Представитель - Алекс Орлов

— То же самое нам говорили и в региональном правительстве, но…

— Но?

— Да, есть одно «но». Нам также сообщили, что до того момента, пока на этих планетах остаются воинские подразделения, охраняющие существующие промыслы, пролонгация возможна при участии военного ведомства.

Выложив свой основной козырь, Гуго замолчал, уставившись в переносицу полковника. А тот глубоко втянул голову в плечи, словно прячась от света настольной лампы.

— Здесь какая-то ошибка, — произнес наконец Мартинес.

— Напротив, только чистый расчет. Но, возможно, вы уже пообещали это право другой компании? — попытался угадать Гуго.

— Да что вы себе позволяете?! — воскликнул Мартинес, вскакивая с кресла.

«Попал в точку», — отметил про себя Гуго. Он прекрасно понимал, что, если полковник пообещал все блага «Белл Антарес», то переубедить его будет просто невозможно. Полковники умеют держать слово. А значит, это поражение. Жестокое и окончательное.

— Мои дети никогда не будут ездить на «Гринэрроу», — тихо произнес Гуго.

— Что вы сказали? — спросил полковник, садясь в свое кресло.

— «Гринэрроу» — новая модель. Я видел его сегодня по дороге сюда.

— Но ее выпуск должны были начать только в конце месяца, — несколько растерянно заметил Мартинес.

— Да, я знаю. Но сегодня я видел его собственными глазами.

— Ну и как? — Полковник даже подался вперед, ожидая волнующих подробностей.

— Да что вам сказать… — Гуго мечтательно вздохнул. — Совершенство, оно и есть совершенство.

— Это да, — согласился Мартинес. Он внимательно посмотрел на Гуго. — Может быть, сигару?

— Вообще-то я жую табак.

— Ну так и жуйте, мне не жалко, — улыбнулся полковник и, достав из коробки для карандашей две тонкие сигарилос, протянул их гостю.

Надеясь наладить контакт, Гуго принял угощение. Благодарно кивнув, он разломил одну из сигарилос на три части и поочередно засунул их в рот, стараясь держаться с достоинством, ведь никакого табака он в жизни не жевал.

Полковник с интересом следил за манипуляциями гостя, который едва сдерживал рвотный рефлекс, перемалывая дешевый табак.

— Нравится? — спросил Мартинес.

— Угу, — кивнул Гуго, размышляя над тем, как поизящнее вернуться к теме. Однако полковник его опередил.

— Ну раз нравится, — сказал он, — тогда давайте с вами расстанемся. Сами видите, я ничем не могу вам помочь, так что — до свидания.

С этими словами полковник Мартинес поднялся с кресла и натянуто улыбнулся.

Гоген поднялся тоже, испытывая горечь во рту и в душе. Полковник продолжал улыбаться, и это злило. Гуго схватил со стола свою папку и, помедлив секунду, неожиданно даже для себя выплюнул табачную жвачку прямо на документы, с которыми работал Мартинес.

— Что вы себе позволяете, мистер Флангер! — воскликнул тот, едва удерживаясь в рамках дисциплины.

— Ну-ну, поганый солдафон, врежь мне по морде! Врежь, может, тебе полегчает?

От обиды Гуго не мог придумать более подходящего оскорбления и говорил первое, что приходило в голову.

Дверь кабинета внезапно распахнулась, и на пороге показались вооруженные люди. Не говоря ни слова, они набросились на Гогена, в одно мгновение завернули ему руки за спину и заткнули рот пластмассовой капой.

Флангер замычал от боли, а Мартинес перепуганно спросил:

— В чем дело?

— Мы давно его ищем, — немногословно ответил старший группы, и по его знаку арестованного выволокли в коридор. Оброненную преступником папку подняли с пола и понесли с такой осторожностью, будто она была начинена взрывчаткой и ржавыми гвоздями.

Мартинес не удержался, чтобы не выйти следом. Он увидел, как брошенного на специальную коляску Флангера повезли по коридору.

Глава 39

В дополнение к воняющей резиной капе во рту Гуго надели на лицо светонепроницаемую маску, и от этого Гуго находился в абсолютной темноте и ориентировался только на слух.

Поначалу он испытал только страх и шок от произошедшего, но вскоре отошел от испуга и принялся себя ругать за несдержанность и плевки на стол полковника Мартинеса.

Гуго Флангер знал о строгости военной дисциплины, однако не мог себе представить, что с ее нарушителями поступают так жестко и решительно. Теперь оставалось только гадать, что его ожидает: трудовая повинность, карцер или битье мокрыми веревками.

