Странник - Виктор Тюрин

Еще через пару дней меня навестил еще один капитан, но уже в гражданской одежде. Глаза – холодные, колючие льдинки. Предъявив специальный жетон следователя армейской службы безопасности, начал допрос под протокол. Его интересовало все, что я видел и слышал. К этому моменту я уже знал, что из четырех человек в капонирах выжил только я один, но вот судьба лейтенанта и остальных парней мне была неизвестна. В новостях и репортажах об этом умалчивалось. Везде, во всех СМИ, это было подано как подвиг четверых человек. Рассказав, все что знал, я поинтересовался судьбой товарищей. Ответ был сухим и предельно лаконичным. В живых, помимо меня, осталось пятеро. Кто именно, сообщить отказался, объяснив тайной следствия на данном этапе расследования. После того как он ушел, я проанализировал нашу беседу и пришел к выводу, что следователя больше всего интересовали факты расстрела той самой колонны. И даже не столько мои действия, а то, что я видел. Что была за машина? Ее особые приметы? Не видел ли я людей из других легковых машин? Когда мне эти вопросы надоели, я ему заявил, что в том моем состоянии мне было не до деталей и хватить жевать одно и тоже, только тогда перешел к новым вопросам. После этого допроса я еще больше утвердился в мысли, что на поле действительна была машина вице-президента какой-то там корпорации. Если так, то по всему выходит, я убил большого босса. Как-то до этого я не рассматривал эту мысль в подобном ракурсе, но тогда…. Тогда ой – о – ой! Мало того, что на меня одна корпорация зубы точит, так еще и вторая…. От подобной мысли мне сразу стало неуютно и зябко в теплой палате.

Из тех же самых новостей я узнал, что журналисты открыли счет в банке на мое имя. Этакая благотворительная акция в пользу тяжело раненного героя из нескольких коротких репортажей, начиная от напыщенной речи председателя общества армейских ветеранов и кончая сентиментальным сюжетом о том, как маленький мальчик, разбил свою копилку, чтобы отдать свои деньги дяде – герою на лекарства. Смотрел я на это и диву давался всей этой беспардонной шумихе. Не скрою, вначале было приятно слышать о себе, но теперь это стало настолько приторным и слащавым, что я казался сам себе тортом, выставленным для угощения гостей. Его едят, все кому не лень, нахваливая и облизывая от удовольствия пальцы. От подобного сравнения самому себе стало противно. В эту ночь я долго ворочался на кровати, все никак не мог уснуть.

А еще через неделю порог моей палаты переступили родители. Разговор получился неловкий, скомканный, натянутый и все из-за того, что вместе с ними в помещение набилось около десятка журналистов, которые должны были соответствующим образом осветить это событие. Мама не выпускала платка, то и дело, поднося его к глазам. Отец, неловко себя чувствуя среди всей этой суматохи, расспрашивал меня сухо и деловито. Вопросы касались только моего армейского периода. Он словно чувствовал, что ни о чем другом спрашивать меня не надо. И я был ему очень благодарен за это. Зато журналисты лезли со своими вопросами, не переставая переспрашивать об одном и том же десятки раз, тут же со своими комментариями отправляя мои ответы в эфир. После этого несколько дней потоком шли делегации от различных фондов и обществ. Палата стала похожа на цветочный магазин. Родители навестили меня еще два раза, а потом уехали домой. Когда за ними закрылась дверь палаты, я облегченно вздохнул. Я так устал лавировать между правдой и ложью.

Комиссия признала меня годным, а я, вместо того чтобы радоваться, что у меня все в порядке, расстроился. Меня не армия пугала, а то, что я снова нахожусь в центре внимания моих таинственных преследователей. Если тогда они потеряли мой след, то теперь они знают, где меня искать. Что делать? Сейчас, сидя на кровати, в ожидании ужина, я как раз думал над этой темой. Неожиданно дверь ушла в сторону. Я никого не ожидал в это время, поэтому тело и мозг отреагировали на нежданный визит, как на опасность. Рука потянулась к кнопке срочного вызова, но, увидев, кто стоит на пороге, вернулась назад. Губы сами собой растянулись в радостной улыбке. В палату ввалился, в парадной форме штаб – сержанта, мой бывший командир отделения, Гастон Марше. От него приятно пахло дорогим одеколоном и хорошим джином. На его груди красовались новенькие медали. 'За особые заслуги' и 'За отвагу'. Я вскочил с кровати. Мы обнялись.

– Привет, Дэв.

– Привет, Гас. Где ты пропадал? Может, хоть ты мне расскажешь, что произошло на самом деле. Ведь, кроме того, что говорят по 'голо', я ничего не знаю. Правды никто не говорит! Был у меня особист. И тоже ничего не сказал. Отделался общими словами. Тайна следствия и тому подобное. Ну, рассказывай. Не томи.

