По следам Карабаира Кольцо старого шейха - Рашид Кешоков

—  Знаю. Мы почти соседи. Да и недавно встречались... в поезде...

—  Тогда идемте! — Ивасьян шепнул что-то дежурному и, кивком головы приказав Амшокову следовать за ним, напра­вился в свой кабинет.

—  Судим? — был первый вопрос Ивасьяна, когда задер­жанный сел перед ним на стул.

-Да.

—  Сколько?

—  Год.

—  За что?

—  По пьянке. Пришили злостное хулиганство.

—  Опять хочешь сесть?

—  Никак нет, гражданин начальник,— довольно весело ответил машинист, уловив, видимо, что он зачем-то понадо­бился начальству.

Тигран Вартанович переменил тон. Прежней резкости как не бывало После первых же его слов машинист понял, что, чем хуже он отзовется о своем земляке Шукаеве, тем скорее выйдет из этого мало приятного для него учреждения.

И Амшоков не пожалел красок. Рассказал, что родной брат жены Шукаева Зубер Нахов несколько раз судим за кражи, недвусмысленно намекнул, что Зулета кое-когда поль­зуется нетрудовыми доходами своего непутевого братца (он частенько наведывается в Краснодар), а ее муж сквозь паль­цы смотрит на это.

Подписав бумагу, которую Ивасьян тут же с его слов отстукал одним пальцем на собственной портативной машинке, хранившейся у него в сейфе, Амшоков с надеждой поднял взгляд на Тиграна Вартановича

—  Не виноват я, гражданин начальник. Обвешивает этот паразит — завмаг...

—  Хватит,— не слишком строго перебил Ивасьян.— Сей­час я распоряжусь.    Тебе возвратят документы и — прова­ливай. Да смотри, больше не попадайся!..

... Клавдия Дорофеевна встретила в тот день мужа без своей обычной обворожительной улыбки.

—  Что это с тобой? — спросил Ивасьян, с тревогой вгля­дываясь в ее обеспокоенное лицо. Его не покидало предчув­ствие надвигающейся беды.

—  Войди сначала,— ответила она, закрывая дверь.— Не в коридоре же я должна рассказывать. Мама дома, а я не хочу, чтобы она слышала.

—  Что-нибудь серьезное?

—  Пока нет, но... береженого — Бог бережет! Проходя мимо комнаты Акулины Устиновны, она приль­нула ухом к дверям и прислушалась.

—  Спит, по-моему. Идем в спальню.

—  Не тяни, пожалуйста,— громким шепотом взмолился Тигран Вартанович, садясь на кровать.— Говори скорее!.

—  Шагбан приходил,— так же тихо ответила Клавдия Дорофеевна, не забыв мимоходом бросить взгляд в зеркало и поправить волосы.— Он недавно виделся с Антониной Михайловной.

—  С Воробьевой?

—  Да... не перебивай. Так вот она подозревает, что за нею следят   Недавно был какой-то странный пациент   При­шел будто лечиться..  Показал больной зуб  Она обработала, осмотрела как полагается. Просил золотую коронку поста­вить...

—  Что же ее насторожило?..

—  Она говорит — зуб здоровый. И едва ли он может болеть... Да и вид у этого типа... Ходит прямо, не горбясь, подтянутый такой...

—  Русский?

—  Нет, адыгеец, скорее всего   Но говорит чисто, без акцента.

—  Как он выглядел?

—  Обыкновенно,— пожала плечами Клавдия Дорофеев­на.— Смуглый. Костюм великоват, вроде бы не с его плеча.

—   А! Чепуха. Бабские страхи,— махнул рукой Тигран Вартанович и, чтобы скрыть свою озабоченность, ущипнул жену за круглый локоток, выглядывавший из рукава халата

Клавдия Дорофеевна позволила себя обнять.

—  Еще не все,— игривым тоном сказала она, высвобож­даясь.— У меня к тебе просьба. Я уже дня три все хотела с тобой поговорить, но ты стал нервный...

—  Станешь нервным,— нахмурился он, шевельнув бро­вями.— Дыбагов стал придираться, каждую мелочь проверя­ет... Так что ты хотела?..

—  Тигран, ты меня любишь?

—  Что за глупый вопрос?

Все эти уЛовки были давно ему знакомы. Сначала — кокетливая игра глазами, капризно сложенные губы, потом она чмокнет его в небритую щеку и начнет ластиться, как сытая, разленившаяся кошка. И, наконец,— просьба: где-ни­будь на складе появился черный креп-сатин или заграничные фетровые ботики, и, разумеется, Клавдия Дорофеевна не может без них обойтись, потому что у жены Дыбагова уже есть такие. В заключение, как водится, шумные изъявления восторга или истерика, смотря по результатам.

Он сделал неприступное лицо, решив не поддаваться на этот раз.

—  Ну, что ты хочешь?

—  Не беспокойся,— разгадала она его опасения.— Тра­титься не придется. Наоборот, можно неплохо заработать. А дело — пустяк для тебя...

—  Слишком много слов, говори покороче,— с досадой прервал ее Тигран Вартанович.

