Путь к золотым дарам - Дмитрий Баринов (Дудко)

Бесомир самодовольно потёр стриженую макушку и окинул взглядом священный город. Хорошо, что кельты отобрали это место у глупых сколотое, не умевших как следует использовать божественные силы. Три лица Трёхликого, Разрушителя — это три бога: Таранис, Эзус и Тевтатес. Громовник-воин, лесовик-колдун и подземный богатей. Сила, мудрость и богатство — всё, что нужно человеку в трёх мирах. Тевтатесу посвящён колодец недалеко от ворот города, с внешней стороны вала. Эзусу — высокий дуб в средней части Богита. А в честь Тараниса возведено хворостяное чучело в самой высокой и священной части. Повинуясь приказам царя друидов, Бесомир уже распорядился троих словен бросить в колодец, а троих — повесить на дубу. Путь силам Нижнего и Среднего миров открыт. Восстанет огненный великан на вершине горы — и вся сила Трёхликого ворвётся в этот мир и пойдёт туда, куда укажет мудрейший из друидов.

Те двое на холме хорошо это видели, даже пытались помешать. Да где этой паре венедских стоеросовых олухов против трёх десятков друидов! Небось в толк не возьмут, как же это их всеблагие боги, Велес в двух обличьях да Перун, такие жертвы терпят. А жертвы-то идут Трёхликому! Чтобы такое познать, нужно заслужить. Что делать, если среди глупых и честных венедов стоящие люди редко рождаются... Кого же эти лесные вояки всё-таки ждут? Уже темно, месяц взошёл, а они всё не идут на приступ. И где Волх с его оборотнями? Да всё равно, на такую гору незамеченными не заберёшься, хоть кем оборотись.

Самоуверенные, гордые своей мудростью друиды тщательно следили за подходами к горе. Но никто из них не обратил внимания на кучку муравьёв, ползших по склону горы, через ров, через обрывы, через каменный вал. Следом за ними карабкалось серенькое существо, не больше мыши, не выше поникшей травы. На совсем голом каменистом склоне оно тоже обернулось муравьём (это князь оборотил лешего, чтобы тому не пришлось встать в обычный рост). Никто не заметил, как муравьи, преодолев вал, оказались в восточной части города. А в следующий миг на её защитников набросились десятки неведомо откуда взявшихся зверей и птиц. Соколы ударами крыльев и клювов слепили воинов, стоявших на валу. Когда же те, потеряв равновесие, падали, в горло им вцеплялись волки. Могучие серые туры, расшвыряв всех, оказавшихся у них на пути, вышибли ворота и с рёвом, будто грозовая туча, устремились вниз, к седловине. А коренастый мужичок в островерхой шапке выхватил из поленницы дров полено подлиннее и пошёл крушить им языгов и бастарнов, будто Перун чертей своей громовой палицей.

Услышав вой, рёв и клёкот на горе, поляне и нуры радостно встрепенулись. Сигвульф и Ратша, не сговариваясь, разом подняли мечи. Быстрее, пока наверху не опомнились и не перебили дерзких пришельцев, к тому же безоружных! Словно две лавины хлынули сверху на языгов. Спереди — ощетинившиеся копьями, кричащие «Слава!» поляне и воющие волками нуры. А сзади — несущиеся живыми таранами дикие быки. Сарматы, и без того злые на бастарнов, отсиживавшихся на горе, дрогнули. Одни из них, давя друг друга, прыгали во рвы, выбирались из них и бежали к спрятанным в лесу коням, проклиная это царство, на которое поднялся сам Хозяин Зверей. Оставшиеся на седловине были подняты на рога, насажены на копья, истоптаны копытами и изрублены топорами. С победным рёвом туры развернулись и помчались в гору, а за ними неудержимой волной потрясавшие окровавленным оружием лесовики.

На гору они успели вовремя: бастарны уже оттеснили волков и соколов к воротам, а друиды принялись пробовать на оборотнях свои чары. Волх, сам сильный чародей, отражал их, но понимал, что один долго не выстоит. Волки и соколы падали, сражённые железом, и, умирая, превращались в людей. Другие волколаки сами принимали человеческое обличье и, схватив первое попавшееся оружие, бились так же люто, будто загнанные звери. И они удержали ворота до того мига, когда в них, сметая всё на своём пути, ворвались туры, а следом — венедские пешцы.

В обоих внутренних валах Богита не было ворот — лишь узенькие проходы между ними и главным валом. Но поляне и нуры на одном дыхании овладели восточной частью, взбежали на первый вал и устремились ко второму. Не помогло друидам и заклятие, на две трети убавлявшее силу нападавших, и не только потому, что Милана, Святомысл и Волх сумели его ослабить. Вид соплеменников, кощунственно принесённых в жертву, так разъярил венедов, что и в половину силы они стали неодолимы для бастарнов. Воюешь — воюй, но как смеешь святое место осквернять, если ты человек, а не бес?

Остававшиеся ещё в городе языги вдруг испуганно закричали: «Симург! Симург!» К горе подлетело и зависло над ней удивительное существо. Спереди — собака: голова, грудь, две передние лапы. А дальше — змея: длинная, чешуйчатая... Да нет, птица — широкие орлиные крылья. В лунном свете серебром переливались шерсть, перья и чешуя. В трёх мирах может бывать этот чудо-зверь, страх Мирового Дерева — Древа Всех Семян. Он миролюбив, но одолеет хоть слона, хоть дракона, легко меняя обличье и величину. Венеды считали его сарматским богом и на свой лад называли Симарглом. На чьей же стороне он, этот вестник богов?

В самый разгар боя в мозгу Бесомира прозвучал приказ верховного друида: зажечь жертвенный огонь Тараниса. Не заботясь более о воинах, умиравших за священный город, старший друид во всю прыть побежал по валу к святилищу. Следом за ним бежала, не успев даже одеться, Нерада. Ведьма скрипела зубами, сожалея об одном: что не имела ни ногтя, ни волоска ненавистной соперницы. Спрятать бы его в глиняную куклу, да взять семь колышков из семи пород дерева, да втыкать по одному — то-то бы её скрутило! О мировых силах друидессе сейчас как-то не думалось.

В святилище их встретил главный друид Бритомар. Услышав о приказе Морврана, старик лишь безмолвно указал Бесомиру рукой на жертвенник и чучело: мол, делай своё дело. А сам, опираясь на посох, поднялся на поперечный вал, где уже стояли цепочкой друиды-воины.

Вал, отделявший святилище от средней части города, также не имел ворот, а лишь узкий проход сбоку. Туда и повели лучших своих воинов Сигвульф и Волх. Остальные во главе с Ратшей пошли прямо на вал. Туры-оборотни вышибли калитку в проходе, и воины бросились туда. Но тут... Словно незримая коса прошлась по росской рати. Люди, вмиг обессилев, падали, многие без сознания, а то и замертво. Лишь два десятка самых сильных дружинников во главе с готом и Волхом да два тура оказались в святилище. Только это и помешало его защитникам наброситься на ослабленных колдовским ударом венедов. Ведь каждый из прорвавшихся бился за десятерых.

Сигвульф не сразу понял, что происходило по другую сторону вала. Но у Волха в волчьем обличье духовное зрение только обострялось. Он ясно видел, как поднимались и вновь падали ратники не от стрел — от тёмных волн слабости, страха, отчаяния, накатывавшихся с вала; как Милана со Святомыслом строили преграду этим волнам; как слабый здоровьем, но сильный духом Ратша поднимал воинов. Даже могучие люди-туры не сразу приходили в себя.