Колхоз: Назад в СССР 2 (СИ) - Барчук Павел

— Ты меня спаивала! Самогон давала.

— Кто? Я? — Клавка, судя по зверскому выражению лица, готова была уже быстрее собственноручно деда прикопать, где-нибудь под забором, чтоб наверняка все успокоилось. У нее в курятнике молодой любовник сидит, ждёт продолжения, а тут Егорыч форменным шантажом занимается.

— Ты, Клавдия. Ты. Так что, как хочешь, но выручай. Бабку выпроводи.

Продавщица не успела глазом моргнуть, Матвей Егорыч, откуда силы взялись, в два прыжка оказался возле ограды, которая отделяла куриную территорию от основного двора, а потом с поразительной скоростью метнулся к сараю. Клавка только крикнула вслед:"Куда?!", а дед уже был внутри.

И вот именно в этот момент я понял, что все предыдущие события проблемой не являлись. Вообще. Настоящее веселье началось лишь в секунду, когда дед Мотя толкнул дверь.

Андрюха, дабы не быть пойманым, развернулся, планируя метнуться в угол, чтоб избежать встречи с Егорычем. А куда метаться, там я сижу, как дурак, и смотрю на братца круглыми глазами. Почему круглыми? Ну у него, вообще-то, ширинка расстегнута так и осталась, а все богатство наружу торчит. Не то, чтоб я мужских членов не видел. Да и в бане же парились в первый день моего приезда. Но твою мать… Не знаю, что там Клавка реально делает волшебного, Андрюхино богатство вообще за все время ни капли не успокоилось.

Переросток, наконец, в свою очередь увидел меня. Его рожа выглядела не менее охреневшей, чем моя, потому что по всем законам физики и логики, я уже должен в районе Москвы находиться. А петух, явно планировавший подлое нападение со спины, тоже увидел. Практически перед собой нечто розовое, непонятное, но явно в курятнике лишнее. И естественно, он с громким кукареканьем, наверное, это был боевой клич, подпрыгнув, кинулся на самый опасный, по его разумению, предмет. Событие это совпало с появлением за Андрюхиной спиной Матвея Егорыча, который вообще никого встретить в курятнике не ожидал. Это же курятник, а не Красная площадь, где толпы ходят.

Братец заорал не своим голосом от боли. Петух ухитрился взлететь и достал туда, куда и хотел достать. Дед Мотя заорал, увидев меня. Решил, всё-таки пришла "белочка". Я заорал, потому что поганая птица, походу, клювом что-то Андрюхе повредила, и оттуда реально ливанула кровь. То есть не капля, не просто слегка брызнуло. Натурально ливануло.

Андрюха опустил голову, увидел, что именно явилось причиной моего испуга, и заорал ещё сильнее.

— Ох ты ж твою мать! — Матвей Егорыч, наконец перестал таращиться на меня. Явно было понятно, даже если я — его белая горячка, есть проблема посерьёзнее.

Переросток качнулся, "поплыл" и осел на пол, побелев лицом.

— Етить колотить! — Дед подскочил к братцу, я следом.

Только, что делать, хрен мог понять. Такого в моей жизни ещё не происходило. Ну... Положа руку на сердце, до Зеленух в моей жизни много чего не происходило.

— Надо пережать! Жгутом! Жгута нет! Ремнем! — Других вариантов я не имел. Это знание осталось у меня с уроков ОБЖ, где рассказывали, как останавливать кровь в случае первой, необходимой помощи. Почему я свое предложение громко выкрикнул, не знаю. Наверное, со страху.

— Себе, блин, пережми! — Тут же моментально пришел в сознание Андрюха. — Желательно шею! Чтоб уже твои выкрутасы прекратились!

Мы с Матвеем Егорычем бестолково толкались рядом с братцем, отпихивая друг друга плечом.

В этот момент дверь курятника со всей силы распахнулась, чуть не слетев с петель. На пороге обозначилась испуганная Клавдия, за ее спиной маячила Зинаида Стефановна. Ясное дело, не услышать три истеричных мужских голоса, орущих на все лады, они не могли.

— Жорик?! — удивились обе, причем, сразу одновременно и хором.

Баба Зина, ясное дело, потому как уже имела информацию о моем утреннем отъезде и увидеть меня вообще не ожидала. Ну, а продавщица, потому как точно знала, никаких Жориков в ее сарае быть не должно.

Но потом женщины заметили Андрюху, который фонтанировал не тем и не оттуда.

