Красные карлики - Александр Белаш

– Быстрее, – велел он пилоту авиатакси.

«Багровое око вампира. Да! живём слишком мало, чтобы понять, как остывшая звезда завидует пылающей. Боже, и через десять часов я махну к Стартовой!.. Надеюсь, там нет этих шикарных окон в полстены. Противно проснуться и видеть красный шар в сером небе».

– Хорошо бы ввалиться в туанское гадище и устроить шаривари! Уляпать их мазью от гнили!

Сей призыв пришлось орать, иначе он не пробился бы сквозь оглушительные раскаты песни Хлипа «Всё чужое». Так уж была построена сходка хлиперов: она с многократным усилением повторяла шум, свет и злобу Города. Этим певец и зажигал свою аудиторию, подобно линзе собирая в жгучий пучок гнева тусклое городское зарево и цинготную тоску о недостижимом. Здесь во всём ценили передоз и перебор.

– А Нура будет ходить с банкой! – ржали черногубые рты, вспыхивая анодированными зубами. Линзы-бельма в глазах отливали молочной синевой или лучами координатных решёток, из художественно «лопнувшего» лба выпирала каша киберначинки, в ухе торчал пульсирующий тестер.

– Нура, банку! покажи!

Хлип был жив; самые горячие и стильные фанаты отвергали его смерть. Они до забвения рубились в танце, и рефрен звучал почти как молитва:

Я живу назло и вопреки,Я сражаюсь лишь из-за упрямства!Я пою от скуки и тоски,Я смеюсь из вредности и хамства![5]

– Сестрица, вот он, щупалец заветный! – пискляво искорёжил строчку имперской оперы юноша в трико и переливающихся световых нитях.

Нурита Мошковиц со стоном наслаждения воздела над лохмами друзей стеклянный цилиндр, в маслянистом содержимом которого колыхался муляж гектокотиля. Настоящий туанский орган не посмели бы выставить в анатомическом музее. Ради корректности сосуд был снабжён наклейкой: «МУЛЯЖ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ КОПИЕЙ ЧЬЕЙ-ЛИБО ЧАСТИ ТЕЛА». Сложно было вынести сосуд с биофака, но ради осрамления имперцев патриотка Города готова на всё.

– Божество сочащееся! Главный слизень всех миров! – изощрялись вокруг, делая экспонату знаки презрения. – За хвост и об угол!

– Мальчики любят девочек? – пронзительно спросила Нурита.

– Да-а-а!

– А гадкие девочки любят…

– Туанскую слизь!

– Что мы им скажем?

– Фу-у-у-у!!

Девушке нелегко пробиться в старейший университет, и победа была сопряжена с большими переменами. В Политехническом восхитительные и жестокие порядки. Тайные обряды посвящения, клятва на верность Земле и всему земному. Политехники не покупают импортное. Должен же быть какой-то противовес культурной агрессии ТуаТоу? Хлип не учился в Политехе, но студенты тысячелетнего универа почитали лидера Greenneen – ведь он пел о нас, для нас, и только. Наш!

Нурита и думать забыла, что когда-то млела по Алаа Винтанаа и плакала над его трудной любовью к герцогу Эйнаа Из сладенького и душещипательного мира школы она прыгнула в обжигающе пряный – студенческий. Всё прежнее долой! Стиль – рафинированное манхло, техномрак, киберглюк, обнажённое чувство, цинизм и боль. Тренд – половое напряжение, сердитая кусачая любовь и даже социальная тематика (осторожно! тихонько! намёками).

Музыка ревела и металась. Свет терзал глаза. Все тыкали пальцами в гектокотиль.

– Когда я стану конгрессменом…

– Что же ты сделаешь?

– Проведу запрет на диски, дохнущие с перезаписи. Я их ненавижу. Кто куёт их – те лижут слизь. Холуи туанские. Этим, которые сегодня пляшут в масках, раскрашивают руки и метут пол балахонами, завтра от меня достанется. Крахну туаманский регион, вместо «Пресветлому слава!» повешу: «Позор продажным лизоблюдам!»

– У меня два диска Хлипа околело, «Облава» и «Азбука рабства». Дайте кто-нибудь списать!

– Надолго их не хватит. Тебе надо лицензионные.

– Мерси, я не магнатка – покупать по три сотни штука. Торгаши озверели. За неделю цены вдесятеро вздули!

– У Нуры есть «Азбука». То есть была. Нура, дай Мальке «Азбуку»!

– Уау, моя с компом крякнулась. Погорела в ноль. Хотя… – Нурита нахмурила золотые брови. – У меня её брал дядька Джо.

– Это которого забрали – и с концами? он вернулся, кстати?

– Надо ему возвращаться! Где-то засел на всём готовом, пока тётка вертится с детьми. Я ей позвоню. Может, диск лежит на его компе, дома…

– Я была очень рада вскочить среди ночи и лететь в темноте, чтобы сказать тебе: «До скорого». – Как всегда, мадам Мошковиц беседовала с мужем на повышенных тонах.

С тех пор, как супруг покинул дом, семейная жизнь их расстроилась, и мадам порой высказывалась об этом весьма резко. Дети растут без отца, от папы приходят чеки, напоминающие алименты, и в постели кого-то не хватает. А сколько хлопот было с наймом гувернёров?! Она отпрашивалась со службы на собеседования с ними, пока начальство не высказало ей своего неодобрения.

– Кончится тем, что меня уволят. Ты этого хочешь, Джо?

– Бина, ты прекрасно знаешь, что я занят по горло.

– Четвёртый год! Не устал стоять по горло в кибернетике?

– Этот полёт – решающий. Если без подробностей, мы покажем изделие заказчику и подпишем акт сдачи-приёмки.

– И долго вы будете мотаться в космосе?

– Не могу сказать. Я регулярно буду связываться с тобой по on-line.

– Когда-то мы жили как люди, Джо. Мы занимались любовью там, где нас прихватит. Я становлюсь бешеной, если вспоминаю это. Я чувствую, как жизнь куда-то утекает. Слава Богу, дети со мной, и мне есть кому посвятить себя. Но я хотела бы однажды хоть одним глазком увидеть, чему ТЫ отдал эти годы. Если, конечно, это можно видеть без микроскопа. А то я решительно не понимаю тех мужчин, которые вкладывают своё либидо в какую-нибудь гнутую наномолекулу. Спасибо, что познакомил меня с этим… голова коленкой, и тем, который носит говяху на тыкве. Наверное, это ты вдолбил ему, что над головой вечно присутствует Господь, и надо чем-то прикрыть кочан, чтобы смягчить удар свыше. Не знаю и знать не желаю, чем занимаются эти сморчки, но своё мужское естество они променяли на научные победы. От первого сбежали волосы и брови, а второй – я почти уверена! – прячет под нахлобучкой синюю шишку на маковке, потому что Господь не устаёт бить его по кумполу, напоминая, в чём состоит истинное назначение мужчины. Надеюсь, Он даст вам ещё какой-нибудь знак, чтоб вы вернулись к своим женщинам и перестали исповедовать милитаризм.

Джомар незаметно сложил пальцы в фигу, надёжно предохраняющую от женского сглаза. Мадам Бина скептически поправила алый платочек, торчавший из его нагрудного кармана. Как это по-детски – носить ярко-красное, непереносимое для глаз Сатана! Мужики суть дети, вымахавшие выше своих мам, увлекающиеся без оглядки чем попало и ревнующие жён к собственным чадам – вдруг тем, как младшим, больше достанется!