Отпусти синицу - Алла Бархоленко

О л ь г а. Что?..

В и к т о р. Именно это она и сказала. И даже выскочила из класса.

О л ь г а. И ты… И что ты?

В и к т о р. А я сказал им, что моя любовь началась в пятом классе. Они встретили это с большим одобрением…

О л ь г а. Представляю!

Н и к о л а й. Ребята, меня, кажется, дед зовет…

В и к т о р. Ну, куда, куда? У нас теоретический разговор… Я сказал им, что после этого прошло чуть не двадцать лет, а мы не женаты. «Почему?» — робко спросил кто-то. «Вы живете в разных городах?» — спросил другой. — «Нет, мы живем в одном городе, — сказал я, — и можем видеть друг друга каждый день. Наши семьи не враждуют, жилплощадь есть, третьи лица не вмешиваются в наши отношения, но…» — «Так почему же?» — воскликнули они. — «Я не знаю, почему, — сказал я, — но так есть, и это тоже любовь, и не пугайтесь, когда ваша любовь не будет такой, как в кино». Они сидели сосредоточенные. Они думали. «А знаете, почему Мария Кирилловна рассердилась и ушла? — спросили они. — Потому что ее оставил муж, он ушел к другой…»

О л ь г а. Ее муж работал у нас в редакции.

В и к т о р. А это верно, что она била у вас графины?

О л ь г а. Верно.

В и к т о р. Ребята знали и об этом… А она выступала перед ними с беседами о достоинстве женщины. И я понял, что все ее лекции на темы морали были мелкой местью сопернице, и я понял, что, по сути дела, эти лекции аморальны…

О л ь г а. Частный случай. Та же Мария Кирилловна пыталась объяснить твоим ученикам совершенно правильные общие положения.

В и к т о р. Все дело в том, что эти положения статичны. Поэтому они рассыпаются при первом столкновении с жизнью. Мы совершаем преступление, когда учим человека схеме. Его надо учить другому. Его надо учить мыслить.

О л ь г а. Однако существуют проверенные и установленные обществом нормы поведения. Не знаю, как где, но в нашей семье их не нарушают.

Н и к о л а й. А что теперь с теми, которые у вас работали? Розочка и Эм Эн Котлов, так?

О л ь г а. Они у нас больше не работают.

В и к т о р. Они ушли добровольно?

О л ь г а. Разумеется. Им было предложено сохранить свои семьи, но они подали заявления об увольнении. Говорят, они сейчас работают на строительстве.

В и к т о р. В многотиражке?

О л ь г а. Нет. Каменщиками.

В и к т о р. А ты знаешь — я их уважаю.

О л ь г а. Ты всегда искал романтизм не там, где он есть..

В и к т о р. Слушай… Так это на них ты получила повышение?

О л ь г а. Ну, знаешь!.. (Стремительно ушла.)

Н и к о л а й. Зачем ты ее дразнишь? Опять месяц не будете разговаривать.

В и к т о р. Месяц не разговаривать — не страшно. Страшно, когда человек не больше, чем семьдесят килограммов коллоида.

Н и к о л а й. А вот я сопротивляться не умею. Говорят — делаю, просят — иду. В детстве, знаешь, на что меня уговорили? Ларек грабить. Хорошо — атамана в тот вечер за двойку выпороли и дома заперли… Все Олька. Нужны кадры из рабочих. Нужно — пошел. Думал, если у мартена справлялся, то уж тут-то…

В и к т о р. А ты не бойся, ты пробуй. И так, и этак… Потом сам увидишь, что нужнее.

Появляется  К о н с т а н т и н  с охапкой цветов.

К о н с т а н т и н. Привет, лопухи! (Проходит в свою комнату.)

В и к т о р. Я думаю иногда: спокойно бы… на Ольке жениться… На озеро Чебаркуль окуньков ловить… Название-то какое — Чебаркуль! Так и видишь, как рыба плеснула и в прозрачную глубину ушла… Просто бы, а?

Н и к о л а й. Иногда, говорят, получается.

В и к т о р. Ладно, пойду грехи замаливать. (Уходит. Появляется Андриан.)

А н д р и а н. Сидишь?

Н и к о л а й. Сижу…

А н д р и а н. Курить есть?

Н и к о л а й. Курить вредно, батя.

А н д р и а н. Правильно, сын.

Н и к о л а й. Дай-ка и мне…

Сидят, курят. Высветляется комната  А н н ы.  А н д р и а н  и  А н н а  смотрят вслед ушедшей Степаниде.

А н д р и а н. Зачем… Зачем она это — приходила?

А н н а. Кто?

А н д р и а н. Жена моя…

А н н а. Она не как жена. Она как комиссия.

А н д р и а н. Какая комиссия?

А н н а. Я заявление на квартиру писала… (Молчание.)

А н д р и а н. Это… Она — знает? (Молчание.)

А н н а. Андрюша… Что же ты не подойдешь ко мне, не скажешь ничего?