— Вы тут что? Совсем охренели?! — Гаркнула Баба Зина. — Вы ему зачем… пипирку оторвали?

Услышав слово "оторвали" Андрюха взвыл ещё больше. Из-за стресса и идущей крови, он уже не мог разглядеть, все ли там цело, а Клавку зашатало так, что она оперлась рукой о притолку. По ее сведениям и личному опыту, все оторванное только что было на месте. И как оно, куда успело оторваться, Клавдия никак понять не могла. Но стало ей очень даже страшно.

— Ты не буробь! Помоги лучше! — Матвей Егорыч, похоже, верил в свою супругу больше, чем во что-либо другое.

Зинаида Стефановна выскочила из курятника, но буквально через минуту забежала обратно с кружкой воды и каким-то зелёными, почти круглыми листьями.

— Что это? — Голос Андрюхи звучал тихо, безжизненно. Можно подумать, и правда потерял не одну конечность, а сразу все. Солдат, мляха муха, на поле боя.

— Подорожник! — Рявкнула баба Зина. — К месту ранения прикладывать будем. А потом выяснять, какого лешего у вас тут творится.

— Я не хочу подорожник. — Братец испугано затряс головой и попытался отодвинуться.

— Лежи, убогий. — Зинаида Стефановна оттолкнула и меня, и деда, а затем плеснув водой на листья, реально шлепнула их на достоинство, если его можно теперь так назвать, братца. При этом руку не убрала, сжимая поврежденный орган.

— Я сейчас умру. — Сообщил почему-то именно мне Андрюха, глядя грустными глазами.

— От потери крови? — С сочувствием посмотрел на братца в ответ.

— Нет. От стыда. Баба Зина, руку-то уберите. Это ж вообще позорище какое.

— Ой, не плети. Я тебя с детства знаю. Без штанов ещё бегал. Так пусть тогда вон… — Зинаида Митрофановна оглянулась в поисках подходящей кандидатуры. — Жорик держит.

— Я не могу! Вы чего. Мне чужие писюны трогать политические и идейные убеждения не позволяют. — Даже головой затряс и отодвинулся подальше. Баба Зина — страшный человек. Она и заставить может.

— Да не надо. Сам подержу. — Андрюха перехватил листья, прижатые к родному органу. — Встать лучше помогите.

Мы с Матвеем Егорычем с двух сторон подхватили братца под руки, подняв его в горизонтальное положение.

— Эх… Надо к фельдшеру. — Вздохнула Зинаида Стефановна, — Как бы заражения не было. Он и рану обработает, и перевяжет. Да и вообще. Уколы колоть необходимо. От бешенства.

— От какого бешенства! — Возмутился Андрюха. — Это ж не собака укусила.

— А вас и кусать не надо. Оно у вас, похоже, с рождения. Бешенство. Только прогрессирует. Это тогда уколы собаке потребуются. — Отрезала баба Зина. — Говорю, фельдшер нужен.

— Правда? А как я туда дойду? Сейчас как раз вся деревня на улице коров встречать будет. Да и фельдшер дома давно. К нему на противоположный край села идти? — Переросток чуть не плакал.

Я его очень даже понимаю. Сам бы в такой ситуации слезами умылся. Мужику можно руку отрезать, ногу, можно половину внутренностей отдать, но самый главный орган, тот который нас и делает мужиками… Нет. Не дай бог.

— А вы чего тут все делали то? — Зинаида Стефановна, наконец, запоздало сообразила, что вообще вся ситуация не только странная, но и сильно подозрительная. — Жорик, ты же в Москву уехал. С чемоданом утром шуровал на станцию, пыль за пять километров столбом стояла. Ольгу обматерил. Ни за что, между прочим.

— Ну… так вышло. Не смог, совесть не позволила уехать. До станции дошел, успокоился, вспомнил про футбольный матч. Сами понимаете, как бросишь?

Я сделал максимально честное лицо, мысленно прощаясь на эту ночь с Лидочкой. От дядьки хрен смоешься теперь. Буду лекцию слушать и за сгущёнку, и за ссору с Ольгой Ивановной, которая уже однозначно все преувеличила, и за то, что сразу домой не явился.

— М-м-м-м-м… А вы? — Зинаида Стефановна внимательным взглядом опытного следака уставилась на Егорыча и братца. Не хватало фонаря, направленного им в глаза.

— Ну… к фельдшеру… значит, поторопимся. — Андрюха решительно попытался шагнуть вперёд.