—  Хорошо, я — короче,— с готовностью согласилась она.— Видишь ли, в Тахтамукае арестовали родственника Шагбана... его сводного брата. Фамилия — тоже Сапиев. .

—  За что?

—  По подозрению в денежных махинациях. Он в сбер­кассе работал...

—  Подожди-ка, подожди,— наморщил лоб Ивасьян.— Ляпунов собирается ехать в Тахтамукай по делу о фальши­вомонетчиках..   Уж не это ли? Так заранее тебе скажу: с Ляпуновым я связываться не стану...

—  Нет... Сапиева обвиняют в хищении пяти тысяч. И сумма-то пустяковая. Словом, надо, чтобы ты взял все в свои руки и прикрыл дело. А недостачу он погасит.

—  Ты понимаешь, о чем просишь?

—   Отлично понимаю,— серьезно и даже несколько раз­драженно сказала Клавдия Дорофеевна.— Шагбан — человек нужный, ты великолепно знаешь, и потом...— она наклони­лась к его уху и зашептала.

Тигран Вартанович засопел.

—  Хорошо,— видимо, согласившись с ее доводами, ска­зал он и встал.— Завтра же поговорю с Дыбаговым и сде­лаю, что смогу.

—  Умница! — Она звонко чмокнула его чуть пониже пе­реносицы.— Ну, как на службе?

Ивасьян не захотел распространяться на эту тему:

—  Попляшет у меня Шукаев,— злорадно сказал он.— Оказывается, родной братец Зулеты — вор. Мы еще посмот­рим...

—  Не зарывайся только,— наставительно заметила Клав­дия Дорофеевна.

—  Нет, не такой я простак..   Слушай, давай-ка переку­сим чего-нибудь и пойдем к Воробьевым. Я обещал быть там. Кстати, почему Шагбан сам не попросил меня насчет этого тахтамукаевского контролера?

Клавдия Дорофеевна улыбнулась.

—   Чудак. А еще начальник угрозыска. Не заявится же он к тебе в управление. Он пришел ко мне и сразу уехал в Тахтамукай. Теперь, наверно, вернулся. Пошли на кухню: у меня есть макароны и мясо...

Дом, где жила зубной врач и протезист Антонина Ми­хайловна Воробьева, затерялся на тихой и глухой краснодар­ской окраине. Немощеная, грязноватая улица, по которой несильный октябрьский ветерок гонял ржавые листья кашта­нов, упиралась в Кубань. Домики по обеим сторонам улицы стояли ветхие и разнокалиберные, главным образом, деревян­ные. Одни вылезли вперед, чуть ли не на средину дороги, другие отступили вглубь, прячась за палисадниками и ветвя­ми облетевших вишневых и абрикосовых деревьев.

Дом Воробьевых выделялся среди остальных сравнитель­ной новизной. Летом его трудно было разглядеть за деревь­ями небольшого садика, а сейчас, когда осень раздела догола кудрявые ветви яблонь, оставив лишь кое-где рыжие пятна последних листьев, из-за забора поблескивал свежей зеленой краской здоровенный неуклюжий фронтон. Если зайти со стороны Кубани, можно было увидеть и новенькую оцинкованную крышу. Усадьба, прежде ветхая и запущенная, доста­лась Антонине Михайловне после смерти матери. Поселив­шись здесь в позапрошлом году, супруги устроили капиталь­ный ремонт и привели дом и сад в порядок.

Ивасьян пришел один. Он заходил в управление, отпра­вив Клавдию Дорофеевну на трамвае. Она должна была уже быть у Воробьевых.

Подойдя к калитке, Тигран Вартанович затарахтел желез­ной щеколдой. На стук вышел Борис Фандыров. Ивасьян знал его больше по рассказам жены, которая всячески содейство­вала сближению Зулеты с франтоватым и предприимчивым финагентом. Раз Борис здесь, значит, Назиади и Зулета — тоже у Воробьевых. Тигран Вартанович скривился. Сейчас он не расположен был к пустой болтовне, которую неизбежно придется поддерживать в подобной компании. Однако делать нечего.

—   Что-то вы задержались, Тигран Вартанович,— развяз­но заговорил Борис, открывая калитку.— Все давно вас ждут

Ивасьян кивнул ему и, не отвечая на вопрос, направил­ся к дому

—  Кто у них? — спросил он через плечо.

—  Кроме Клавдии Дорофеевны, Назиади и Зулеты, Шагбан... С ним какой-то его знакомый из Новороссийска. Я не запомнил фамилию...

Из дома доносились звуки фортепьяно. Кто-то играл «Сен­тиментальный вальс».

Антонина Михайловна встретила гостя в коридоре. Сухо­ватая, стройная, в безукоризненно сшитом панбархатном платье темно-малинового цвета, она казалась гораздо моложе своих сорока пяти лет. Пенсне в позолоченной оправе при­давало ее строгому, слегка напудренному лицу язвительное выражение. Скромный дорожный наряд, в котором она ехала в поезде вместе с женой Ивасьяна, не шел ни в какое сравне­ние с ее теперешним изысканным туалетом. Да и присутст­вие в этом дальнем углу Краснодара всех попутчиков жены Ивасьяна тоже наводило на размышления.