Рискованный маскарад, или Все его маски (СИ) - Диана Крымская

Ей необходимо освободиться от этого, она сейчас задохнется, ее просто распирает от эмоций… Она стала извиваться, пытаясь сбросить его тело с себя, но он не пускал, все крепче сжимая ее, придавливая к захлебывающейся в скрипе постели. Гвен царапала его спину, не замечая этого. Кровь стучала в висках, глаза закатывались.

Сейчас! Она задрожала, забилась в оргазме, а из горла наконец вырвался крик, даря настоящее освобождение.

Он зажал ей рот рукой, пытаясь заглушить безумные вопли. Но Гвен не могла теперь молчать. Он был сам виноват: это он ее освободил, это он довел ее до такого состояния! И это он продолжал двигаться в ней, заставляя испытывать оргазм за оргазмом. Она билась под ним и кричала, а вернее мычала, придушенная его ладонью. Из глаз вдруг потекли слезы, но это были слезы облегчения, а не боли, пусть она и была буквально придавлена его телом к кровати.

Он вдруг напрягся, выгнулся назад и с криком кончил, а потом упал на нее без сил.

Гвен лежала не шевелясь, медленно приходя в себя… и, по мере того, как разум возвращался к ней, осознавая то, что вскоре стало ей ясно окончательно.

Это был не Саймон.

Когда она поняла это? Она и сама не могла точно сказать. Может быть, когда он вошел в нее, или чуть раньше, когда касалась его тела…

Он зашевелился, но она не дала ему подняться, крепко прижала к себе. Она почти не чувствовала тяжесть его тела, а его близость была так приятна. Ах, она могла лежать так вечно!

Да, это был не Саймон… Но это был ЕЕ мужчина.

ГЛАВА 9

— Я следил за ней из самого Лондона. Когда ты прислал мне список гостей, и я увидел в нем ее имя, то сразу понял, что маркиз Аллейн воспользуется удобным случаем. И не ошибся. У нее в багаже оказался некий синий флакон. Мне удалось проверить содержимое в день ее приезда сюда, и это оказались отнюдь не духи, а довольно быстродействующий яд. Я подменил отраву на безвредный порошок. В тот же вечер она передала этот флакон одному из твоих слуг…

— Кому? Кто предал меня в моем же доме?

— Леммон.

— Он служил мне два года. Кто бы мог подумать!

— Кристофер, это еще не все. У тебя есть не только враги, но и друзья, причем такие, о которых ты и не подозреваешь… Вспомни вчерашний бал, Леммона, подающего тебе питье…

— Так в вине уже был порошок?

— Да. Если бы ты и выпил — ничего бы не случилось. Но ты не выпил…

— Я прекрасно помню, почему. Нетрезвый гость, эсквайр по имени Догерти. Он налетел на Леммона, тот на меня, бокал упал и разбился.

— Этот человек не был пьян, Кристофер. Это была игра, притворство. Он наблюдал за твоим слугой и, когда тот высыпал отраву в вино, решил тебя спасти.

— Но почему он просто не остановил Леммона, не разоблачил его перед всеми? Почему защитил меня таким странным образом? — нахмурив брови, спросил лорд Корби — ибо именно он был одним из собеседников.

— Мне тоже показалось это странным. Это можно объяснить, пожалуй, одним: Догерти не хотел привлекать к себе внимание, хотел остаться в тени. Это настораживает и наводит на определенные мысли. Этот эсквайр вообще необычная личность. Я тут порасспрашивал приятелей Рокуэлла — оказывается, они познакомились с ним накануне приезда сюда, в каком-то трактире. О нем никто ничего не знает, кроме того, что он вроде как веселый малый и при деньгах. Он вовсе не близкий друг твоего будущего зятя.

Лицо лорда передернулось при упоминании Рокуэлла.

— Тебе неприятен герцог?

— Не то слово. Но Ева и ее мать убедили меня, что этот союз самый лучший. Я не верил, что моя девочка правда хочет за Рокуэлла замуж. Но она и моя жена так настаивали… Мне показалось — дочь стала как ее мать, такая же расчетливая и холодная. И разве мог я винить в этом кого-то, кроме себя? Я пренебрегал ею долгие годы, не растил, не воспитывал, не заботился о ней. Все это возложил на жену. И такое воспитание, как я думал, не могло не принести свои, увы, горькие плоды.

— Мне кажется, Евангелина совсем не такая, как леди Корби, — заметил его друг.

— Да. Но я понял это, когда уже помолвка была делом решенным. И сейчас раскаиваюсь в том, что так легко уступил. У меня болит сердце за дочь, Генри!

— Кристофер, я знаю, что ты нездоров. Тебе вредно волноваться…

— Как тут не волноваться? — печально улыбнулся Корби. — Единственная дочь выходит замуж за недостойного человека; мой враг по-прежнему на свободе и замышляет новые злодейства; меня хотят отравить в собственном доме… Безусловно, это такие мелочи, на которые и внимания не стоит обращать! Но к делу, Генри. Значит, этот Догерти…

— Пока я ничего определенного о нем сказать тебе не могу. Я наблюдаю за ним, — очень осторожно, потому что он, кажется, отнюдь не дурак, и наверняка почувствует слежку. Но сейчас главное — удалить из замка эту тварь, кузину твоей жены.

— В твоих словах звучит ненависть…

— Ненавижу и презираю и Аллейна, и его грязную шлюху! — воскликнул Генри. — Этой мерзавке место на виселице!

— Как горячо ты ее поносишь, — усмехнулся Корби. — Даже чересчур…

— Не будь ты моим другом, Кристофер, — задохнулся от возмущения его собеседник, — я бы заставил тебя взять эти слова назад!

— Я шучу, — миролюбиво сказал лорд. — Я знаю, что ты всегда презирал подобных женщин, и до сих пор не женат, потому что не нашел той, что будет соответствовать твоим высоким понятиям о чести, морали и нравственности… Но ты, кажется, краснеешь, мой друг? Почему?

— Я хотел спросить у тебя, Кристофер… Ты частенько подшучиваешь над моим нежеланием жениться, помню, даже девственником меня называл…

— Ну, вспомнил! Это было давно, когда ты еще был моим секретарем, безусым юнцом. Надеюсь, к тридцати девяти годам ты уже познал, хм… эти радости? Снова краснеешь? Изумительно, как это мне дважды удалось вогнать такого непробиваемого и невозмутимого, как ты, в краску! Так что ты хотел спросить?

— Видишь ли… этой ночью…

— Что? — Даже приподнялся с кресла заинтригованный лорд.

— Да нет, ерунда. И, конечно, ты тут ни при чем, — резко оборвал Генри. — Я пойду. — Он встал. — За этой тварью баронессой нужен глаз да глаз. Она способна на любую подлость. Ты удалишь ее?

— Ты думаешь, у нее в рукаве припрятано еще что-то? Сомневаюсь. И не забывай: она, к сожалению, кузина моей