Грозовые Птицы - Сергей Котов

немного другие стандарты привлекательности и перестал задумываться об этом вопросе. Не до этого мне было.

И вообще личные отношения тут, в этом мире, были очень… своеобразными. Они считались атавизмом, «приветом» из мира животных, следом информационных матриц существ, лишённых разума. Поэтому сброс напряжения любым доступным способом считался совершенно нормальным — как и другие естественные процессы, о которых не принято говорить вслух.

При этом малейшие намёки на непристойность в сторону немногочисленных женщин были абсолютным табу. У нас это считалось прямой дорогой на ту сторону, но, что интересно, такой же негласный запрет был и у противника. Чем это грозило нарушителям у них, кроме длительного пребывания на гауптвахте, а то и в штрафных частях — нам никто не объяснял.

Девушка поставила поднос напротив моего. Её заказ был довольно скромным: овощной салат и какое-то воздушное пирожное.

— Как зовут? — она снова посмотрела на меня своими огромными зелёными глазищами. И я немного поплыл. В груди всколыхнулись чувства, давно уснувшие за ненадобностью. Девушка была красива. Шелковистые прямые брови, чуть вздёрнутый носик, полные губы, высокие скулы. Упругие большие груди не мог скрыть даже комбинезон лётного состава. Я растеряно глянул на петлички. Вертолётчица. Редкая специальность, особенно для девушек. Чаще всего они были снайперами или медиками.

— Сергей, — наконец, ответил я и, набравшись храбрости, добавил: — а тебя?

— Алина, — улыбнулась она, протягивая руку, — будем!

— Будем, — согласился я, отвечая на пожатие и сдерживаясь, чтобы не поцеловать ладонь. Очень уж хотелось прикоснуться губами к её бархатистой коже, которая, казалось, светилась изнутри.

Девушка воткнула вилку в салат, подцепила несколько кусочков овощей, и отправила их в рот. Я следил за её манипуляциями, забыв о еде. Во рту у меня пересохло. Я пытался убедить себя, что нужно вести себя максимально естественно, чтобы не вызвать подозрений. Но ведь моя реакция и была совершенно натуральной! Наоборот — это было бы очень подозрительно, если бы я начал бегать от девушки…

Я украдкой оглянулся. Как я и подозревал, на нас косились другие посетители. Два пехотных офицера — здоровенные бугаи с татуировками на лицах. Возможно, местный спецназ. Оба глядели мечтательно и одобрительно. Танкист у соседнего столика — старательно делал вид, что нас не замечает, но то и дело не выдерживал и пялился на Алину. Я даже почувствовал что-то вроде уколов ревности.

Я оказался бы в очень затруднительно положении, если бы к этому времени уже не выполнил основную задачу, вскрыв меры усиления в отделении связи. Так или иначе, мне нужно было убить время до начала самой операции.

— Я нравлюсь тебе, да? — Алина откровенно наслаждалась ситуацией. Интересно, сколько раз она это проделывала?..

— Конечно, — кивнул я, стараясь изобразить невозмутимость.

— Хорошо, — ответила она, — тогда давай после обеда поднимемся ко мне в номер. Я тут недалеко остановилась.

Вот так скорость! Да, сердце и дыхание пришлось успокаивать, сознательными усилиями. Я был совершенно недоволен собой; будто мальчишка семнадцатилетний перед первым свиданием… но выхода нет. События будут развиваться естественным путём — отступление сейчас было бы ошибкой. Оно бы привлекло слишком много внимания.

— Ты ведь очень молод, да? — спросила она, расправившись с салатом, — думаю, и цикла нет?

— Верно, — кивнул я.

— Способный, — она посмотрела на мои знаки различия, — абы кого к вам не берут.

— Есть такое дело, — согласился я.

— Значит, не ошиблась я. Глаз намётан. Люблю я вас таких, свежих. Есть в вас что-то такое… — она мечтательно закатила глаза и щёлкнула пальцами, — не знаю. Приятное.

Вместо ответа я улыбнулся.

— Сколько у тебя времени есть? — спросила она.

— До вечера, — ответил я по легенде, — жду транспорт.

— Вот и отлично!

Она принялась за пирожное. А я терпеливо наблюдал за ней, стараясь не представлять того, что произойдёт совсем скоро.

Я вышел из душа, тщательно вытираясь, когда в окнах уже полыхал огонь заката. Полотенца тут были толстыми и мягкими — не то, что на нашей стороне. Кажется, они даже пахли чем-то неуловимо приятным. Неужели тут использовали кондиционер для белья? Надо будет выяснить. Так, из любопытства.

Алина лежала в постели, едва прикрытая простынёй.

— Ты ведь не погибал ещё? — спросила она.

— Нет, — я отрицательно помотал головой.

— Возможно, дело в этом… смерть меняет людей.

— Наверное, — кивнул я.

— Не боишься?

— Боюсь.

— Правильно делаешь. Это больно. Старайся, чтобы этого не произошло как можно дольше.

— Зачем тянуть неизбежное? — я пожал плечами.

— Затем, что я бы ещё раз встретилась, — улыбнулась Алина, — а после смерти, как мне кажется, ты станешь мне неинтересен.

— Я буду стараться, — усмехнулся я.

— Нет, серьёзно, — она приподнялась на локтях, — мало кто придаёт этому значение у нас. А вот на той стороне, если знаешь, это считается особенной доблестью. Жить как можно дольше. Правда, об этом запрещено говорить новорожденным, тем, кому меньше одного цикла. Считается, что так выявляются те, у кого в крови стремление выжить во что бы то ни стало. Самые отчаянные из тех, кто пережил первый цикл, даже в бой идут без вакидзаси. И иногда попадаются нам, — тут она рассмеялась. И от её смеха у меня мороз пошёл по коже.

— Интересно, — ответил я, натягивая майку.

— Ну да ты же наверняка уже был на допросах. И знаешь, что к чему.

— Ага.

— Молодец, что спокойно так воспринимаешь необходимость. А то некоторых молодых корёжить начинает. Они рискуют очнуться на той стороне. Мне бы не хотелось, чтобы это произошло с тобой.

— Мне бы тоже, — я улыбнулся, подошёл к ней. Опустился на одно колено у кровати и поцеловал её в губы. Она охотно ответила на поцелуй.

Я встал и, не оглядываясь, направился к двери. Алина тихо запела, очень приятным, прочти профессиональным голосом. Я разобрал слова:

Some nights we die Some nights we cry Don’t push your love over the borderline[2]