Наперстянка - Грейс Аделин

Несомненно, ее снова отравили, ибо как еще можно было объяснить увиденное в кабинете отца?

Блайт еще никогда не бегала так быстро, как когда высвободилась из плюща. А после часами бродила взад-вперед, убеждая себя, что все это ей привиделось, прежде чем собралась с духом и вернулась в кабинет, но не обнаружила внутри никаких растений. Каждая половица была цела и невредима, а на письменном столе и бумагах не было даже намека на землю.

Именно тогда Блайт поняла, что сходит с ума.

Она не стала там задерживаться и, прерывисто дыша, поспешила не в свои комнаты, а вниз по лестнице и прочь из Торн-Гров, стараясь не закричать и не оповестить весь особняк о своем недуге.

Прошло много времени с тех пор, как она покидала поместье без кареты. Обеспокоенный ее здоровьем, Элайджа внимательно следил, чтобы Блайт не перенапрягалась, а слуги души в ней не чаяли. Но девушку трясло, и она просто не могла сидеть в своей комнате, поэтому добрых полчаса бродила по двору, впитывая весеннее тепло и размышляя, стоит ли поделиться с Сигной случившимся.

В конце концов Блайт решила, что ей нужно время, чтобы убедиться, что это лишь временное ухудшение. Чтобы хотя бы ненадолго почувствовать себя нормальной, а не хрупкой семейной реликвией, которой ее считали. Поэтому девушка отправилась в конюшню, где конюх, которого она прежде не видела, сидел на сене с маленьким жеребенком, свернувшимся калачиком рядом с ним. Бедолага дрожал, закрыв глаза, его дыхание было тяжелым. Прекрасная золотистая кобыла высунула голову из соседнего стойла, наблюдая за происходящим. У Блайт сжалось сердце, когда она поняла, что это лошадь ее матери, Митра.

Парень пел, поглаживая шерстку жеребенка, и хотя Блайт потребовалась минута, чтобы узнать мелодию, она тихо рассмеялась, когда поняла, что он выбрал совершенно неподходящую песню о красивой девушке, которая работала на ферме. Его голос с мелодичным акцентом был усталым и хриплым от волнения.

Блайт перевела взгляд с него на жеребенка и очень тихо спросила:

– Все будет хорошо?

Конюх резко вскочил.

– Мисс Хоторн! Ох боже, простите, я понятия не имел, что нахожусь в присутствии леди. – Он широко раскрыл глаза и с трудом удерживался, чтобы не споткнуться. – Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Жеребенок. С ним все будет в порядке?

Его лицо смягчилось.

– Только время покажет, мисс. Все, что мы можем сделать, – это устроить его поудобнее и молиться.

Сердце Блайт сжалась так, что стало трудно дышать. И она возненавидела себя за то, что поддалась порыву и отвернулась от новорожденного. Сейчас ей было слишком тяжело смотреть на умирающих или мертвых. Напоминание о том, как долго она сама была на пороге смерти, все еще выбивало ее из колеи.

Девушка заставила себя вернуться к насущной задаче. Отец пришел бы в ярость, если бы узнал, что она вообще отправилась в конюшню, не говоря уже о поездке верхом. К счастью для нее, конюх был новичком, нанятым Байроном всего неделю назад.

– Я бы хотела покататься на Митре. – Блайт сложила руки за спиной и попыталась придать себе уверенный вид. Конюх посмотрел мимо нее и едва заметно нахмурился, когда понял, что она одна.

– Вам понадобится сопровождение?

В его голосе звучало участие. Это был ожидаемый вопрос, приличный конюх задал бы его. Тем не менее Блайт напряглась, потому что было время, когда обычные вещи вроде верховой езды давались ей настолько легко, что его вопрос вызвал бы смех. Теперь же она ничего не знала о своем теле и выносливости. Не могла предугадать, как быстро устанет, и была не настолько глупа, чтобы рисковать и остаться в лесу. Поэтому ей пришлось прикусить язык и ответить:

– Я была бы вам очень признательна, мистер…

– Крипсли. Уильям Крипсли. – У него были мозолистые от тяжелой работы руки, мощное телосложение и загорелая кожа, какой не встретишь у человека из высшего общества. Он был не намного старше Блайт, и она обратила внимание на его доброе круглое лицо и серьезные глаза. Учитывая, что он был новичком, он, несомненно, хотел произвести хорошее впечатление, а значит, его с легкостью можно использовать.

