Колхоз: Назад в СССР 2 (СИ) - Барчук Павел

— Да твою мать…— Я сразу отвернулся.

— Чего ты? Обрабатываю рану. Фельдшер же сказал, промывать, мазать и снова бинтовать. Вот думаю, не туго ли. Глянь. А то, е-мое, одно вылечишь, а другое покалечишь. — Переросток явно был озадачен этим вопросом и пялился себе в пах с таким выражением лица, будто там аленький цветочек вырос.

— Андрюх… иди, блин, в задницу. Понял? Ещё я твою перевязку не проверял. Мандец… Достаточно вчерашнего. Насмотрелся. Теперь новая фобия у меня. Раньше просто кур не любил, не задалось у нас с ними с первых дней, а сейчас откровенно опасаюсь.

— Эх… ладно. Спишь долго. Хотел уже идти будить. Нам пора на эту… репетицию. Ленка прибегала. — Братец поднялся на ноги, а затем, застегивая штаны, хитро посмотрел на меня. — Ты ей приглянулся, точно говорю. Явилась с прической, с губами…

Андрюха сделал неопределенный жест возле своего рта. Видимо, это должно было означать те самые губы.

— М-м-м-м-м… ну, да, ну да… Обычно она без губ?

Я спустился по ступенькам, направляясь к калитке, которая вела в сад.

— Сейчас, душ приму, позавтракаем и пойдем. Она что сказала? Ленка. Зачем приходила?

— Сказала, что будут ждать тебя в школьном саду. Мол, на спортивной площадке скакать пока что не хочется. Людей смешить. Ты же ничего им не объяснил. Обмолвился, надо будет прыгать, что-то кричать. Они волнуются. Кричать, конечно, наши девки всегда только рады. Тут они гора́зды. Этого не отнять. Начнут орать, хрен заткнешь. А вот с прыжками дело серьезнее. Ты их видел?

— Видел, видел… Готовь завтрак, говорю. Я сейчас.

Метнулся в сад, быстро принял душ. В принципе, к условиям деревенской жизни даже практически привык. Конечно, интересно, как они все эти мыльно-рыльные процедуры зимой осуществляют. Представил себя, пробирающегося по сугробам к толчку, аж передернуло. Слава богу, я здесь до конца лета. И все. Прощайте, Зеленухи. Здравствуй, нормальная жизнь. Осталось только дело за малым — все проблемы порешать и Светланочку Сергеевну под контроль взять, чтоб больше ничего подобного не исполняла. Не мать, а, блин, ехидна. Ну, ничего, ничего… И не из такого выбирался. Отец, родной, в той, прошлой жизни, даже половины моих приключений не знает.

Схватил брусок мыла, пахнущего земляникой, и с остервенением принялся намыливать голову. Некогда слюни распускать, столько дел впереди. А в первую очередь, свое собственное, в перспективе, сытое, очень на это надеюсь, будущее.

Когда вернулся в кухню, Андрюха уже пожарил яичницу, накромсал огурцов и притащил целую кучу зелени. Будто я козел, честное слово.

— Что-то маловато травы. Да сядь! Пошутил.

Братец устроился обратно на табуретку и подгреб одну из тарелок ближе.

Ели в тишине. Каждый думал о своем. Не знаю, что за мысли бродили в голове Переростка, вряд ли что-то сто́ящее, а я, к примеру, соображал, как организовать деятельность своей новоиспечённой группы поддержки.

Андрюха прав. Рассчитывать на неимоверные кульбиты с их стороны точно не приходится. Девки не то, чтоб полные или нечто подобное. Нет. Комплекция обычная. Конечно, совсем не дюймовочки, это факт. Однако, и с коровами не перепутаешь. Но, блин, с их формами… Если кого-то подкинуть вверх, уйдет, как космическое тело, в стратосферу.

Короче, надо просто адаптировать привычный чирлидинг под новые условия. По сути, мне же и не требуется, чтоб они чудеса акробатики показывали. Главное — сорвать матч. Но так, чтоб он, как бы, сам сорвался. Чтоб футболисты об игре даже думать не могли, уж не говорю про бо́льшее. А значит, подготовка должна оставаться в строжайшей тайне. Иначе пропадет эффект неожиданности, на который я, собственно говоря, рассчитываю. Убьют ли меня на месте за такое представление? Естественно, убьют! Но тут я снова рассчитываю на репутацию, которая в деревне сложилась у Жорика Милославского.

— Все. Хватит рассиживаться. Надо двигать. — Сунул последний кусок яичницы в рот и отставил тарелку в сторону.

