Череп со стрелой (СИ) - Дмитрий Емец

Хуже всего, когда плохой человек учит хорошему. В плохом человеке рано или поздно разочаровываешь­ся, а вместе с ним разочаровыва­ешься и в хорошем.

Кавалерия

Это было странное место. Три улицы и одни трамвайные пути сходились и отбрасывали два хи­лых отростка, один из которых шел к метро, а дру­гой вливался в напряженную движением улицу за­пада Москвы. Чуть в стороне вольготно раскинулся новый дом со стилизованными пушками у входа, из которых летом вился виноград, а весной проступал из-под снега заботливо прикопанный мелкий му­сор. С другой стороны две семиэтажки застенчиво прижимались одна к другой ободранными боками. Во дворах желтели башенки спортивного городка, густо усиженного голубями. За птицами гонялся це­леустремленный карапуз с лопатой и пытался хоть кого-то огреть. Голуби лениво разлетались.

В одной из семиэтажек расположилась стома­тологическая поликлиника. За синеватыми окнами шла напряженная зубодробительная работа. В со­седней семиэтажке весь первый этаж был заклеен красными плакатами «СДАЕТСЯ!». Ветер хлопал жестяной рекламой «ПОДАРОК ЖЕНЭ! СКИДКИ 200 ПРОЦЭНТОВ!». Реклама была пристегнута велоси­педным замком от честных людей.

Пока случайный прохожий напряженно скре­щивал жадность со здравым смыслом и вспоминал, есть ли у него вообще жена, на глаза ему попадалась совсем старая и ободранная вывеска «ПОГРЕБОК». Вывеска это до того въелась в стену дома, что, ка­жется, ее и покрасили с ней вместе. Правее вывески в полуподвал уходили ступени. Вот только сегодня спуститься по ним было суждено далеко не каждому.

Рядом стояло несколько дорогих машин, у кото­рых, как овечки, паслись охранники. Чем ближе к ступеням, тем мрачнее были лица телохранителей и тем более странные предметы держали они в руках Что-то такое зачехленное, довольно громоздкое.

Шедший по улице парень двадцати трех лет, представлявший себя французским принцем на алжирском престоле, поднес руку к шляпе с плю­мажем, о которой все почему-то думали, что это об­лезлая лыжная шапка. Охранники в ответ качнули таинственными чехлами. Миражистов они узнава­ли сразу и относились к ним терпимо. Чего с них взять, кроме телефона «Нокиа» с треснутым экра­ном и новых шнурков от старых ботинок?

Миражист оторвал руку от полей шляпы, мило­стиво улыбнулся и прошествовал дальше. Один из охранников, испытав смутное шевеление души, по­пытался догнать его и сунуть в карман денег. Ми­ражист вспыхнул, отшвырнул деньги, и рука его метнулась к бедру, где в невидимых ножнах таилась незримая миру шпага. Алжирские принцы француз­ских кровей милостыни не берут!

Смущенный охранник вернулся на свой пост, а наследник пустынь и муж сотен прекрасных бедуи­нок через слякоть улицы направился в сторону ме­тро «Октябрьское Поле». Он опаздывал на урок по химии, которую преподавал двоечникам.

Ступени, которые сегодня охранялись с такой тщательностью, вели к тяжелой двери с окошком. Дверь открывалась в прокуренный зал, где корню языка сразу становилось горько. Тяжелые бордовые шторы, искусственные цветы, решетчатые полки бара с множеством бутылок. За стойкой стоял сам хозяин — молодой, похожий на суслика мужчина, который, по слухам, уморил своей жадностью эля. Все повара и официанты были отпущены. На кухне колдовали Млада и Влада.

За маленьким столиком сидели Гай и главы всех трех фортов. Гай ничего не ел, а к бокалу даже не притронулся. То, что шнырам удалось использовать прыгун и улизнуть, волновало Гая мало. Новые чет­верки есть новые четверки, чего от них задать. Хотя Гай, конечно, не упустил случая кольнуть по этому случаю Белдо и Тилля.

Тилль, сильно растолстевший за зиму, жаловался на одышку. И разумеется, виноваты во всем были шныры и нервная работа, а не непрерывное обжор­ство. При этом Тилль ухитрялся следить глазами за Младой, которая несла большое блюдо с пловом. Долбушин чертил что-то в блокнотике. Белдо вы­пил чаю с коньяком, зарумянился и теперь притво­рялся пьянее, чем он есть. Ушки его багровели, нос был похож на спелую ягоду. Изредка Белдо всхли­пывал и говорил:

— Как я сморщен любовью! Как я тесен сам себе!

Но эта теснота и сморщенность не мешали ему булавкой колоть в руку убиравшую со стола Владу, на которую старичок сегодня был за что-то обижен. Влада терпела. Она уже отыгралась, накапав ему в чай вонючей водички из пригоревшей сковородки.

— Дионисий, вы уверены, что это был именно череп? Может, какой-то другой уникум? — внезап­но спросил Гай.

