Железный Сокол Гардарики - Владимир Свержин

– С тех пор мы всегда вместе, – заключил я.

– И все же… – пожал плечами мой собеседник, – благородный дворянин и какой-то казак-бродник… Впрочем, – он вздохнул, – мне ли не понимать ваши чувства. Я ведь и сам пленник.

– Вы?! – Я удивленно поднял брови.

– Да. – Вестфалец грустно кивнул. – Уже более девяти лет я живу в Москве, но в отличие от вас мне случилось попасть сюда не по своей воле. Когда царь Иван начал первую кампанию в Ливонии, я состоял на службе в тамошнем командорстве Тевтонского ордена. В числе других рыцарей мне пришлось сложить оружие после того, как маршал Фаль попал в плен. Воевода Большого полка – князь Андрей Курбский – предложил нам, почитая наши знания и воинское искусство, перейти на русскую службу. Не желая разделить злополучную судьбу нашего маршала, коему по цареву указу отрубили голову, мы согласились. Когда же московский государь отделил земщину от опричнины, почти все из орденских братьев стали кромешниками. Я и прежде видел много непотребства, но то, что творится здесь, искушает долготерпение Господне.

Он оглянулся на своего подчиненного, подошедшего с ковшиком воды, и скомандовал ему резко:

– Никишка, выдь и стань на страже у двери.

Опричник поставил ковшик рядом со мной и, звякнув шпорами, быстро вышел.

– То, что я буду говорить, – наклоняясь к моему изголовью, тихо, но с нажимом проговорил Штаден, – не должно покинуть этих стен. И помните – это в ваших интересах не менее, чем в моих.

Я согласно кивнул, активизируя связь.

– Положение наше весьма опасно. Государь поручил мне поиск Якоба Гернеля. То есть искать будете вы, я же – надзирать за тем, чтобы «ищейка» не сбилась с верного пути. Я отношусь к вам по-дружески и не подряжался в псари. Но, кроме меня, будут и другие. Если поиск не увенчается успехом – вас убьют. А если увенчается… Скорее всего тоже убьют. Это дикий народ, здесь неизвестны законы чести.

– Что же вы предлагаете?

Мой собеседник медленно покачал головой, готовясь сказать что-то важное и, видимо, не решаясь это сделать. Наконец он заговорил.

– Мэтр Гернель сделал изрядную ошибку, пригласив вас сюда. Вы же, приходится это признать, – еще большую, ему поверив. Но я чувствую и свою вину за то бедственное положение, в котором вы ныне оказались, ибо наивно думал, что сумею оградить вас от царского гнева. Так бы оно и случилось, но нрав здешнего правителя буен и непредсказуем. И, стало быть, теперь мой долг пред Богом как честного рыцаря – постараться спасти вас.

Он на миг умолк, оценивая, какое впечатление произвели на меня его слова.

– Капитан, займи соответствующую позу, – тут же раздалось на канале связи.

– Какую еще позу? – недоуменно спросил я.

– Со-от-вет-ству-ю-щу-ю, – по-менторски произнес Сергей. – Сейчас из тебя будут делать слоника о двух ногах: ездить по ушам и водить за нос.

– Пока что он не солгал ни единым словом, – вступился я за опричного сотника.

– Тут-то собака и порылась. Уж больно сладко этот змей поет. Хотя, по змеиной натуре, петь бы ему и не полагалось.

Авторы цикла передач «Живая природа» были бы шокированы таким подходом к вопросу, но я уже привык выхватывать рациональное зерно из неудержимого потока Лисова велеречия.

– Однако надо понимать, что, помогая вам, я подвергаю свою жизнь крайней опасности. Надзирать будут не только за вами, но и за мной. А даже если вина и не сыщется, вряд ли такая мелочь остановит сбрендившего царя. Я видел, как здесь ломают на дыбе и мучительно казнят людей куда более знатных, нежели ваш покорный слуга, за куда меньшие провинности. Да что там провинности – всякий, чей вид не угодит Иоанну, уже виновен перед ним. Хотя к чему лишние слова, у вас была возможность прочувствовать это на своей шкуре. Из этой дикой страны надо бежать. И чем скорее, тем лучше.

– У вас есть план? – прошептал я.

– Есть. Вчера в Москву прибыл гонец из Новгорода. Это крупнейший город северной Руси. Там случился мятеж, но бунтовщики – забота царя. Нам же интересно другое: соглядатаи видели промеж смутьянов человека, сходного по описанию с Якобом Гернелем. Он ли это, или нет – еще предстоит уточнить, одно ясно вполне – от государева войска ваш дядюшка ускользнет без труда. Но вы, если он действительно там, сумеете отыскать его. У меня в том нет никаких сомнений. Это верно так же, как то, что магнитный камень притягивает к себе железо.

