Звездное тяготение - Николай Горбачев

Мы сели. Неожиданное прозрение Нестерова и его вид развеселили солдат, они оживились – пропала усталость и сонливость. Авилов ободряюще кивнул мне.

– Еще предложения? – спросил капитан.

Степенно, неторопливо поднялся Витамин: мой прогноз оправдался.

– По-моему, стоит перераспределить обязанности между некоторыми номерами. Ведь у одних работы густо, у других – пусто. Известно, что даже в радиотехнике контуры от перегрузки перевозбуждаются, гудят… С некоторыми товарищами то же получается. А вот со мной наоборот. Выполню свои обязанности, доложу: "Готово" – и стою, как пенек! – Уфимушкин смущенно оглянулся. – А другие в это время до седьмого пота трудятся. А мог бы, пожалуй, вот такие операции выполнять и такие, – он энергично загибал пальцы на левой руке.

Действительно кое-что у нас было не до конца продумано, потому и получалась неравномерная нагрузка. После Уфимушкина вставали другие номера и конкретно, убедительно поясняли, как следовало бы перераспределить некоторые обязанности: это тоже выигрыш времени. Ого, были бы тут те, кто пишут инструкции, жарко бы стало, поняли бы – мы не из теста слеплены!

Комбат с начальником расчета о чем-то оживленно говорили, записывали в блокноты: наверное, не ожидали такого эффекта.

Когда объявили сбор командиров и Савоненков с Авиловым заторопились, я хотел было отойти вместе с солдатами к установке, но капитан шагнул навстречу, с удивившей меня мягкостью сказал:

– Ну, порадовали, Кольцов… Спасибо. Не ошиблись мы, выходит, назначив вас наводчиком. Глядите, еще достойной сменой будете сержанту Долгову – осенью уходит. Как, а?

Я промолчал и неизвестно почему покраснел.

13

В тот вечер я ушел к Наде из кино. Цель эту поставил себе заранее, но исполнить ее до кино не удалось: в клуб нас привели строем. Как на грех, дежурил в тот день Крутиков. Он завел батарею в клуб, а сам, будто его там медом приклеили, торчал у входа, горделиво выставив грудь, с сознанием высокой ответственности покрикивал на солдат: "Быстрей. Проходите, места впереди".

Черт бы его побрал! Он мне путал все карты. Я думал только о том, что почти полтора часа, пока идет фильм, можно побыть с Надей! Мне вовсе не хотелось, чтоб Сергей Нестеров оказался рядом со мной, и специально устроился на последнюю скамейку: погасят свет – улизну. Посматривал на Крутикова: может, отклеится от двери? И тут-то вывернулся Сергей и, широко улыбаясь, плюхнулся на свободное место рядом.

– Искал, искал тебя… Чего в такую даль сел?

– Так! – не очень учтиво отрезал я. "Не было печали, да черти накачали!" Солдаты галдели, будто на базарной толкучке. Когда погас свет и динамики впереди рявкнули каким-то бодрым маршем – начинался киножурнал, – я поднялся.

– Куда ты? Кино же…

Сергей вцепился в рукав моей гимнастерки. Отдернув руку, я зашипел гусаком:

– Заладил: "куда? куда?" – И вдруг нашелся: – Живот схватило, в санчасть пойду.

Мысль показалась спасительной – шагнул к двери.

– Зачем? Назад! – Крутиков небрежно загородил дорогу, но тут же узнал меня. – А-а, это вы? Что случилось?

– Надо выйти, – стараясь держаться спокойно, произнес я: не повторять же ему то же самое, что и Сергею. Заминка длилась всего каких-то несколько секунд.

– Да ему надо… С животом, товарищ сержант.

Это вырос вездесущий Сергей. Я даже почувствовал – покраснел, благо, что было темно.

– Да-а? – как-то загадочно протянул Крутиков и, обернувшись к солдату у двери, добавил: – Бывает… Пропустите.

Дальше все было привычно: отодвинуть доску в заборе, пролезть, перемахнуть поле…

Все так и произошло. Но эта сцена с Крутиковым неожиданно подпортила настроение. Где-то вдруг засосало под ложечкой из-за того, что пришлось соврать. Как только выскочило? И Сергей… надо было сунуться тут, с Крутиковым! Неужели понял? Загадочно тянул. Или обычная рисовка?… Я махнул на свои рассуждения рукой: нечего в солод превращаться! Кому нужны эти дешевые страдания молодого Вертера?

Надя на мой стук появилась быстро, торопливо выбивая каблуками по доскам крыльца.

– Ой, здравствуй! Хорошо, что пришел. У меня хандришка. Логику сдавать, а для меня все эти силлогизмы, модусы, фелаптоны – темный лес.

Со ступенек протянула небольшую, но сильную руку. У Ийки – я ловил себя на мысли – они были лениво-безжизненные, будто там под тонкой, как папиросная бумага, кожей – вата.

– Слышал, есть две логики: обычная и женская. Последняя, говорят, не подчиняется никаким законам, – пошутил я.