– Жеребенок останется один?

– Нет, – отозвался Уильям. – Скоро приедет врач, а пока за ним присмотрит мистер Хейсворт.

Блайт кивнула, хотя не имела ни малейшего представления, кто такой мистер Хейсворт. Двадцать лет она прожила в стенах Торн-Гров, и все же с каждым днем поместье становилось все более чужим. Потребовалась бы целая вечность, чтобы запомнить имена и лица новых слуг.

– Очень хорошо. Тогда я была бы признательна, если бы вы проводили меня в поместье Киллинджеров, мистер Крипсли. Я с радостью покажу дорогу.

Уильям кивнул и отправился запрягать лошадей, не подозревая, как сильно Блайт ему благодарна. Не за его доброту и не потому, что он был новеньким и не понимал, что ей нельзя здесь находиться. А потому, что, если земля снова начнет зарастать мхом и колючками, по крайней мере, на этот раз она не будет одна.

Уильям работал медленнее, чем следовало бы, но Блайт не доставляла ему хлопот. Она была уверена, что он трижды проверил свою работу, вероятно, потому, что впервые готовил лошадей к полноценной поездке. Девушка набралась терпения, и вскоре конюх вернулся с Митрой и еще одной оседланной белой кобылой.

Митра приблизилась, низко опустив голову и помахивая хвостом, и дружелюбно фыркнула, приветствуя Блайт, которая приложила ладонь ко лбу лошади и запустила пальцы в красивую золотистую гриву. Прошла целая вечность с тех пор, как она в последний раз сидела в седле. Когда мама была жива и здорова настолько, что могла кататься с ней почти каждый день. Блайт почти слышала мамин смех, когда та скакала верхом на этой кобыле. Видела, как ее развевающиеся на ветру волосы сияют на фоне неба, словно солнечные лучи.

Слишком долго она избегала воспоминаний о матери, отчаянно боясь пойти по ее стопам. Но теперь, избежав смерти, Блайт тосковала по ней и грустила при виде того, что осталось от нее в этом мире.

– Вот, мисс. – Уильям поддержал Митру, когда Блайт вставила ногу в стремя и забралась в седло. У нее перехватило горло, когда она почувствовала под собой ровное дыхание Митры. Сколько времени прошло с тех пор, как у нее в последний раз хватало сил так просто запрыгнуть в седло? Блайт отвернулась от конюха, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

Возможно, подсознание с самого начала подсказывало, что именно этого ей не хватало. Очевидно, она действительно разволновалась, раз нашла такое утешение в конюшнях. И все же девушка никак не могла унять лихорадочное сердцебиение. Не после увиденного в кабинете отца и заметок Байрона.

Блайт крепче сжала поводья, полная решимости докопаться до истины.

Шарлотта Киллинджер столкнулась с Сигной в ночь исчезновения Перси. Именно она предупредила Элайджу о том, что в саду пожар. Блайт уже разговаривала с ней однажды, несколько месяцев назад. Но, возможно, стоило собрать больше информации; если кто и мог рассказать ей о том, что случилось в лесу той ночью, так это Шарлотта.

Блайт вела их по размякшей почве в лес, такой до боли знакомый, что она снова почувствовала себя ребенком. Она видела не просто зеленые деревья, склоняющиеся к ним своими ветвями, а призрак матери, проглядывающий сквозь тонкие ветви, не позволяя им порвать подол ее белого платья, как это часто случалось с нарядами Блайт. Птицы приветственно стучали по стволам высоких дубов или пели нежные весенние песни. Блайт услышала смех своего брата. Услышала, как он ругает ее за то, что она перепачкалась и звала маму, чтобы та помогла выловить ее запутавшиеся волосы из жадных веток.

Чем дальше они углублялись в лес, тем сильнее у Блайт щипало в носу и слезились глаза. Но она радовалась, что не забыла эти места. Она выросла на этой земле, срывая сочные ягоды с кустов и следуя за Перси столько, сколько требовалось, чтобы увидеть, как он, всегда такой воспитанный джентльмен, годами прятался в чаще с дамами, когда думал, что никто их не видит. Она чуть не рассмеялась при этом воспоминании; и обязательно напомнит об этом Перси, когда им удастся его найти.