Белдо перестал морщиться любовью и с готов­ностью закивал:

— Да, я клянусь! У одного из тех шныров, что сбе­жали! Я почувствовал это первым, но, чтобы узнать больше, привлек одного из своих ясновидящих. Прекрасный, талантливый сотрудник и замечатель­ный человек!

— Он умер. Вы же говорили, Белдо, что мозг вы­тек у него из ушей? Или вы принципиально не отзы­ваетесь о мертвых плохо? — напомнил Долбушин.

Дионисий Тигранович в ужасе замахал ручками:

— Ну да! Да! Ну зачем говорить об этом за сто­лом? Влада, помой чашку и принеси мне другой чай! У этого странный привкус! Думаю, Альберт ис­портил его своим скепсисом! Вода — я всегда это говорил — притягивает негативные эмоции!

Влада послушно взяла чашку и, облизывая ис­колотую булавкой руку, направилась в сторону уборной. Она решила, что чашку можно помыть и туалетным ершиком. Попутно Влада размышляла о ясновидящем. Действительно, неплохой был парень, из нового набора, но совсем слабенький. Видя его услужливость, Белдо потребовал от него слиш­ком многого. Эльбы пошли навстречу, и парень не рассчитал свои силы. Зато про черепон рассказал им очень много. Одного он не успел сказать — кто из шныров владеет им теперь. Мозг потек из ушей, а глаза сварились и стали как яичный белок

— Да он и сам, может, ничего не знает! Шныр этот! — донесся до Влады плаксивый голос Белдо. Похоже, Гай взялся за ее шефа всерьез.

Владе захотелось подслушать, она стала пово­рачиваться и налетела на Мл аду. У той с подноса слетело несколько тарелок Млада так разозлилась, что еда на тарелках протухла прежде, чем они раз­бились.

— Слепая! Смотри куда идешь! — зашипела она.

— А мне наплевать! — задорно отозвалась Влада.

— А мне чихать, что тебе наплевать!

— А мне наплевать, что тебе чихать, что мне на­плевать!.. Кстати, я тебя отравила!

— Чем? — заинтересовалась Млада.

— Ядом кобры!

. — Да всегда пожалуйста! Он на меня не действует!

— Знаю. Поэтому я отравила тебя ядом кобры, которую укусила гюрза, а гюрзу ужалил скорпион, а скорпиона я накормила красненькими леденцами, на которые у тебя аллергия!

Чувствуя, как щеки ее покрываются сыпью, Мла­да рванулась к зеркалу.

— С меня две подлянки и одна мелкая гадость! А леденцы ты покусала сама!.. Я знаю! — прохри­пела она.

В кухню заглянул хозяин «Погребка» и с тоской уставился на разбитые тарелки. В каждом зрачке у него сидел жадный гномик и считал денежки.

— Девочки! — тоскливо сказал он. — Там надо го­рячее подавать! Клиенты же кушать хотят!

Сверля друг друга глазами, Млада и Влада верну­лись в зал.

Гай говорил. Рядом с ним было страшно стоять. Его голос казался спокойным, но звенел как стекло.

— Митяй Желтоглазый доставил из-за Второй Гряды самородок! Из-за Второй Гряды, подчерки­ваю! Как он нырнул туда, не знает никто! Нести его через болотоон не решился и там же, на двушке,отлил из него семь уникумов. Самый сильный уни­кум — череп.На него ушли все части самородка, оставшиеся после предыдущих шести.

— Но откуда... — начал Белдо.

— Он показывал мне этот самородок! Там, на двушке! ..Я ВИДЕЛ ЕГО ЦЕЛЫМ! Он был такой ту­склый, с примесями, но когда ею перекладывали, вспыхивал как огонь. Митяй мог к нему прикасать­ся, и делал это довольно легко. Я — нет. Тогда я и возненавидел Митяя! Почему ему дано, а мне нет? Почему?!

Главы фортов слушали затаив дыхание. Запахло паленой пластмассой. Это под взглядом Гая плавил­ся стаканчик с салфетками. Гай подозрительно при­нюхивался, не понимая, в чем дело. Первым сооб­разил Белдо. Мило улыбаясь, схватил стаканчик и быстро передал Владе, чтобы убрала.

Ничтожное событие со стаканчиком прервало поток откровенности Гая. Он отвернулся и замолчал. Тилль досадливо крякнул. Возникла пауза, в течение которой Долбушин продолжать чертить в блокноте, Белдо катал шарики из хлеба, а Тилль ко­вырял вилкой принесенный Младой кусок мяса и то подносил его к ноздрям, то подозрительно смотрел на ведьму, сохранявшую королевское спокойствие.

Наконец Гай заговорил снова, но уже не стеклян­ным голосом, а самым обычным, сухим и деловитым:

— Замысел черепабыл прост. Всего лишь транс­портный уникум. Доставлять с двушкилюбое коли­чество закладок, не сливаясь с ними. Болотопопро­сту не будет знать, что находится внутри черепа,поскольку он для них непроницаем. Они могут воз­действовать только на сознание его носителя, по­скольку черепвсе-таки уникум полного растворения.