Сержант, мало того, что был подшофе, к тому же из него фонтаном хлестало возбуждение. Садиться отказался. Стал мерить палату шагами.

– Расскажу. Еще как расскажу! Слушай, мы с тобой отхватили по такому куску пирога! По громадному! Никогда не думал! Есть бог на свете! Есть!

– Гас! Что за бред ты несешь! Совсем, как журналисты! Толком объясни!

– Слушаюсь, сэр!

Комично отдав мне честь, он, наконец, взял себя в руки. Сев на стул, начал свой рассказ.

– Первый внешний пост, отдыхающую смену и лейтенанта мятежники захватили обманом. Дескать, смена идет. Потом лейтенанта пытались заставить снять посты, но тот наотрез отказался. Тогда на его глазах застрелили Берга и солдата из третьего отделения. Когда тот снова отказался, его принялись пытать. В конце концов, его бы сломали, но время поджимало. С помощью струсившего сержанта из первого отделения им удалось выманить начальника караула блок – поста на периметре, но и тот отказался участвовать в провокации. Его застрелили. Легко пролитая кровь, словно с ума свела этих уродов. Нас согнали в кучу, как баранов и погнали в сторону блок – поста, в качестве живого щита. Позади нас ревели моторы 'сиверов'. Нас предупредили, что пулеметчики бронетранспортеров получили приказ стрелять на поражение, в случае малейшего признака неповиновения. Ребята с поста, во главе с Дакроном, пробовали стрелять аккуратно, крича, чтобы мы ложились, но как только первый из нас бросился на землю, он тут же был прошит пулеметной очередью. Что в лоб, что по лбу. Под прикрытием бронемашин и наших спин гвардейцы в считанные минуты захватили пост, а ведь у наших ребят было по две гранаты на нос. Что тут скажешь,… парни погибли как герои. Из нас осталось в живых только четверо. Во время захвата поста мятежники стреляли во всех без разбора. И в тех, кто с оружием, и кто без него. Во время этой суматохи я улучив момент, подхватил автомат убитого гвардейца и успел пристрелить двоих, пока не получил две пули и не рухнул на землю. Мятежники сочли меня убитым. Дальше не помню, лежал в беспамятстве до тех пор, пока не прибыл отряд 'охотников'. Одновременно с ними был сброшен с воздуха десант. Прямо на взлетное поле. Кстати, тебя десантники там нашли. Под челноком, вместе с лейтенантом. Он теперь тоже в героях ходит. Правда, не в таких крутых, как ты. Вот, в общем, и все.

Тут он неожиданно замолк, я тоже молчал, в ожидании продолжения, но когда понял, что тот ждет вопросов, только открыл рот, как Гастона снова прорвало: – Кстати, ты знаешь, что тот штаб – полковник, который грозился тебя убить, жизнь тебе фактически спас? Ха! Я так и знал, что ты удивишься! Тебя с лейтенантом уже отправили вертолетом в госпиталь, когда меня нашли и привели в сознание, накачав стимуляторами. Пока я лежал в ожидании погрузки в вертолет с другими ранеными, мне удалось услышать часть допроса полковника, которая как раз касалась тебя. Армейские особисты зря времени не теряли, кололи его, что называется по 'горячим следам'. Что интересно стало, парень? Дальше еще круче будет! Когда мятежники посчитали, что закончили с вами, превратив капониры в груду развалин, ты вдруг восстал из мертвых. Этой подлости они от тебя не ожидали и поэтому очень сильно разозлились. Они уже собирались накрыть тебя второй ракетой, как поняли, что ты отключился окончательно и путь свободен. Тогда полковник специально послал несколько солдат, чтобы вытащить тебя из обломков. Знаешь для чего? Чтобы запечь тебя, как цыпленка в духовке. До хрустящей корочки! Полковник, очевидно, хорошо разбирался в готовке подобных блюд. Чего смотришь?! Непонятно?! Для вас с лейтенантом приготовили особую смерть. Под дюзами челнока, когда они будут взлетать. Там, как мне сказали, сотни тысяч градусов. От вас, парень, даже копоти не осталось бы! Вот такая история, парень. Так что кому-то крупно повезло, что вовремя появились 'охотники'. Как, впрочем, и мне.

– Да – а, – только это я и смог сказать, услышав подобное откровение. Некоторое время я пытался представить себе подобную смерть, но мысли сводились в картинке запеченного цыпленка, вытащенного из духовки. Его хрустящая корочка. Аромат печеного мяса! Вместо страха, который я должен был испытать, мне неожиданно захотелось есть. Во рту стала накапливаться густая слюна. Стараясь перебить некстати пришедшие мысли, явно не соответствующие моменту, я спросил: – А с нашими парнями как?