Алгоритм невозможного - Александр Плонский

— Что ты, Фан, — склонилась к нему сидевшая рядом Орена. — Ведь мы выполняем волю твоего отца!

— Говори громче, пусть слышат все! Признаю, в авантюру втравил нас профессор Орт, мой отец. Но так ли он представлял себе нашу эпопею? Нет!

Однако допустил просчет. Ему надо было предвидеть, что пресловутый коллективный разум гемян исиспользует его замысел в своих целях. Судите сами. Мы миновали восемь звездных систем. Всякий раз интеллект-автоматы выводили сфероид на внешнюю орбиту, и мы месяцами болтались вокруг све-тила. Зачем? Да затем, чтобы, так ничего и не разузн ав, отпра-виться в дальнейший, столь же бесплодный, поиск.

Фан-Орт перевел дыхание. Воспользовавшись паузой, Эрро заспорил:

— Это вынужденная мера. Интеллект-автоматы не имеют права ошибаться.

А чтобы исключить ошибку, надо получить максимум информации…

— На это могут уйти столетия! — не дал ему договорить Фан-Орт.

— Интеллект-автоматам спешить некуда, у них в запасе вечность.

— До сих пор мы честно выполняли свой долг! — увещевал Эр-ро. — Не будем же противопоставлять наши интересы интересам человечества!

— А мы и есть человечество! — выкрикнул Виль.

— Неправда, мы лишь крупинка человечества.

— Ничего подобного! — поддержал Виля Корби. — Гемяне остались на Геме.

Здесь мы, и только мы. Эмбрионов в миллионы раз больше, это верно. Однако они не люди, и станут ли ими — еще вопрос!

— Но согласно программе…

— Нечего молиться на программу, — оборвал астрофизика Фан-Орт. — Она составлена людьми, которые не умнее, не образо-ваннее, не мужественнее нас!

— Эти люди обладали коллективным разумом! — напомнил Эрро.

— А что такое коллективный разум? Всех под один уровень, и умников и глупцов. Среднее арифметическое! Торжество посредст-венности!

— Но это же чушь! — возмутился Эрро.

— Вы-то почем знаете? — глумливо спросил Фан-Орт. — Или сами… плод коллективного творчества? Ну-ну… есть на что полюбоваться!

Раздался смех. Эрро привстал, беспомощно огляделся, ища со-чувствия, но увидев, что большинство против него, молча опустился на место.

Когда смех отзвучал, послышался звонкий голос:

— Простите нас, Эрро. То, что сказал Фан-Орт, недостойно порядочного человека. Надеюсь, он извинится перед вами.

И, гордо неся все еще прекрасную головку, Орена покинула конференц-зал.

Конечно же, Фан-Орт и не подумал извиниться перед Эрро. Понимал, что из тактических соображений надо это сделать, но не мог переломить характер.

Поступок Орены он воспринял как пре- дательство, удар в спину. Впрочем, она давно симпатизирует Эрро. Может быть, больше чем симпатизирует?

Их отношения давно утратили пылкость. Оба все еще считали, что любят друг друга, но сама любовь стала чем-то обыденным, пресным, не способным ни вдохновлять, ни вызывать восторг. Но еще могла причинять обиды…

«Никогда не прощу ей этого!» — мысленно твердил Фан-Орт, сознавая, однако, что Орена не только не попросит прощения, но и не сразу простит его самого.

Погруженный в мрачные раздумья, он ступил через порог своего жилища и замер: в кресле у окна, выходящего в цветущий псевдо-сад, сидел мужчина.

Это был профессор Орт.

8. Прощание

Кей прощался со сфероидом. Прощался с Космополисом. Прощался со старой Базой…

Память вернула его на годы. Он снова человек во плоти, он молод, он космокурьер. Только что возвратился с окраинной стан-ции, идет, тяжело ступая, пошатываясь от усталости. Навстречу — стайка девушек в скафандрах.

Они почтительно прижимаю тся к стенам промежуточного отсека, уступая дорогу. И только одна де-вушка не спешит посторониться. Сквозь стекло шлема виден на-смешливый взгляд дерзких зеленоватых глаз, совсем еще детские припухлые губы вызывающе улыбаются.

Он прошел мимо, едва не задев ее плечом. И вдруг так захотелось обернуться…

Потом они встретились на празднике совершеннолетия. Его охватило непривычное смущение, он с трудом выдавливал: «да», «нет», «нормально»…

Она спросила с той же вызывающей улыбкой:

— А если я захочу… очень сильно захочу быть с вами там, в кос-мосе?

Кей растерялся и промолчал.

А когда через несколько лет главный диспетчер Базы Горн пред-ложил взять ее, успевшую стать к тому времени врачом, в опаснейший полет на Гему, Кей сопротивлялся, сколько мог. Потому что нет ничего тяжелее, чем вести за собой на верную смерть лю бимую.

