Скоро я стану неуязвим - Остин Гроссман

— Слышал, премия большой. Может, тебя сдать?

— Ты мне угрожаешь, Краб? — собираю остатки злодейское высокомерие и смотрю туда, где у него, кажется, камера. На нас смотрят, все ждут драки. Ситуация выходит из под контроля.

— Э, ты мне не страшно, Доктор Невозможный! Хочешь снова в тюрьма? А может, просто бить тебя тут, что скажешь?

Мгновенно хватает меня своей дурацкой клешней. Холодная железяка сдавливает мне руки. Нас окружает толпа зрителей.

— Ты смеешь касаться меня? Великого ученого? — видно, не достаточно великого, чтобы сообразить, что делать. Как вырваться, когда руки скованы по бокам? Железо изрыто рубцами и царапинами… интересно, сколько лет этим доспехам? Дергаюсь, ерзаю в клешне… но я ему не противник, зато все теперь видят, как я беспомощен. Пояс с приспособлениями в паре дюймов от моих пальцев — не дотянуться. Эх, мне бы сейчас электромагнитный импульс!

— Да ладно, Краб! — вмешивается Кровавый.

Тот поднимает меня повыше.

— Умный ты. Думай, ты умнее… Краба?

Смех. Кто-то кричит:

— Уделай его! Давай, за ПсихоПрайма!

— Заткнитесь! — Я поворачиваюсь и ору в толпу. — Я вас прикончу! Всех вас!

Черт побери.

Ноги болтаются в шести футах от земли, накидка запачкалась машинным маслом. Наконец он швыряет меня через бар — я падаю на кучу пластиковых пакетов для мусора. Все смеются, некоторые даже аплодируют.

— Так-то, Доктор Невозможный! Всю неделя тут!

Ноги подкашиваются, но я сердит, и мне достанет смелости на выходе картинно взмахнуть полой накидки.

Бреду назад, к автобусной остановке — желающих подвезти меня не нашлось. Снял костюм в кустах у дороги. Здесь, под звездами, очень тихо. Серебрится узкий серп месяца; видно, как солнечная система кружит, точно карусель или часовой механизм. Время утекает прочь.

Барон Эфира стар. В битве с Парагоном он потерял глаз, заменил его механическим устройством собственной конструкции. Источник его первоначального могущества почти иссяк и угадывается лишь в продолговатой форме черепа и вспыхивающем, словно тлеющий уголь, глазе. Барон стар — его возраста никто не знает — и в злодеях числится давно. Начинал с грабежей на железных дорогах. Дрался с викторианскими искателями приключений и прыткими американцами, носил усы и трость с секретом, в набалдашнике которой, изукрашенном драгоценными камнями, прятались всякие приспособления.

В конце сороковых годов он приехал в Америку и основал первую «Лигу Зла». Он начал сражаться с «Супер-Эскадроном» намного раньше меня, путешествовал во времени и бился с ними через три тысячелетия в будущем. Однажды он уговорил своего аналога из альтернативного измерения украсть кучу золота, а потом надул двойника при дележе добычи. Классика.

В пятидесятые за ним потянулась дурная слава. Чего он только не вытворял: украл память у Свободной Силы, обменивался телами, клонировал самого себя. Утратил один комплект способностей и приобрел новый, заплутал во временном потоке и шесть лет провел в меловом периоде, пока не построил машину времени. Вернулся, помолодев лет на двадцать — побочный эффект воздействия временных квантов.

В шестидесятые он переосмыслил свой образ, предстал дьявольским мастером иллюзии и какое-то время оставался на свободе. В 1978 году решили, что он пропал навсегда — украденная им космическая шлюпка исчезла в пустоте, взлетев с корабля-носителя по опасной траектории. Через год он объявился — и был повержен на закате президентства Картера. Однако он всегда отличался особым стилем, даже когда выступил, вооруженный железяками с приводом и латунными спайками, против мутантов с их ядерным синтезом.

С него надо было начинать! Мы встречались пару раз, но я считаю его наставником и даже родственной душой. Честно говоря, я придумал свой наряд, ориентируясь на него. Он — джентльмен, гений, совсем не то, что мелочь с заброшенной стройки! Зря только время на них потратил. Барон — игрок серьезный. Он мне непременно поможет.

У него дом в готическом стиле в Нью-Хейвене. В прошлый раз его посадили под домашний арест — из уважения к возрасту. Запретили выходить — навсегда. С тех пор он там и живет один. За этим присматривает его старый враг, Механик — он все равно на пенсии.

Попасть к Барону в гости непросто. Дубовая аллея надежно скрывает жилище от посторонних глаз; невысокий холм под сенью дубов и вязов выглядит затененной кляксой, сумеречным пятном на ландшафте даже в солнечный день. Никто не стрижет газон. Тускло-серебристые шары видеонаблюдения бесконечно дрейфуют по участку, в нескольких футах от земли. Я появляюсь с воздуха, парю на небольшом антиграве, петляя между кронами деревьев, глушу все возможные частоты. Сам дом — викторианское чудовище с остроконечной крышей, башенками и балкончиками. Приземляюсь на крышу, торможу, чиркнув алыми ботинками о выступающий край кровли, и с размаха влетаю в открытое окно.

Я слышал, для него настали тяжелые времена, но вид хозяина дома пугает. Он давно нигде не появлялся — ходят слухи, что его последний эксперимент не удался… мутационный луч. Последствия шокирующие — правая рука оканчивается паучьей клешней, кожа на правой половине тела воспаленная, сморщенная. Организм все еще пытается бороться с наполовину законченной трансформацией.

Ступаю вниз с подоконника, стараясь сохранять достоинство. Мы давно не виделись, и я задумываюсь, кем он считает меня, возможного преемника на тропе злодейства. Странно чувствовать себя не самым злонамеренным злодеем из присутствующих…

— Доктор Невозможный. Я слышал, вы вышли из тюрьмы, — из глубин инвалидной коляски раздается одышливый хрип.

— Барон Эфира!

Здоровой рукой он сжимает трость; размышляет. Никогда не знаешь, как пойдет встреча с другим злодеем. Стили у всех разные..

— Я всегда восхищался вашей работой, — уважительно обращаюсь я к коллеге по цеху.

— Благодарю, Доктор Невозможный. Приятно думать, что твоей работой восхищаются.

Похоже, мы в кабинете: кругом книги и глобусы разных размеров, некоторые украшены алхимическими символами — настоящий антиквариат. Повсюду газетные вырезки в рамках — воспоминания о былой славе, в основном, из лондонских таблоидов: «БИГ-БЕН ПОХИЩЕН!» «МРАМОРЫ ПАРФЕНОНА ПРОПАЛИ!» «ПРИНЦ ЭФИРА?» «КОРОЛЕВА ПОД ГИПНОЗОМ ВЫШЛА ЗАМУЖ ЗА МЕРЗАВЦА!» На снимке какого-то папарацци юный чертовски обворожительный Эфир (урожденный Кляйнфельд) подмигивает в объектив камеры; он в щегольском фраке, но закован в наручники, позади полицейский конвой. Судя по авто на заднем плане, снимки сделаны в тридцатые годы. Одна стена кабинета покрыта подробными схемами и чертежами андроидов.