудь, чтобы вернуть их в Лхасу. Кашаг хотел подвергнуть всех моих сыновей и зятя тюремному заключению, что было невозможно, поскольку никого из них не было в Лхасе. Я слышала также, что Кашаг хотел отправить меня с дочерью назад в Цонку. Таким образом они смогли бы раскидать всю семью по разным частям страны и подавить оппозицию режиму. Возможно, планы Такры и Кашага расстроило дружеское отношение к нам Ма Бу-фана, губернатора Амдо, который мог бы воспользоваться своей властью, чтобы помочь нам. Посему им пришлось хорошенько подумать, прежде чем начать действовать.

Ретинг Ринпоче и мой муж были очень близкими друзьями. Их объединяла любовь к лошадям. Арестовать и убить Ретинга было бы не так просто, если бы мой муж, отец Далай-Ламы, был жив, поскольку у него было больше возможностей, чем у меня, и уж по крайней мере, он не позволил бы так легко арестовать Ретинга и заключить его в тюрьму. Люди думали, что моего мужа отравили именно по этой причине.

Примерно в то же время стали распространяться слухи, что Его Святейшество не был настоящим Далай-Ламой, что произошла ошибка. Говорили, что мой сын на самом деле был Дитру Ринпоче, а Дитру Ринпоче был настоящим Далай-Ламой. Дитру Ринпоче был сыном родственников тринадцатого Далай-Ламы. Наконец было решено положить оба имени в сосуд, встряхнуть его под изображением Дже Ринпоче и посмотреть, чье имя выпадет. Эту процедуру проделали трижды, и когда все три раза выпало имя моего сына, Такра и Кашаг уже ни на чем больше не посмели настаивать. Тогда Его Святейшеству было Четырнадцать лет.

Это было очень трудное время. Я никогда раньше не чувствовала себя такой одинокой и беспомощной, как теперь, когда мои сыновья были далеко, а муж умер. Примерно в это время меня навестил шапе Царонг и посоветовал быть очень осторожной, так как Тибет оказался в руках злых людей. Он сказал, что только богам может быть известно, что замышляет правительство. Это было самое тревожное для меня время в Лхасе, пока китайцы не начали просачиваться в Тибет[10].

8. Семейное паломничество

После смерти мужа я отправилась в паломничество в Дунце Шикар и Ташилунпо. Среди сопровождавших меня лиц были моя самая младшая дочь Пема, моя старшая дочь и два ее сына, Кхандо и Тензин Нгаванги. В помощь нам правительство выделило на время паломничества двух представителей, в чьи обязанности входило заботиться о нашем устройстве на ночлег и прочих удобствах.

Усадьба Дунце принадлежала нашей семье. У нас там было около трех сотен семей крепостных-лшсе. Когда-то здесь жил Дже Ринпоче (Цонкапа), и дом был превращен в музей. Мне было страшно в этом доме. Он был очень стар, и казалось, вот-вот рухнет. Все стены покосились. Когда я ходила по нему, то словно бы оказывалась в далеком прошлом. Даже мебель осталась та же, что была четыреста лет назад, во времена Дже Ринпоче. Там были четыре огромные молельные комнаты, по одной на каждую сторону света. За каждой молельной комнатой присматривал особый слуга.

Меня особенно впечатлила одна из этих комнат. В ней был установлен огромный барабан с самым богатым звучанием, какое мне доводилось слышать в Тибете. Мне сказали, что, если кто-нибудь в доме близок к смерти, комната наполняется запахом крови. У меня от этого места всегда начинали бегать мурашки по коже, я даже боялась проходить мимо.

Через десять дней мы отбыли в Ташилунпо, штаб-квартиру Панчен-ламы. Дорога туда занимала три дня. Во время нашего визита Панчен-лама находился в Цонке. Нас приняли весьма радушно и разместили в одном из коттеджей в садах. Вокруг размещались огромные клетки для животных, которых держал Панчен-лама, но поскольку он был в отъезде, клетки пустовали.