Впрочем, тогда он не сознавал, что любит, а лишь чувствовал, как в его внутренний мир без спроса вторгается зеленоглазая девушка, и смятенно сопротивлялся этому вторжению, пряча за нарочитой грубостью волнение и растерянность.

В легких энергоскафандрах они стартовали на Гему. Мысленно Кей повторил граничивший с безрассудством полет, пережил заново выпавшие на их долю приключения, испытал отчаяние и радость…

Инта ценой собственной жизни родила ему сына — первенца расы богатырей: поле Беслера в сочетании с остаточной радиоактивностью вызвало быстротечную акселерацию человечества… И сейчас Кей покаянно думал, что был плохим мужем и еще б олее плохим отцом.

Увлеченный работой, он не испытывал потребности в том, чтобы Инта всегда была рядом. Достаточно сознавать, что она у него есть — надежная, верная, любящая! Друг, на которого можно положиться во всем.

Неутолимая потребность в ее постоянной, физически ощутимой близости возникла слишком поздно, — когда Инты не стало. В сыне же он помимо воли видел косвенного виновника ее гибели и оттого неосознанно чуждался его. И сын, росший с поражавшей всех б ыстротой, в свою очередь, отвечал отцу такой же отчужденностью.

Только теперь Кей понял, что совершенно не знал и не пытался узнать сына, упорно не замечал в нем своих черт. Зато лучистый взгляд зеленоватых глаз мальчика постоянно напоминал об Инте. Однако это лишь раздражало, как будто сын присвоил рели квию, на которую не имел права. Вот почему Кей избегал смотреть ему в глаза…

«Мальчик мой, как ты живешь, кем стал? А тот, оставшийся на Геме, осознал ли наконец, что ты значишь для него? — беззвучно кричал Кей. — Сейчас я тоже теряю тебя во второй раз…»

Но хотя его мысли были поглощены женой и сыном, он не мог уйти, не простившись в душе с друзьями и не вспомнив недругов.

Горн, человек громадного масштаба, а затем «призрак». Инвалид, медленно умиравший от прогрессирующего паралича, но продолжавший выполнять работу, непосильную для молодых, цвету-щих, полных энергии… Умиравший, но возвращенный к жизни целебной силой Гемы.

Не нужно было напрягать память, чтобы услышать рокочущий бас Горна:

— Держись, дружище! Ты сделал все, что мог. И не твоя вина в том, что ты уходишь, не доведя дело до конца. Так уж случилось. В сущности, ты везунчик, я всегда говорил тебе об этом. Прожил не одну, а несколько жизней, спасался, когда неминуемо должен был погибнуть. Не совершал подлостей, а это далеко не всякому удается. Наконец, любил и был любим. Что еще человеку надо? Одного не могу тебе простить — того же, чего ты и сам не простишь себе. Инты… Но здесь уже ничего нельзя поправить. Это единственная твоя вина, единственное поражение…

Спасибо Горну, он не унизил его жалостью. Ах, Инта, Инта…

И прорвался в душу, зазвенел голос любимой. И опять скорбно прозвучали слова, которые он помнил всю последующую жизнь, заставляя вновь и вновь спрашивать себя:

«А правильно ли я поступил, послушавшись?»

Ее слова:

«Нет, родной. Ты не сделаешь этого против моей воли. Не могу быть

«призраком». Уж лучше умереть сейчас, когда я так хочу жить, чем продолжать жить с желанием умереть!» Он исполнил последнюю волю Инты, обрекшую его на непрехо-дящие страдания…

И как было теперь не помянуть Корлиса, который отдал ей свою кровь и был готов умереть вместе с нею? Ученый до мозга костей, он считал себя трусом, а не героем, кем был на самом деле.

В нем несообразно сочетались целеустремленность и сомнения, твердость в убеждениях и умение признать свою неправоту, комплекс неполноценности и чувство собственного достоинства.

А как он переживал исчезновение Инты во время их первой экспедиции на

Гему! Какой взрыв негодования обрушил на Кея:

— И за что она вас полюбила? Да, да, полюбила! Или не видели, не замечали? Впрочем, куда вам, вы не человек, а робот, бездушная машина!

Потом, уже после смерти Инты, Кей догадался: Корлис сам лю-бил ее — ненавязчивой, отстраненно чистой любовью.

И еще один голос услышал Кей в свои последние минуты:

— Замечательная идея! Странно, что мы до нее не додумались. По сути дела вы предложили модель принципиально нового, подлинно коммунистического общества, где интеллектуальный потенциал каждого принадлежит всем и личность, не утратив и ндивидуальности, обретает разум коллектива!