Гость из бездны - Георгий Мартынов

— Вашей работе, вероятно, очень мешает, что тело находится в ящике с раствором? — спросил Владилен, желая отвлечь Люция от неприятных мыслей.

— Вы попали в самую точку, — ответил Люций и тяжело вздохнул. — Не только мешает, но служит, в известной степени, тормозом. Если бы тело не было в растворе, мы могли бы легко убедиться, в каком состоянии внутренние ткани, не анатомируя труп, то есть не нарушая запрета, наложенного на нас. Но вынуть тело из раствора пока что никак нельзя.

— Почему?

— Я уже говорил вам, что тогда начнётся процесс разложения тканей. Жизнь клетки — это процесс в известном смысле аналогичный горению. Углерод должен соединяться с кислородом, с выделением при этом тепла. Если вынуть тело из раствора, то приток кислорода к клеткам прекратится. В живом организме об этом заботятся — сердце, кровь и лёгкие, а в мёртвом они бездействуют. Но должен сказать, что года через два, если всё пойдёт так, как мы предполагаем, тело можно будет вынуть из раствора.

— Каким образом?

— В теле имеются артерии и вены. Они проникают всюду. Подобно коже и другим тканям, они должны прийти в первоначальное состояние. Очистить их от старой свернувшейся и засохшей крови мы сможем. Это будет не трудно, если только сосуды станут достаточно эластичными. А я думаю — так и будет. Тогда с помощью «искусственного сердца», или попросту говоря специального насоса, мы пустим по ним жидкость, заменяющую кровь, насыщая её кислородом. Кстати сказать, эта жидкость известна очень давно, примерно с девятнадцатого века христианской эры. Она называется, как и тогда, Рингер-Локковской, но, конечно, сильно видоизменилась с тех пор.

Слушая Люция, Владилен всё время пытался вспомнить мелькнувшую у него мысль, которая сразу же пропала. «Кажется, это было тогда, — думал он, — когда Люций говорил о мозге».

— Я не понимаю только одного, — сказал он, надеясь, что, вернувшись к разговору об этом, вспомнит. — Зачем вы хотите удалить мозг? Не лучше ли оставить его в теле? Ведь артерии и вены проникают и в него.

— Я понимаю вашу мысль, — одобрительно сказал Люций. Но это нам ничего не даст. Если мы вынем мозговое вещество вернее, то, что осталось, то сможем воздействовать на него более сильными средствами. Ведь мы не имеем надежды на то, что клетки мозга оживут, как остальные органы тела.

— Почему? — быстро спросил Владилен. Он выпрямился, напряжённо ожидая ответа. «Сейчас вспомню. Это как раз то самое».

— Да потому, — ответил Люций, не замечая волнения своего собеседника, — что произошли необратимые изменения…

«Вспомнил!»

— Мнимая смерть?

— Да. Период мнимой смерти закончился тысячу девятьсот лет тому назад.

— Откуда вы это знаете? Откуда вы это знаете, Люций? Вы сами говорили, что с телом Волгина произошло что-то, чего вы никак не можете понять. Кто знает, может быть, его…

Он не закончил фразы, поражённый выражением лица биолога. Люций смотрел на Владилена странно остановившимися глазами. Потом его лицо вспыхнуло от прилива крови. Схватив руку молодого астронома, Люций сказал почему-то шёпотом:

— Идём… Идёмте сейчас же к Ио… Это… грандиозно!

Он сжал голову руками и просидел так несколько минут, словно борясь с нахлынувшими на него мыслями. Потом он порывисто вскочил. Его глаза блестели. Выражение торжества и какой-то глубокой радости было на его лице.

— Владилен! — сказал он. — Запомните эту минуту. Если бы вы только знали, какую мысль подали мне!

2

— Эта мысль явилась внезапно, как откровение. Слова Владилена, которым он не придавал должного значения, пробудили в памяти фразу из книги другого Владилена — великого учёного шестого и седьмого веков. Я вам напомню, а может, вы и не читали её. Владилен писал: «Свойства препарата В-64 ещё никому не известны до конца. Возможно, что они раскроются полностью только тогда, когда его применят к объекту, мнимая смерть которого кажется давно прошедшей». Разве это не поразительно, что никто из нас не вспомнил этого указания, прямо относящегося к нашей работе? Ни я, ни кто-либо другой никогда не думал о В-64 в таком аспекте…

— Разве? — перебил Люция Ио. — А когда вы работали над усовершенствованием этого препарата, разве вы не думали о его возможном применении? Не нужно ложной скромности, Люций. Все знают о вашей работе. Очень многие называют препарат В-64 препаратом ВЛ-64.

