Рассказы. Часть 1 - Эдмонд Гамильтон

Текст гласил: «Я отправляюсь завтра в пустыню с картографической экспедицией. Мы будем путешествовать по местам, где не ступала нога человека».

— Я тоже был там, — сказал я. — Мы с ним ехали в одном краулере.

— Джим, наверное, был счастлив до глубины души?

Я задумался. Этот поход оказался сущим адом. Нам предстояло сделать не так много — провести предварительную топографическую разведку, а также сделать замеры радиоактивности с целью определения возможных залежей урана.

Все это было чертовски трудно, но вполне терпимо. Но нам не повезло — вскоре после нашего отъезда из лагеря началась песчаная буря.

Марсианский песок, чтоб ему было неладно, непохож на земной. За миллиарды лет он превратился в тончайшую пыль, которую ветер гонял взад-вперед над мертвой, сухой пустыней. Песок с легкостью проникал везде — под дыхательные маски, защитные очки, в двигатели краулеров, в пищу, в воду и даже в практически герметичные комбинезоны. В течение трех дней пути вокруг нас не было ничего, кроме лютого холода, ветра и песка.

Был ли Джим счастлив при виде этой красной преисподней? Еще недавно я только посмеялся бы над столь нелепым предположением, но сейчас уже не был так уверен. Кто его знает. Джим был очень вынослив и терпелив, даже больше, чем я. Может быть, он и на самом деле воспринимал этот кошмар как самое восхитительное и увлекательное приключение.

— Да, конечно же, он был счастлив, — сказал я, честными глазами глядя на мисс Грэхем. — Все мы были в восторге. Да и любой на нашем месте испытывал бы те же самые чувства.

Мисс Грэхем слегка улыбнулась и забрала письма Джима.

— Вы тоже переболели марсианской лихорадкой, мистер Хаддон? — спросила она.

Я сказал, что да, но в более легкой форме, чем Джим. И продолжил:

— Врачи так и не разобрались, вызывают ли ее какие-то вирусы, или это просто реакция на непривычные условия. Сорок процентов наших ребят переболело этой лихорадкой. Обычно она протекала не так уж и тяжело, неприятны были только жар и дурнота.

— Надеюсь, за Джимом ухаживали как следует? — спросила девушка. Ее губы немного дрожали.

— Конечно, за ним хорошо ухаживали, — заверил я. — Для него сделали все, что только было в наших силах.

Все, что было в наших силах? Это звучало смешно. Первая помощь, может, и была оказана. Никто не ожидал, что так много людей заболеет. Мест в нашем госпитале не хватало, и большинство больных оставалось на своих койках. Все наши врачи, кроме одного, тоже заболели, а двое даже скончались.

Эпидемия обрушилась на нас месяцев через шесть после прибытия. От тоски мы начинали уже потихоньку сходить с ума. Все ракеты, кроме четырех, уже вернулись на Землю. В нашем лагере, окруженном скалами и песчаным морем, под осточертевшим медным тазом неба оставалось всего несколько сот человек…

Первый энтузиазм давно исчез. Мы устали и тосковали по дому, по зеленой траве, восходу Солнца — настоящего Солнца, а не того бледного пятна, от которого просто тошнило. Мы жаждали вновь увидеть лица женщин, услышать плеск волн — но все это было недоступно, пока нам на смену не прилетит Третья экспедиция. Все насытились Марсом по горло. И тогда нагрянула лихорадка.

— Уверяю вас, мисс Грэхем, мы сделали для Джима все возможное, — повторил я.

Конечно, так оно и было. Я вспомнил, как мы с Уолтером топали через ледяную ночь к госпиталю, чтобы позвать на помощь врача. Брейк остался дежурить рядом с Джимом. Но мы не нашли никого.

Когда мы плелись обратно, Уолтер поднял голову к небу и погрозил кулаком зеленой звезде Земли.

— Ты только подумай, Фрэнк, пока мы здесь помираем, там парни танцуют с девчонками, пьют пиво с друзьями и ржут, как мустанги! Почему мы должны здесь дохнуть, как мухи? Чтобы найти уран для их драгоценных атомных станций?

— Брось, — устало возразил я. — Джим не умрет. И другие тоже.

«Сделали все возможное»? Да. Все, что мы могли, — это вымыть Джиму лицо, дать ему успокоительные таблетки и беспомощно наблюдать, как он умирает.

— Никто не смог бы сделать больше на нашем месте, — уверил я мисс Грэхем, на этот раз вполне искренне.

— Рада слышать это… — прошептала девушка. Ее губы дрожали. Казалось, она вот-вот разрыдается.

Когда я собрался уходить, мисс Грэхем неожиданно спросила, не хочу ли я взглянуть на комнату Джима. Она с матерью сохранили ее такой, как до его отъезда в Центр подготовки.

Я не хотел задерживаться, но как признаешься? Изобразив на лице горячий интерес, поплелся за девушкой. Комната была тесной и скудно обставленной, впрочем, иного я и не ожидал. Мисс Грэхем открыла шкаф, до половины заставленный аккуратными рядами старых журналов.

— Здесь собраны все научно-фантастические журналы, которые Джим читал еще мальчишкой, — с трогательной улыбкой сказала девушка. — Он хранил их, словно сокровища.

Я взял один в руки. На яркой обложке был изображен космический корабль, совершенно непохожий на наши угловатые сигары, а за ним — сияющие кольца Сатурна. Рядом не хватало только зеленокожей, едва одетой красавицы с бластером в руке. Но все равно это выглядело очень романтично.

Полистав пожелтевшие страницы, я поставил журнал на место. Мисс Грэхем немедленно поправила его так, чтобы он не выбивался из общего ряда. Казалось, она опасалась, что Джим может вот-вот прийти, и ему не понравится такой вопиющий беспорядок.

Она настояла на том, чтобы подвезти меня до аэропорта. Казалось, она очень огорчена моим отъездом. И все потому, что я последний видел ее Джима живым.

Когда мы расстались, я вздохнул с облегчением. По пути к кассам я размышлял, скоро ли пройдет ее горе. Видимо, да. Люди умеют забывать, и это правильно, иначе жизнь превратилась бы в сущий ад. Со временем она выйдет замуж за какого-нибудь симпатичного молодого человека и думать забудет о Джиме.

И тогда скорее всего она просто выбросит старые журналы, которые так много значили для паренька, заснувшего вечным сном на планете своей мечты.

Будь моя воля, я бы ни за что не полетел в Чикаго. Но отец Уолтера Миллиса позвонил мне в госпиталь дважды, и в последний раз сообщил, что пригласил родителей Брейка приехать из Висконсина, дабы они также имели счастье лицезреть «героя космоса и друга их сыновей». Как я мог возразить?

Мистер Миллис встретил меня в аэропорту. Энергично пожав мне руку, он сказал, что очень благодарен и весьма ценит мой порыв — ведь я, судя по всему, тороплюсь домой, к родителям.

— Верно, — сказал я. — Но они навещали меня в госпитале, так что могу немного и потерпеть.

Это был крупный, приятного вида мужчина, одетый в тщательно выглаженные брюки и рубашку с короткими рукавами, аккуратно заправленную за пояс. От него веяло солидностью преуспевающего бизнесмена. Он казался очень дружелюбно настроенным, но порой я ловил его косые взгляды, в которых светилось удивление, словно он не мог понять, почему это я вернулся на Землю, а его Уолтер — нет. И я не мог обвинять его.