Знак Нефертити - Вера Колочкова

— Ты что, Филимонова, совсем от усталости крышей поехала?

— Нисколько не поехала! А что? Берем бутылку, засовываем горлышком в куриное нутро, ставим на донышко…

Они потом еще долго ухохатывались, обряжая пустые бутылки куриными тушками. Уж очень они живописно смотрелись — ножки вниз, крылышки в стороны…

А как потом их ели — это уж отдельная песня. Вся общага к ним на запах слетелась, и сытный ужин плавно перетек в танцевальную вечеринку. Да, еще и на танцы сил хватило. Затем, как это бывало, заставили ее романсы петь…

— …А я, кстати, потом долго этим рецептом знакомым хвасталась, Филимонова! Назывался — курица в духовке на бутылке… Кстати, очень вкусно получается, она же со всех сторон прожаривается, как на вертеле!

— Ну, тогда с тебя причитается за рецепт, Каминская! Наверное, у меня уже в то время гастрономические таланты прорезались, как думаешь?

— Да, весело мы тогда жили…

— Ну да, вовсю веселились — на одну стипендию. Никто ведь никому из дома не помогал, только тебе одной, Каминская, мать переводы каждый месяц высылала! Помнишь?

— Не знаю… Не помню… Может быть… — неловко дернула она плечом, отвернувшись к окну.

— Да как это — не помню? Ничего себе! Причем основательные такие переводы… Всю зарплату, поди, посылала?

— Не знаю, Кать…

— А мне моя мать ни копейки… — грустно вздохнула Филоминова, не заметив ее замешательства. — Как отправила меня учиться — будто мешок с возу сбросила… Ничем ни разу не помогла…

— Да может, и хорошо, что не помогла, Кать. Вон, ты какая самостоятельная стала — никому ничего не должна. И матери в том числе.

— А ты должна, что ль?

— Ну… В общем… Не хочу я об этом, Кать…

— А вот не права ты, Анька. Не права. Тут, знаешь, дело такое… Иного ребятенка вот так в жизнь выкинь — он и не поднимется. Хотя я на свою мать не сержусь… Она же не в воспитательных целях, она от безысходности… У нее кроме меня еще трое на руках оставалось. Так что матери своей спасибо скажи. Если чего ей должна, возьми да отдай. Трудно, что ли?

— Трудно. Не все долги можно отдать, Катька. Ой, не все… Ну, давай еще по одной, за нашу прекрасную молодость!

— Давай…

То ли водка на нее так подействовала, то ли душевное общение с Филимоновой — почувствовала вдруг, что совсем раскисла. Уткнуться бы в Катькино теплое плечо, пустить пьяную бабью слезу, рассказать о себе все, без утайки… Филимонова, она добрая, она всем готова свое плечо под слезу подставить. И пожалеет, и выслушает. Помочь, конечно, ничем не сможет, но все-таки…

— Ты чего, Аньк? Реветь, что ли, собралась? Вроде и выпили всего ничего…

— Нет, Кать. Не буду я реветь. Просто расковыряли мы своим разговором былое, и так, знаешь, мне себя жалко стало…

— Да ну, брось! Тоже, нашла объект для жалости — саму себя! Ты ж у нас умница-красавица, Каминская, а выглядишь, так вообще… Хоть сейчас замуж отдавай! Найдешь еще свое счастье, какие твои годы? Ну, развелась, ну и бог с ним…

— Да я не о том, Кать! Выглядишь, не выглядишь — ерунда все это… Ты ж сама видишь, какая я стала — стена железобетонная, непробиваемая… То есть я так думала, что я непробиваемая… Что со мной произошло-то, Кать? Я ж такой раньше не была…

— Жизнь всех меняет, Анька. И я раньше такой не была.

— Не-е-ет, Филимонова, не-е-т… Ты-то как раз не изменилась… А я? Что я со своей жизнью сделала, Кать? Замуж не по любви вышла, а так, лишь бы выскочить… Хотелось, знаешь ли, как-то за жизнь зацепиться, пробиться в большом городе, выстроить судьбу по кирпичику, чтоб все, как у людей… Все добивалась чего-то, психовала, усердствовала, по головам шла… А судьбу не обманешь, Кать! Ее не от ума надо строить, а от сердца! Вот как ты…

— Ну, тоже, нашла пример!

— Да, Катька, все именно так. Ты живешь, а я не живу. Я будто исполняю свою жизнь для кого-то… Только вот вопрос — для кого?

— Да сейчас все так живут, Ань. Все исполняют, все из штанов выпрыгивают, стремятся если не обогнать, так хоть не отстать. И не понимают — чего и кого обгонять-то? Жизнь, по сути, проста, как сваренное вкрутую яйцо, облупи да ешь, и будь счастлив. Главное, чтоб душа на месте была.

— А у тебя она на месте, Кать?

— Ну да, на месте. Вроде не жалуюсь. Слушай, Анька… А помнишь, как ты здорово в институте романсы пела?

— Да, было дело…

— А сейчас что, не поешь?

— Не-а.

— А почему?

— Не знаю… Для мужа как-то не хотелось, да и смешно — для мужа…

— Ну а в компании, например?

— Да как-то не случилось, знаешь. Да, компания была, но не случилось.

— Стеснялась, что ли?

— Нет. Просто не хотела. Не знаю, почему.

— Значит, не та компания была.

— Может быть… Знаешь, когда мы с Витей развелись, они меня вообще отвергли как ненужный элемент. Обидно было, жуть!

— Ну это уж, извини, беда всех разведенок. С этим смириться надо и шибко не комплексовать.

— Да я и не комплексую…

— И что, ни одной подружки у тебя не осталось?

— Да нет, почему? Есть приятельницы… А подруг настоящих и впрямь нет. Все дружбы, дружбы какие-то не нужные, но страшно полезные…

— Да, жаль. А знаешь, мы с девчонками тогда, если честно, не совсем поняли… Чего ты вдруг так скоропостижно замуж-то побежала? Вроде все хорошо с Ленькой Петровым у вас складывалось… Ты пела, он на гитаре играл… Смотришь, бывало, на вас, и понимаешь — пара от бога. Он поет плохо, но играет хорошо. А ты играешь плохо, но поешь — закачаешься. Одним словом, гармония, сердечные именины. Ты чего тогда Леньку бросила, Ань?

Она лишь вздохнула, махнула рукой, отвернулась к окну. Как ей сейчас объяснишь, Филимоновой… Любила она Леню Петрова, это правда. Студенческая была любовь, светлая, бескорыстная, праздничная. Но вот беда — студенчество на всю жизнь, как гармошку, не растянешь… Леня-то был, как и она, общежитский, родом из дальнего захолустного городка, для строительства судьбы не годился… А на гитаре и правда играл, как бог. Он играл, она пела… Нет, лучше не вспоминать, еще и впрямь разрыдаться тут не хватало! Нет, умеет Филимонова душу разбередить…

— Ладно, если не хочешь, не рассказывай, — словно почуяв ее близкие слезы, осторожно произнесла Филимонова. — А только все равно — жаль…

— А ты что-нибудь знаешь про Леню, Кать? Хорошо у него судьба сложилась?

— Не знаю… Говорят, он где-то в Сибири живет, под Красноярском. Женат, трое детей. Вроде все у него хорошо… Ох, я как вспомню, что он на гитаре выделывал! Даже у Сени с Веней так не получается!

— А кто это — Сеня с Веней?

— Слу-у-у-шай… — откинулась на спинку кресла Филимонова, махнув перед лицом полной ладонью, — чего ж это я, вот ворона… И впрямь тебе про главную фишку ничего не рассказала!