– Быть может, – согласился я.

– Из новгородских земель рукой подать до Ливонии. Вместе мы сможем добраться до Ревеля, а оттуда – прямая дорога в империю, подальше от этого паскудного быдла.

Он заговорил быстро и с напором, как видно, делясь наболевшим:

– Здесь ни в чем нельзя быть уверенным. Сегодня ты в фаворе, а уже завтра можешь оказаться на дыбе. Быть может, вы слышали о князе-воеводе Курбском, некогда одолевшем нас, ныне же бежавшем к королю Сигизмунду. В Москве ему грозила смерть. Но он – князь, известный полководец и, говорят, в родстве с польским королем, поэтому хорошо принят в Кракове. А у меня, кроме ума и отваги, ничего нет, однако, надеюсь, вы не будете спорить с тем, что в нашем мире такие достоинства заслуживают лучшей награды, чем плеть безумца. Если вы согласитесь на мое предложение, то, полагаю, справедливо ответить любезностью на любезность и по прибытии к императорскому двору представить меня влиятельным людям, с которыми, без сомнения, вы свели немало знакомств за время службы.

Штаден закончил свою вдохновенную речь и пристально уставился на меня в ожидании ответа.

Я молчал, устало прикрыв глаза. Сказанное опричником, несомненно, было правдой, и, как я ни старался, не смог уловить пробела в логике собеседника.

– Ну, что ты думаешь по этому поводу? – донесся тем временем до Лиса мой вопрос.

– На первую вскидку, этот стон у них песней зовется. То есть все ясно: участие в троцкистско-зиновьевском заговоре под руководством товарища Курбского; работа на ливонскую и польскую разведку и вполне резонное стремление ускользнуть от культа личности с мешком наличности.

– Для нас, похоже, это оптимальный выход. Мы находим Баренса, забираем его и возвращаемся в институт. Но…

– Шо тебя смущает?

– Видишь ли, за последний месяц Штаден трижды спасал мне жизнь и, помогая нам, снова рискует головой. Так что я просто обязан оказать ему содействие по ту сторону границы. Но, как ты сам понимаешь, составить ему протекцию, о которой он просит, выше моих сил.

– Прими успокоительное, капитан! – перебил меня Лис. – Не о том думаешь. Давай я озвучу вскидку номер два. А что, если твой спасатель «звонит», как Дед Бабай на колокольне, а на самом деле только и ждет, как бы дядю Джо на живца поймать? И этим живцом будешь ты!

– Если это так, то, боюсь, результат его не порадует.

– И то правда. А если не так – пусть Баренс, когда мы его найдем, думает, как выделить твоему благо-гадетелю бочку варенья и корзину печенья. Не хрен бегать и ныкаться по кущерям. Тоже мне казак-разбойник!

Я приоткрыл глаза и старательно придал взору пронзительность.

– Согласен. Когда выступаем?

– Чем скорее, тем лучше, – скороговоркой произнес Штаден с нескрываемым облегчением в тоне. – Как только вы сможете держаться в седле.

Не так давно, листая иллюстрированный журнал, я наткнулся на фотографию Европы, сделанную ночью со спутника. Залитые электрическим светом мегаполисы казались огромными звездами среди мириад крошечных огоньков. В этом искрящемся буйстве Москва смотрелась звездой первой величины. Представить это сейчас, когда бледная луна выползала на темнеющий небосвод, все еще претендующий на роль тверди, было никак невозможно. Город был мрачен, и жалкие лучины вкупе с факелами и масляными светильнями не могли разогнать этот первобытный мрак.

– Да ты пей, – ласково вещал Лис, вдохновенно исполнявший при мне обязанности лекаря и сиделки. – Этот отвар и безногого на ноги поставит. Бабкин брат мне зуб давал, шо ежели кто это пойло выпьет, то сразу встанет. Шо тот мухомор после дождя.

Напиток, булькавший в поднесенной к моим губам чашке, на вид казался отвратительным, и запах его был способен распугать всех комаров в округе, но это было ничто по сравнению со вкусом.

– А кому щас легко? – увидев мою гримасу, развел руками Сергей. – Буквально: sic tranzit gloria mundi, как сказал бы твой дядя на присущей ему латыни. Зато сейчас ты уснешь, увидишь зашибительные сны. Бабушкин дедушка за это ручался. Утром будешь готов к труду и обороне, а также к разгулу и нападению. Ни о чем не беспокойся, спи, за тобой приглядят.

При этих словах дежурившие в дверях опричники гордо развели плечи и раздвинулись, пропуская выходящего Лиса.

– Поспишь тут, – буркнул я себе под нос, прикрывая глаза.