Вдовец (СИ) - Лав Агата

— Если у тебя судорога, тебе нужна вода, — произносит Итан, неожиданно замирая.

— Лучше поцелуй меня.

— Тебе стоит принять душ.

Я замираю, чувствуя, как знакомые ощущения загораются на щеке. И словесная пощечина намного хуже. Я отстраняюсь от него и молча смотрю, как он поднимается на ноги и бредет к столику у окна. Там стоит бутылка минералки, с которой он свинчивает крышку, и протягивает мне, когда возвращается. Пузырьки газировки лопаются один за другим, очерчивая нижний ободок пластиковой крышки, и я почему-то не могу оторвать от нее взгляд. Итану приходится ловить мою ладонь, чтобы вложить в нее бутылку.

— Ты зря меня ударил, — говорю я, отвлекаясь от минералки. — Тебя бы не шатало сейчас, если бы сдержался. А теперь ты зол и хочешь ужалить посильнее в отместку, но и свою вину чувствуешь.

— Тебе обязательно всё проговорить?

— Прости, — я киваю, — ты прав, меня несет.

Итан отворачивается, не понимая, как реагировать на мои слова. Я сама не своя и не знаю, какие слова сорвутся с губ в следующую минуту, но я не хочу держать их или анализировать, пусть будет поток, о котором как раз говорил Итан. Если ему так привычнее, то я могу попробовать.

— Наверное, я нервничаю, и всё из-за этого.

— Ты нервничаешь рядом со мной?

— Почему-то начала, — я глупо усмехаюсь и закрываю лицо руками, и запоздало понимаю, что выпустила из них бутылку с открытой крышкой, — черт…

— Давай я отнесу тебя в постель, так будет лучше.

— Я могу сама, — я рискую, резким толчком поднимаясь с места, но нахожу равновесие и делаю ровный шаг, следом другой, — только я не хочу спать. Ты устал?

Итан не слышит меня, он слишком сконцентрирован на моих движениях, словно ждет, что я вот-вот покачнусь и ему нужно будет реагировать. И он уже близко, я почти добралась, хотя каблуки чертовски мешают мне, и именно они беспокоят Итана больше всего. Он смотрит мне под ноги и рефлекторно кривится на каждый шаг, отмеченный стуком каблука.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— У тебя есть аптечка? — я прочерчиваю вертикальную линию от его подбородка к животу.

— Я уже залепил лейкопластырем.

Когда остается всего шаг, я протягиваю руку к порванной рубашке, на которой живы лишь верхние пуговицы, ведь Итан никогда не застегивает их. На месте же остальных свисают вытянутые нитки.

— Ты совсем не старался, — я улыбаюсь, отодвигая ткань и смотря на кривую повязку, что напоминает детскую поделку. — Разве мальчиков не учат в школе?

Итан перехватывает мою ладонь и мягко, но неумолимо заводит ее мне за спину.

— Мальчиков учат другим вещам, — выдыхает он.

И подхватывает меня, отрывая от пола, я вдруг оказываюсь в сильных руках, которые крепко держат мое тело. Итан делает, что хотел, он относит меня к кровати, поднимается по широким ступеням и опускает на покрывало. Прохладный шелк приносит наэлектризованное ощущение, и я вспышкой понимаю, что пьянящая близость Итана распалила меня, я буквально чувствую ток, что бежит по жилам и разгоняет мои мысли, быстрее, горячее, ближе к нему…

— Я заберу твой пиджак, — признаюсь с беззаботной улыбкой, — не хочу его снимать. Никогда.

— Возникнут вопросы.

— У тебя? На остальных мне плевать.

Я не отпускаю его запястье, и Итан сдается, он ложится на постель рядом, подминая большой ряд подушек и выбрасывая руку над моей головой. Он почти не касается меня, но я чувствую тепло его тела… или вернее его шепот, сбивчивый и жаркий, я знаю его слишком хорошо и различаю даже полустертое эхо.

— Помнишь, как мы говорили о духах? — я перекатываюсь на бок, обнимая Итана и кладя голову ему на грудь. — У меня на кухне?

— Когда ты впервые призналась, что хочешь меня?

— Я не говорила такого, — Итан успевает перехватить мою руку, которой я хотела стукнуть его по плечу.

— Странно, я помню именно так. Хотя я больше разговаривал с не застегнутой пуговицей твоей блузки.