Она коротко рассмеялась и тут же с напускной обидой произнесла:

– Ну уж! Все вы на слабый пол нападаете. – В темноте смотрели на меня неподвижные глаза. – На сколько сегодня?

– Полтора часа.

– О-о! Чего вдруг расщедрились? – удивилась она. – Но ты не такой…

– Какой?

– Необычный, возбужденный… Что-нибудь произошло?

В ее голосе прозвучало беспокойство. Взяла за руку, повыше запястья, будто хотела проверить пульс, смотрела упрямо из темноты.

"Неужели догадывается? У женщин ведь чутье развито гораздо тоньше, чем у мужчин. Да и больше подвержены действию телепатии, – может, передалось? Впрочем, ерунда все, нечего антимонию разводить!"

Но она, отпустив руку, с тревогой спросила:

– А ты… не без разрешения ко мне ходишь? В самоволку, так у вас называется?

И не успел сообразить, как лучше ей ответить, язык мой уже ляпнул:

– Точно!

Может быть, где-то была тайная мысль: поднимусь в ее глазах до героя! Но в следующую минуту пожалел, что сболтнул. Было уже поздно. Надя вдруг замолчала, поникла головой – в сумеречном свете пристально силилась что-то рассмотреть на груди, на желтой в черную полоску кофточке.

– Да что ты, Надя? Никто никогда не докопается.

Все это сказал с веселой беззаботностью. Утопающий хватается за соломинку. Но она, кажется, вздрогнула (так мне почудилось), неожиданно тихо, просительно проговорила:

– Не надо. Если… если, – выговорила с трудом. – Тебе наши… встречи хоть чуточку дороги, никогда так больше не делай. Слышишь? – Ее голос упал, она совсем уже тихо добавила: – Лучше не приходи вовсе.

Я еще надеялся – отойдет, смилостивится: женщины народ мягкий, отходчивый. Взял ее за руки. С той же веселостью привлек к себе.

– Что ты, Надя? Пустяки! – Но тотчас в памяти возникла сцена возле совхозного клуба: откидывая красивые волосы, Васин что-то говорит улыбающейся Наде… – А может, просто не хочешь, чтоб ходил? Старший лейтенант Васин…

Она отдернулась, выпрямилась, в голосе – обидные льдинки:

– Не говори так. Если бы не хотела, все было бы иначе. Лучше… – она перевела дыхание, будто собираясь с силами, повторила: – Да, лучше будем реже видеться, но по-хорошему. А сейчас уходи, Гоша… До свидания.

Все дальнейшее произошло очень быстро: не успел сообразить, какие меры принять, Надя повернулась, желтое пятно кофточки мелькнуло к ступенькам крыльца.

Я остался один. И опять ругал себя такими же черными словами, как в первый вечер знакомства с ней. "Ляпнул! Ну уж ладно, в следующий раз скажу тебе!" В окно увидел, как она вошла в прихожую, большая изломанная тень ее скользнула по противоположной стене. Потом в комнате Нади зажегся свет.

Меня разбирало зло. Делать было нечего: медленно побрел восвояси. Решил – выдержу мужское самолюбие, накажу ее, не буду ходить недели две – пусть подождет. Сама же упрашивала, хотела чаще встречаться, а тут, подумаешь!… А может, и в самом деле старший лейтенант Васин встал на пути? Рассказывала же: из института вечером иногда возвращаются вместе! Красив, интересен…

Шел полем, среди кустов, залитых зеленым светом луны – узкое, отточенное лезвие секиры висело почти в зените.

Доска, качнувшись позади меня маятником, закрыла тайную лазейку. Оставалось пройти двадцать шагов открытого, освещенного луной пространства, дальше – вне всякой опасности: поди докажи, откуда шел. Впрочем, в эту минуту не думал даже, что такое когда-нибудь может случиться. Да и серьезно был расстроен размолвкой с Надей. Все зло, казалось, шло от старшего лейтенанта, и, попадись он мне на глаза, не знаю, что бы еще произошло…

– А-а, наше вам с кисточкой!

Я вздрогнул от неожиданности: передо мной стоял Крутиков.

По нужде он оказался рядом с туалетом или ждал моего возвращения – не понял сразу. Но следующие его слова не оставили сомнений: он караулил меня. Слащавое, тонкогубое лицо его при лунном свете перекосила ядовитая усмешка.

– Думал, больше, голубчик, прожду… С животом-то старые штучки! Чего-нибудь бы поновей! Значит, живот в самоволку увел? Интересно! Сначала благородный поступочек – оберегает девушку от хулигана, потом – в самоволку к ней. Все как по-писаному. Что ж, дежурный по части ждет. Кстати, старший лейтенант Васин…

Он явно любовался собой, стоял, расставив ноги в начищенных, отливавших ртутным блеском сапогах. Странно, но меня все происшедшее – схватил, будто курчонка! – не обескуражило, не вызвало во мне боязни. Я был спокоен и даже в эту минуту чувствовал себя морально сильнее, выше на целую голову его, Крутикова, стоявшего передо мной с победным видом. Более того, мне было занятно, весело – внутри у меня дрожала знакомая веселая струнка…