Протопоп Аввакум и начало Раскола - Пьер Паскаль

Нередко и простой народ высказывает свои стремления к более христианскому образу жизни. В 1641 году несколько крестьянок с Севера получают указания Богоматери, дабы призвать верующих к добропорядочной жизни: «Пусть молятся они со слезами, да не курят и да не клянутся, да не входят в церковь нетрезвыми, да стоят в церкви со страхом и трепетом, да живут они согласно канонам св. отцов, да не занимаются они никакой работой в праздничные дни». Эти указания, по-видимому, были записаны и распространялись по городам, приходам и деревням с тем, чтобы повсеместно христиане вернулись к доброй вере[232].

Уже в этих указаниях, данных Пресвятой Богородицей, чувствуется, что стремления к обновлению Церкви идут помимо иерархии. Вскоре некий Капитон, прославившийся своим аскетическим образом жизни по всему Северу, пошел в этом направлении еще дальше и сконцентрировал это новое духовное направление вокруг своей собственной личности. Мы узнаем о нем впервые в качестве основателя небольшого скита Преображения на расстоянии 110 верст к юго-востоку от Тотьмы[233]. Это относится к 1630 году, а несколько позже, 3 июля 1634 года, в соответствии с указом царя ему предоставляется земельный участок в 4 верстах от Даниловской слободы в северной части Ярославского воеводства; там он создает новый скит – Колесниковский[234]. Недалеко оттуда, в деревне Морозово, он открывает женский монастырь: там он принимает в монашество около 12 женщин, над которыми сохраняет духовное руководство[235]. В 1639 году патриарху сообщают, что Капитон представляет собой не что иное, как опасного фанатика; после расследования в отношении него предписываются решительные меры: его арестовывают и заключают для покаяния в ярославский Спасский монастырь; его Колесниковский скит и морозовский монастырь отдаются в управление игумену соседнего монастыря[236]. Соответственно указу, в Данилов направляется один дворянин из Ярославля, один писец и один мещанин; однако, не дожидаясь их прибытия, монахи разбежались, так что не осталось ни одного даже для охраны монастыря; большая часть монахинь поступили так же; что касается Капитона, то он удалился в леса. Однако на этом он отнюдь свою деятельность не заканчивает.

Нам приходится восстанавливать облик этого Капитона по отдельным отрывочным указаниям, однако все заставляет думать, что он был выдающейся личностью. Даже после его осуждения основанные им монастыри официально сохраняют в своем наименовании его имя. Позднее отщепенцы от официальной церкви обобщенно называются капитонами. Он долго жил далеко от людей, скрытым ото всех и представлялся чем-то вроде таинственного патриарха нового религиозного движения.

Послание 1639 года именует его отшельником, что, по-видимому, позволяет в какой-то мере верить тем рассказам, которые ходили о его аскетическом образе жизни. Он носил на себе тяжелые вериги, на которых спереди и сзади висели две плиты, каждая весом в 48 фунтов; для сна, он не ложился, но подвешивал себя за пояс к крюку на потолке. Он невероятно строго постился, ел только раз в два дня, питаясь сухим хлебом, сырою травою и ягодами, и то после захода солнца; даже в такие великие праздники, как Рождество и Пасха, он не позволял себе ни сыра, ни масла, ни рыбы и вместо пасхальных яиц распределял преданным ему лицам окрашенные красной краской луковицы; он доходил даже до того, что постился в субботу, что воспрещено церковью как еврейский обычай. Время он проводил в псалмопении или рукоделии. Однажды к нему пришел один юный крестьянин из Тотьмы, которого привлекли к нему рассказы о его святости и о тех добрых советах, которые он давал монахам. Через два месяца он в ужасе бежал; но, невзирая на это, приняв имя Корнилия, он сам заслужил среди сторонников старой веры репутацию святого[237].