А н д р и а н. Устал я, Анна… Худо мне.

А н н а. В деревню бы поехать… Когда маленькой была, у бабушки гостила. Озеро рядом, вода, как хрусталь, уха сосновыми шишками пахнет. Грибы нанижешь на прут — над костром печешь, сахару не было — землянику ели… Андрюша, земляники бы…

А н д р и а н. Анна… Кончать нам надо. Анна. О чем ты?

А н д р и а н. Не могу я, Анна. Расстанемся давай.

А н н а. Вот ты о чем…

А н д р и а н. Больше тридцати лет с ней прожил. Горе и радость пополам. В войну, без меня, детей сохранила. Дом вела, будто государством правила — с толком. И вот теперь… Как же я смогу, Анна?

А н н а. А я думала — любишь меня…

А н д р и а н. Была бы она, как ты, молодой, — ушел бы. А нынче не по-равному. Плохо.

А н н а. А я думала, что любишь…

А н д р и а н. Не в словах дело. Мне уж вроде стыдно эти пустые слова произносить. Хорошо было с тобой. Молодость вернулась… Анна, если бы я был один! Анна. Ладно. Иди.

А н д р и а н. Отпускаешь?.. (Анна не отвечает.) Отпускаешь… Не больно, выходит, нужен!

А н н а. Гордости сколько в вас недоброй… Ну, иди, что ли!

А н д р и а н. Анна…

А н н а. Не тяни душу, уходи, Андриан.

А н д р и а н. Ну, коли так… (Комната Анны меркнет. Николай и Андриан.) Ну, коли так…

Н и к о л а й. Ты о чем, батя?

А н д р и а н. Лучше это — закидушкой, на ночь, кашу пшенную облить молоком, в капроновую сетку и в это — в озеро… Да чтоб ночка была ненастная. Чем хуже погода, тем лучше клюет — нрав у налима непутевый. А можно и не молоком, можно конопляным маслом — дух сильнее…

Н и к о л а й. И чего все о рыбе? Хоть топись.

А н д р и а н. А вот карп — тот на распаренный горох берет. Хитрая штука — карп. Осторожный, думает много. Однако же — и на пиявку может. И это — на жмых… И на картошку. Картошку немного подсолить…

Н и к о л а й. А дальше?

А н д р и а н. Что дальше, сын?

Н и к о л а й. А дальше, дальше что?

А н д р и а н. Это… Женюсь я, Колька…

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Прошло еще несколько месяцев. Та же обстановка, только прибавились две детские кроватки-качалки да видно, что где-то идет ремонт. А н д р и а н  и  М и к о л а.  М и к о л а  возится с птичьей клеткой.

А н д р и а н. Батя… Ты это — сторонишься, вроде.

М и к о л а. Смотрю, на других сваливать горазд. Сам, как во хмелю, ничего не замечаешь.

А н д р и а н. Осуждаешь?

М и к о л а. Мне что… Сам не маленький.

А н д р и а н. Батя… Не в монастырь же теперь!

М и к о л а. Мне что… Внук вот появился, дело нашлось… Молода больно, постарше бы взял.

А н д р и а н. Так ведь тут как… Тут без выбора, батя.

М и к о л а. То-то и оно. Бывает. Будто промеж жерновов. Умна Степанида — развязала тебя.

А н д р и а н. Ты что… Неуж думаешь?..

М и к о л а. Ничего я не думаю, друг ситный. Сердце у любого разорваться может. Завел ассамблею. Дело стоит, иди. Семью увеличил — обеспечивай. Шифер-то привезут?

А н д р и а н. Должны.

М и к о л а. Оно, конечно, мысли всякие. Мыслям не закажешь. Но и Анна ничего. И ребята приняли — сумела. Только Ольга фырчит. Ну, так на Ольку и свой не угодит! Иди, работай!

А н д р и а н (выпрямился даже, будто тяжесть свалилась). Это… Батя, ты все хотел черного дрозда поймать… Так я схожу в воскресенье, поймаю! (Уходит.)

М и к о л а. Мне что… Живое о живом думает. Для тех, кто в мертвых окажется, несправедливо. Значит, не оказывайся. Опять же — внук… (Садится на стол, качает кровать, читает газету. На мотив колыбельной). А-а, а-а… Митинг в партизанских джунглях… А-а, а-а… Гонка вооружений в ЮАР… Землетрясение в Пакистане… А-а, а-а… (Входит Анна с ребенком, укладывает в другую кровать.) Утих? Гляди-ко. Поперечный у Наташки малый, только тебя и признает. И голосище агитаторский, уши позаклинило.

А н н а. Чш-ш… Тише. Спит…

М и к о л а. Это зря. К тишине не приучай. Тишина штука ненадежная.

А н н а. Еще успеет…

М и к о л а. Ты почему газет не читаешь? Каждый день то землетрясение, то бомбежка. И так, и этак трясет матушку.

А н н а. Не хочется про такое читать.