— На мне было платье, — я запрокидываю голову и строго смотрю на него. — Ты ни черта не помнишь!

— Или ты. Уже не проверишь, как было на самом деле.

— У меня отличная память.

— И фантазия, ты очень много фантазируешь, — Итан наклоняется и легонько касается моих губ, даря примерочный поцелуй, после чего замирает и прислушивается то ли ко мне, то ли к себе. — Я иногда отчаянно хочу узнать, что творится в твоей голове, а иногда также отчаянно боюсь.

Он прячет откровенные слова за усмешкой, переводя всё в шутку, но я не хочу больше смеяться.

— Мы все любим образ в голове, а не реального человека.

— Любим?

— Да, любим. Люблю, — я выдерживаю его пристальный взгляд, в котором постепенно потухает сомнение, или он, пожалуй, ждет моей усмешки, за которой я тоже спрячусь, но я не собираюсь, и Итан дарит мне другой поцелуй, глубокий и нежный, словно не касался моих губ вечность. — Я не хочу больше играть, первые встречи были лучшими, прекрасными, и ты был собой.

— Ты знаешь, какой я?

— Покажи мне.

Итан повторяет движение, с которым я проснулась. Он кладет ладони на мое лицо, теплым прикосновением очерчивая подбородок и скулы, и чуть отстраняется, чтобы видеть меня. Мне сложно дается вдруг рожденная им дистанция, но я тоже останавливаюсь и смотрю на него в ответ. И я ловлю его ритм дыхания, более спокойный и размеренный, глубокие вдохи и бесшумные выдохи, которые чередуются один за другим и неожиданно усыпляют меня. Становится так хорошо, пружина голода разжимается и сходит на нет всё напряжение, я вбираю в себя воздух еще глубже и отпускаю его, прикрывая глаза.

Я не вижу Итана, но чувствую теперь острее. Он исчез, но стал ближе.

— Меня клонит в сон, — признается Итан, и в его словах так ярко горит умиротворенная улыбка, что я могу представить ее до мелочей, не поднимая век.

— Меня тоже, твое дыхание как колыбельная.

— Да, я скучный тип на самом деле.

Я на ощупь поднимаю руку и накрываю мужские губы, которые лениво прикусывают пальцы, а потом утыкаются в мою макушку. Итан обнимает меня, запирая в теплых объятиях, и подвигает подушку ниже, чтобы устроиться рядом.

— Скучный, значит. Хорошо, первую графу я заполнила.

— И я разговариваю во сне.

— Серьезно?

— Нет, но я представил, как ты будешь прислушиваться всю ночь.

— Всю ночь? Уже светает, Итан.

— Да, у нас мало времени, пора затыкаться.

— И ты грубый.

— Вторая графа.



Глава 24

Меня пробуждает неприятный толчок. Черт! Я зачиталась, потеряв счет времен и совершенно забыла, где я и с кем. И теперь виновница, исписанная синими чернилами, падает на пол, соскользнув с коленок, а я резко выпрямляюсь, чтобы надавить на дверь всем весом.

— Саша? — обеспокоенный голос Кирилла крадется через небольшую щелку, которую он все-таки отвоевал, застигнув меня врасплох.

— Да, — пытаюсь вспомнить беззаботные интонации, но звучу как безнадежная актриса из российских комедий, но хотя бы ловкость мне не отказывает, я быстро поднимаю дневник и возвращаю его за пояс.

— Начинает темнеть, — Кирилл отпускает дверь, я чувствую спиной, как уходит давление от его нажатия, и я едва не захлопываю ее, провалившись назад. — Мы с Итаном осмотрим двор, пока там хоть что-то видно.

— Хорошо, я буду в доме.

Он ничего не говорит больше и направляется к выходу, где вскоре скрипит дверь. Ушел.

Теперь можно подняться на ноги и выйти в коридор, и желательно разминуться с Итаном. Неожиданное появление Кирилла здорово напугало меня, а мне нужно уложить прочитанные страницы в голове. Две записи из чужой жизни нарисовали одновременно четкую и неясную картинку. Я вижу сломанный брак и любовную связь, которая завораживает как что-то больное и бушующее… Хотя из меня отличный эксперт!. Я чувствую себя несмышленым ребенком, когда читаю подобное. Так бывает?