— Ага. Согласен. — Братец вскочил на ноги, сгреб посуду, сунул ее в ведро с водой. — Чтоб не засохло. Вернёмся, надо помыть. А то от мамки прилетит. И ещё батя добавит.

Буквально пять минут, и мы уже топали в сторону школы. Братец без остановки, будто прорвало его, рассуждал о наболевшем. Об Алке, естественно. Высказывал различные варианты, которые могут сработать, чтоб она его разлюбила. Фантазия у Андрюхи, конечно, ни о чем. Все его задумки выглядели детским садом.

— Слушай… давай по очереди. Хорошо? Сейчас у нас тренировка. Потом подумаем про твою Аллочку. Не успеваю сразу два глобальных плана в голове обрабатывать. Я ж не искусственный интеллект.

Андрюха осекся, помолчал, а потом с сомнением поинтересовался, что такое "искусственный интеллект". К счастью от объяснений меня избавил тот факт, что мы прибыли на место.

Школьный сад непосредственно за школой и располагался. Ровно за футбольным полем и спортивной площадкой.

Мы прошли с Андрюхой вглубь, петляя среди яблонь, туда, где слышались смех и женские голоса. Ближе к центру сада имелась небольшая площадка с несколькими лавочками. Не знаю, на кой черт они здесь. Но именно на них сидели девки, десять человек. Среди которых, ясен пень, присутствовала и Наташка. Ещё одна преследующая меня тема. Девчонка решила, походу, либо Жорика Милославского добиться, либо добить. Говорю же, раз откажешь, клинит баб.

Мое появление было встречено гробовой тишиной. Присутствующие смотрели, как мы приближаемся, с разной степенью любопытства, сочувствия и, в некотором роде, даже сострадания. Я пару раз споткнулся под этими взглядами. Возникало ощущение, или кто-то умер, или умираю я, но мне об этом забыли сказать. Вот такие у девок были лица.

— От вытаращились… — Буркнул Андрюха себе под нос. — Походу, уже все село в курсе. Кто бы сомневался. Баба Зина… Хуже чумы…

Я не сразу понял, о чем говорит братец. Из наиболее ярких впечатлений оставалось его ранение. Про свои слова о любви к Клавдии, сказанные Зинаиде Стефановне, если честно, немного забыл. А зря. Оказалось, эта тема волновала девок гораздо больше, чем наглым образом обгрызанный петухом орган Переростка. Вообще, на фоне меня, надо признать, орган Переростка и в целом то виде особо никого не интересовал.

— Жорик… — Рыжая Ленка отделилась от компании подруг, в два шага оказалась рядом, а потом, что было очень неожиданно, вдруг обхватила меня за плечи, посмотрела долгим проникновенным взглядом и резко прижала мое лицо к своей пышной груди. Даже ладонь положила мне на затылок, чтоб я, наверное, не мог из этой груди вынырнуть.

В итоге мой нос оказался расплющен по пятому, вряд ли меньше, размеру. Не сказать, чтоб это было очень уж неприятно, но воздуха категорически не хватало.

— Как же ты… бедненький. Как же тебя угораздило? Ведь столько достойных девок вокруг, готовых поддержать… обогреть…

Я дернулся, но Ленка держала крепко, намертво. Она твердо вознамерилась оказать сочувствие и поддержку, даже если в процессе я задохнусь.

— Ленка, достойные девки, это ты про себя? — С умным видом поинтересовался Андрюха. — Насчёт обогреть… Не сезон. Смотри, а то тепловой удар приключится.

— А если и про себя, так что? — Рыжая отстранилась, игнорируя Переростка и глядя мне прямо в глаза со значением. Это был вполне себе непрозрачный намек, который сложно не заметить. — Ты ж пойми, Жорик, иногда кажется, что любовь, а оно и не любовь вовсе. Ты, главное, вокруг посмотри. Вокруг… Понимаешь?

— Понимает он. Гдяди, какое лицо внимательное. Понимающее. — Раздался ехидный голос Наташки. — Может, хватит ему под нос свое богатство совать? Тут все не бедные. У нас дело вообще-то. Общественное. Если на отца моего плевать, про честь села подумайте.

— Стрерва ты, Натуся. — Не оборачиваясь, ответила подруге Ленка. Смотрела она по-прежнему только на меня. — У человека, можно сказать, сложная сердечная ситуация. Мы, как товарищи, обязаны ему помочь.

— Да ты уж поможешь… — Наташка усмехнулась. — В очередь становись. Там ещё перед Клавкой имеется целая толпа. Жорик у нас с большим сердцем. В него много любви поместится.