Круглые коленки - Ирина Степановская

Но он не захотел прийти в дом, а назначил мне встречу в ресторане, в том самом, в каком у них проходил юбилей. Я пришла уже без палочки, хотя все равно немного прихрамывала. – Да ты порхаешь! Молодчина! – сказал Никитин. Он не изменился, хотя с затылка сильно поседел, а спереди облысел. И я не стала ему напоминать, что вообще- то это он увез меня тогда из Тырныауза, в котором, как говорили, врачи делали чудеса. Мы поболтали с ним немного, выпили кофе. Расстались мы легко, я ушла первой.

Потом позвонила Синичкина.

– Слушай Майка, как жаль, что тебя не было на встрече. Мы все так ржали! Никитин нас опять смешил до упаду. На нас весь ресторан оглядывался, даже повар вышел посмотреть.

– Рада за вас.

– Представляешь, к нам Исса притащилась! Её, оказывается, Томка пригласила. Иссе скоро будет девяносто пять. И она сама ещё ходит!

– Неужели? – Слово «ходит» во мне всегда отзывается болью.

– Да. И она всех помнит. И о тебе она тоже спрашивала.

– Что же вы ей обо мне сказали?

Валя и не представляла, сколько иголок впилось в этот момент в моё сердце.

– Да что сказали? Что ты молодец. Столько операций перенесла. А у Иссы уже правнучка скоро в школу пойдет.

– В нашу?

– Нет, не в нашу, – Валька засмеялась. – В израильскую. Внучка у нее уехала. Исса теперь с сыном живет. С сыном и с невесткой. А в Германию поехать Швабра тебе помогала?

– Ну, более- менее. – Я не стала уточнять подробности. Пусть Томка делает себе рекламу, мне плевать.

– А Швабра молодец! И Никитин такой стол шикарный организовал. Ты зря не пришла. Тебе все приветы передавали. Классной- то нашей давно уже нет в живых…

– И Зу- зу была?

– Да, ну… Нет, конечно.

Я вдруг сказала:

– Жаль, наверное, что Оленёвой не было.

Валюшка отозвалась как- то слишком на мой взгляд легко.

– Ольги- то? Но ты же знаешь, она же умерла.

Я не могла забыть Томкины слова в конце нашего с ней свидания.

– Слушай, Валя, а как ты думаешь, почему Ольга всё- таки решила, что это я сдала Иссу?

И Валька сказала:

– Так она же всегда всё знала. Через мать. Учителя к её матери ходили и всё ей рассказывали. И она тоже им рассказывала, что в нашем классе делается, кто и что про кого говорит. Шпионила.

– Но всё- таки, почему решили, что это я?

– Ну, с твоей же матери всё это началось. Хотя моя тоже немного виновата. В общем, это все сделали наши мамы.

Ничего подобного я не могла даже представить.

– Как это?

– Чепуха, яйца выеденного не стоит. Угораздило же меня тогда свалиться с велосипеда…

– Валя, расскажи, – сказала я вдруг охрипшим голосом. – Ты не представляешь, как мне это важно. – И она рассказала, хихикая и делая отступления, а мне почему- то казалось, что Валька пересказывает какой- то старый фильм про старшеклассников, который я смотрела давным- давно. Я слушала ее рассказ, не перебивая, хотя меня раздражали ее не относящиеся к делу замечания и хотелось крикнуть: «Рассказывай скорее. Я уже хочу, наконец, закончить эту историю, закрыть ее навсегда».

Боже! С какой самоотверженностью наши мамы вмешиваются в нашу жизнь! Если бы они только знали, как потом терзаются их дети… Отчего бы маме самой не рассказать мне про эту историю с Иссой? Поступки учителей и поступки родителей… Нам все время говорили: «вы еще малы обсуждать поступки взрослых. Вы – никто. Мы будем решать за вас, что вам можно, что вам нельзя, какой длины должны быть юбка и стрижка. Что можно читать, что можно смотреть, как надо себя вести. А пока вы – никто». Интересно, если бы мама узнала, что история с Иссой будет мучить меня долгие годы, она все равно пошла бы к директрисе? Что- то мне подсказывает, что пошла бы. Ведь мамы всегда знают, что будет лучше для детей. Так же она решила и потом, в больнице, и я думаю, была ли она права? Наверное, была. Хотя почему- то мне до сих пор хочется, чтобы было по- другому.

Дело с моим «предательством» в действительности оказалось очень простым.

В том марте, перед каникулами, когда я после олимпиады прохлаждалась с отцом в Москве, Синичкина решила прокатиться на новеньком велосипеде. От неумения или по чистой случайности её занесло на островок нестаявшего льда. Валька разбила локоть, поцарапала лицо, но самое главное, сильно ушибла коленку. Коленка распухла. На следующий день её потащили в травмпункт, где доктор объявил, что коленную чашечку придётся, скорее всего, удалять.

Ужаснувшаяся Валькина мама позвонила моей.

– А зачем она позвонила?

– Ну, твоя мама ведь была врачом. Хотела посоветоваться. Я тогда ревела день и ночь.

– Было так больно?

Привыкшая в течение многих лет ощущать постоянные боли в ноге, я испытываю сочувствие к чужой боли.

– Не столько больно, как страшно. Исса ведь тогда сказала нам, что коленки нужно беречь. От этого, мол, зависит женское счастье. А я как раз в Кису влюбилась и на полном серьёзе терзалась, действительно ли коленки обладают таким волшебным действием на мужчин? Ну, дура, была, что поделаешь…– Смех у Валюшки до сих пор остался заливистый, как в школе.

– Следовательно эту историю про коленки знали, как минимум, две мамы?

– Ой, Захарка, ну ты опять как в школе. Будто теорему у доски решаешь. Следовательно то, следовательно это… Первое вытекает из второго… Да, может и еще кто- то знал. Но только твоя мать побежала к директору.

– Зачем?

– Не сразу. Сначала она встретила на улице классную.

– И?

– И та начала напирать, мол ты совсем отбилась от рук, учителям хамишь, одеваешься вызывающе, все учителя жалуются на тебя…

– Ну, хорошо, а Исса тут при чем?

– Так, когда они с классной поругались, и та сказала, что в назидание остальным не даст тебе хорошую характеристику, твоя- то и побежала к директору.

Боже! А я- то в это время гуляла в Москве и о случившемся не подозревала.

– Директриса потом жаловалась оленевской матери, что старшая Захарова чуть не довела ее до инфаркта.

– Каким же образом?

– Вот тут как раз и всплыла история с коленками. Твоя начала валить все на учителей, чем, мол, они занимаются на уроках. Рассказала директрисе про Иссу, и меня притянула в пример, как у детей развиваются неврозы. Не знаю уж, развился у меня невроз или не развился, но ревела я неделю, пока коленка не зажила. И я- то как раз твою мать понимаю. Ей ведь за тебя стало обидно.

– Но ведь я правда об этом ничего не знала!

– Дык, тебя никто и не обвиняет.

– Но как же? А из комсомола выгнали?

– Да на фиг тебе сдался этот комсомол?

Но вообще- то Валюшка задумалась.

– Жизнь сложная штука, Захарка. Ты ведь и правда выпендривалась, а кому это