В послании 1639 года говорится о неистовстве и плутнях Капитона, это, впрочем, неопределенные выражения, которые нам трудно конкретизировать. Возможно, что тут скрывается намек на тот пророческий дар, которым, согласно «Винограду Российскому» С. Денисова[238], Капитон был одарен. Но там же говорится также и об «учении», и о «правиле» особого рода, которое он будто бы предписывал своим ученикам. В чем же заключалось это учение и это правило? Указ не говорит ничего об этом, но он предписывает, чтобы в Колесникове впредь соблюдали посты и совершали службы, как и в других монастырях. Там же говорится, что Капитон во время своего покаяния должен быть расспрошен о вере и о жизни по уставу, что он должен посещать все обычные службы и благоговейно лобызать святые иконы соответственно преданию апостолов и святых отцов. Перед нами необычные предписания. Из них мы можем сделать вывод и о тех заблуждениях, в которых Капитон считался повинным. Полагая, что спасение заключается в умерщвлении плоти, он, по-видимому, преуменьшал значение Церкви как установленного учреждения. Он увеличивал число постов, но презирал святые иконы. Возможно, что он удлинял божественную службу, но не придавал особого значения ни месту ее свершения, ни полномочиям священнослужителя. Священника он ценил за добродетели, а не за то, что тот имеет апостольское преемство; если он видел, что священник напивался «до веселости», или если он узнавал о нем, что тот плохо соблюдает посты, то он не желал принять от него благословения[239]. Отсюда был лишь один шаг к тому, чтобы избегать духовенства и посещения церквей, а затем и до того, чтобы вообще признать их ненужными.

Наконец, Капитон, благодаря своей суровой жизни, а может быть, и невзирая на нее, имел многочисленных, убежденных, преданных и восторженных учеников: эти ученики предпочитали обречь себя на скитания и всевозможные преследования, лишь бы не отойти от его учения; именно благодаря им Капитону все время удавалось избегать преследователей и продолжать свою проповедь со все большим и большим успехом по всему Северу.

Еще задолго до Никона в Суздальском районе появился один праведный отшельник по имени Михаил. Он учил православных христиан презирать власти. Возможно, что он не относился к избранному стаду Капитона, но, во всяком случае, его пророчества шли в том же направлении, что и проповедь Капитона. Новый царь вступил на престол, писал он после смерти Михаила Федоровича в 1645 году: «Несть царь, братие, но рожок антихристов!» Так высказывался он о новом царе Алексее Михайловиче. У него были свои собственные ученики, которые после его смерти создали на его могиле скит. В дальнейшем один из монастырских старцев говорил о нем Неронову в самих восторженных выражениях[240].

Таким образом, среди наиболее ревностных христиан того времени наблюдалось два направления. Одни, во главе с Нероновым, желали только, чтобы верующие, и прежде всего священники, соблюдали более строгим образом церковные каноны; они основывались именно на канонах и на постановлениях церковных соборов и имели в виду реформу в рамках существующей иерархической организации церкви. Возможно, что они были очень смелы, горячи, что в них обитала пламенная страстность; во всяком случае, они действовали в пределах разума и оставались верными догматике и преданию. То были священники, настоятели церквей или влиятельные миряне, образованные, которые посещали города и участвовали в жизни того времени. Другие более или менее сознательно порвали как с церковью, так и с государством: считая, что мир безнадежно погиб, что исправить его нельзя, они доверялись лишь путям индивидуального спасения и аскезы. Они были во власти странных заблуждений как в своих верованиях, так и в своем поведении. Это были простые люди из отдаленных местностей, где церкви были редки, где жизнь была сурова, где требовалась большая работа, чтобы прожить, и где молитвенное созерцание в одиночестве должно было заменять церковные поучения. Эти два направления потребуют много времени, чтобы отстояться и противостать одно другому, но, несмотря на свои внутренние противоречия, они позаимствуют друг у друга много черт.

VI

Печатный двор и новые книги

В то время как Неронов и его друзья в Нижнем старались извлечь из одобрения высших властей все полезные для них последствия, религиозная жизнь в Москве входила в новую фазу. Иоасаф умер 28 ноября 1640 года. Долгое время ему не могли найти преемника, и этот длительный перерыв, продолжавшийся шестнадцать месяцев, ослабил патриаршую власть.

Интеллектуальное и моральное руководство церковью постепенно перешло к небольшой группе священников и образованных мирян, выполнявших на Печатном дворе обязанности справщиков. Основание этого дела вело свое начало от архимандрита Дионисия, действовавшего совместно с Арсением Глухим и Наседкой. Первый умер в 1640 году, другой же присоединился к последующему поколению, а именно к иноку Савватию, протопопу Михаилу Рогову и благочестивым мирянам: к Шестому Мартемьянову и Захарию Афанасьеву. Эти пять человек заведовали московскими изданиями в продолжение всего правления патриарха Иосифа[241]. Они наложили на эти издания, а через них и на всю церковную политику совершенно своеобразный отпечаток, ибо они были деятельны и отважны, вместе с тем они были и любознательны и чрезвычайно взыскательно относились к богословской науке русских, живших в западных и южных областях, в то же время стремясь защищать православие против внешних противников и восстановить его во всей его чистоте внутри страны.