Люций поморщился и досадливо махнул рукой, словно отгоняя невидимое насекомое.

— Не в этом дело, Ио, — ответил он. — То, что я сам работал над препаратом Владилена, и работал не один год, делает ещё более странным моё упущение. Да, я считаю упущением, что мы не подумали раньше, а дожидались, пока нам не подскажут, что следует применить В-64. Ну, хорошо, — прибавил он, видя, что Ио опять собирается перебить его, — пусть будет ВЛ-64. Не всё ли равно, дело не в названии. Так вот я говорил, что никто не думал о препарате в связи с работой над телом. Ведь мы собирались вынуть мозг. И вот теперь… Я признаю, что это очень дерзкая мысль, но она осуществима!

Люций был сильно взволнован. Он говорил, не переставая мерить широкими шагами обширную террасу, увитую зеленью дикого винограда, в доме Мунция, расположенном у самого моря на южном побережье бывшей Франции.

Его слушателями были четверо.

Один был сам Мунций, другой — старик с совершенно седыми волосами и проницательным взглядом тёмных глаз под нависшими лохматыми бровями, третий — широкоплечий, с почти чёрным от загара монгольского типа лицом, с узкими, раскосо поставленными глазами. Четвёртый был Ио. Он сидел немного в стороне и следил за каждым словом своего друга, так же сильно взволнованный, как и тот. Многое зависело от того, сумеет ли Люций убедить этих трёх людей. Впервые идея, родившаяся в тишине их лаборатории, выносилась на открытый суд. Мнение людей, которые сейчас внимательно слушали Люция, могло сыграть решающую роль.

Что они думали? На чью чашу весов бросят они всю тяжесть своего авторитета?…

Старик был неподвижен. Мунций с нахмуренным лицом барабанил пальцами по ручке кресла. («Он против нас», — думал Ио.) Человек, похожий на монгола, не скрывая восхищения, следил за словами Люция с напряжённым вниманием. Его глаза блестели.

— Первоначально стоявшая перед нами задача вам известна, — продолжал Люций. — Проверить, могут ли клетки тела ожить после столь длительного пребывания в совершенно высохшем состоянии. Мы были уверены, что могут. Не надо вам говорить, как важно для науки получить доказательство. Именно потому, что это имело громадное, чисто практическое значение, было решено, что это исследование надо проделать. Вы знаете также, что многие возражали, мотивируя свой протест уважением к человеку и его личной воле. И вы знаете, что нам удалось доказать правоту наших взглядов. Не только клетки, но и ткани тела человека, умершего две тысячи лет тому назад, сейчас живут. Когда три года назад после разговора с астрономом Владиленом, который, не будучи биологом, заметил то что упорно ускользало от нашего внимания, я высказал свою идею, мои товарищи сразу согласились со мной. Даже Ио! Не сердитесь мой друг! Всем известно, что вас иногда трудно бывает убедить. Но и вы согласились почти сразу. Весь наш коллектив стал сознательно направлять работу по новому, до конца ещё не осознанному, пути. Никто не возражал нам по существу. Идея увлекла всех. Вы знаете, в чём она заключалась. Воспользоваться ожившими артериями и венами и ввести в мозг препарат ВЛ-64, оживить клетки мозга, не вынимая его из черепа. Поистине, это был грандиозный опыт! И вот теперь, когда перед наукой открылась перспектива величайшей победы, раздаются голоса, которые говорят нам: «Довольно! Задача выполнена, и надо дать возможность природе докончить так давно начатое дело». Нам предлагают прекратить работу и отдать, как они говорят, последний долг умершему, то есть уничтожить его тело. Мы не можем, не должны с этим соглашаться. Нами достигнуто больше, гораздо больше, чем мы предполагали вначале. Не только ткани, но и весь организм в целом получил способность к самообновлению. Мозг из высохшего комочка материи превратился в обыкновенное мозговое вещество. Комиссия из крупнейших учёных медицинского института признала, что восстановление превзошло все ожидания. Что отличает это тело от живого? То же, что отличает любого только что умершего. Отсутствие дыхания и централизующей работы мозга. Организм не работает как единое целое. Но обычный труп не имеет кровообращения, его ткани разлагаются каждое мгновение всё больше и больше. Здесь этого нет. Кровь нормально циркулирует по телу, правда, пока ещё не через сердце, а искусственным путём. Но это не имеет решающего значения. Сердце можно восстановить и заставить начать работу, так как это не зависит от мозга. В том состоянии, в каком оно находится сейчас, это тело может существовать сколько угодно долгое время. Все были поражены когда увидели его. Человек как будто спит…