Команда мускулистых солдат, которые скрутили Гуго, двигалась где-то поблизости, однако никто не говорил ни слова.

Лишь в лифте кто-то сказал, что неплохо бы просто пристрелить гада, однако Гуго понадеялся, что это касалось не его.

«Ну нельзя же, в самом деле, убивать человека только за то, что он плюнул?! Ну мало ли где у нас плюют?» — мысленно возмущался он. И оттого, что кляп мешал ему кричать, возбужденное немотой отчаяние все сильнее захлестывало его, мешая рассуждать здраво.

Наконец тихий скрип колес прекратился, Гуго почувствовал, что его куда-то привезли.

Чьи-то сильные руки подняли тело арестованного в воздух. Гуго зажмурился, опасаясь, что его просто шмякнут об пол, однако все обошлось и его осторожно посадили на стул.

Затем ему развязали руки, и пленник облегченно начал было их разминать, однако их тут же пристегнули к специальным поручням, а потом то же самое проделали и с ногами. На голову надели холодный металлический обруч, который стянули каким-то стрекочущим механизмом.

— Для начала осмотрим ротовую полость, — сказал кто-то совсем рядом и бесцеремонно залез пальцем в рот пленника через отверстие в капе. Гуго замычал, но ничего поделать не мог. После чужих пальцев в рот засунули непонятное металлическое устройство, и только по репликам невидимых ему людей Гоген понял, что это фонарик.

— Ну и что там?

— Ничего нет, пломбы вроде обычные.

— Что значит «обычные»? Вскрывать нужно.

— Будем вскрывать, вот только возьмем кровь на анализ.

— А я и так уверен, что это он.

— Я тоже уверен, но сначала нужно провести анализ.

Фонарик изо рта Гогена вытащили, и он смог пошевелить оцарапанным языком.

— Да где же этот док?! — снова послышался чей-то нетерпеливый голос.

— Не ори, он уже идет.

— А почему так медленно?

— В пятнадцатом боксе парня по шестой категории обрабатывают.

— Ладно тебе заливать, — послышался третий голос, которого Гуго еще не слышал. — Такого не было, чтобы кто-то пережил пятую категорию, а уж шестая существует только теоретически.

— Ну конечно, Гюнтер, ты у нас все знаешь, — с обидой произнес собеседник.

— Заткнись, придурок, если не умеешь разговаривать при арестованном!

— Да ладно тебе, кому он теперь расскажет, как тебя зовут. Он же труп.

— Все равно заткнись, а то трупом станешь ты.

Все замолчали, и стало слышно, как по трубам прогоняют воду или хладагент. Гоген сидел, стянутый ремнями, и был близок к ОБМОРОКУ. Находившиеся неподалеку люди с такой обыденностью говорили о его смерти, что было ясно — они не шутят.

Вскоре послышались уверенные шаги и кто-то поздоровался:

— Привет, док.

— Здравствуйте.

— Нужно сделать анализ.

Тот, кого назвали «доком», ничего не ответил. Он остановился возле Гогена и что-то поставил на пол. Возможно, это был чемоданчик, какие обычно носят с собой медики, а может, страшное пыточное устройство. Гуго оставалось только гадать.

Вскоре он почувствовал не слишком болезненный укол в палец, а затем холодок от касания дезинфицирующего средства.

— Через пару минут я скажу вам точно, он это или нет, — произнес «док» и пошел прочь. Вскоре его шаги стихли.

Оставшиеся с Гогеном люди никак себя не проявляли. Возможно, они бросали на него ненавидящие взгляды, а может, безразлично пялились в потолок, вспоминая, что ели сегодня на завтрак.

Наконец «док» вернулся, и вместе с ним пришел кто-то еще. Даже не видя ничего, Гуго кожей ощутил дыхание власти и представил себе, как вытянулись в струнку доставившие его люди.

Глава 40

Молчание длилось всего несколько секунд, но Гогену они показались вечностью, ведь он ждал своего приговора.

— Это не он, — произнес «док». — Это совершенно посторонний человек.

— Однако наша система сработала… — начал оправдываться кто-то, но его прервал начальник:

— Система сработала, но и она не идеальна.

Все замолчали, ожидая дальнейшего решения. Гоген тоже. Он слышал, как напряженно скрипели башмаки, должно быть, кто-то качался на каблуках.

— Снимите с него маску, вытащите кляп и развяжите.

«Неужели!» — мысленно возопил Гоген, никак не рассчитывавший попасть в такой переплет, отправляясь сюда по заданию руководящих старцев.

А когда начали снимать путы, у него даже промелькнула мысль, что его кто-то специально подставил.