По следам Карабаира Кольцо старого шейха - Рашид Кешоков

По словам Чуца, ехал он в Псейтук навестить мать. Ка­тер его должен был отчалить в шестнадцать тридцать.

Баров не поверил, но виду не подал и отошел. Он от­лично знал Чуца: нежной сыновней привязанностью к мате­ри Мухаб едва ли отличался. Да и вообще человек это был, по мнению Барова, нечестный, имевший на своей совести немало неблаговидных поступков. Еще в период коллективи­зации благодаря стараниям Чуца многие крестьяне стали распродавать и резать скот и лошадей, чтобы не сдавать их в колхоз. А много позже он и его постоянные собутыльники Ханаф Ок и Осман Шу назанимали денег у семнадцати од­носельчан и скрылись.

Выслушав инструктора, Шукаев взглянул на часы. Было десять минут четвертого.

—   В нашем распоряжении больше часа,— сказал он.— Вадим, я сейчас договорюсь с дежурным насчет машины, а ты бери двух милиционеров, и вместе с товарищем Баровым езжайте на речной вокзал. Переоденься в гражданское. Да, товарищ Баров,— подпишите ваши показания... Вот здесь.. Спасибо.

Дараев вышел и через несколько -минут возвратился, одетый в чуть поношенную робу речника.

—  Я готов.

—  Хорош,— улыбнулся Жунид.— Вадим, надеюсь, тебе не нужно объяснять: шума и свидетелей поменьше...

—  Все будет сделано. Комар носа не подточит,— по привычке прихвастнул Дараев, расправив плечи.

Жунид подавил улыбку.

Оставшись один, он просмотрел список вызванных на сегодня свидетелей. Из-за них ему и не пришлось поехать с Дараевым на речной вокзал. А хотелось...

Мысли Жунида все время вертелись вокруг истории, рассказанной Бароьым. Если верить инструктору, то Мухаб Чуц — не только подозрительный тип, но и отпетый плут. Прав был Шахим Денгизов, советуя не отбрасывать ни од­ной версии без самой тщательной проверки.

Жунид достал лист чистой бумаги и набросал текст пись­ма начальнику Тахтамукаевского райотделения милиции Мед-жиду Куваеву с просьбой выявить и допросить всех кресть­ян, ставших некогда жертвами денежной махинации Чуца и его компании. Потом отнес листок наверх, Королькову...

И все-таки версия «Чуцокшу», как в шутку окрестил ее Дараев, отпала окончательно в тот же день.

Финал миссии Вадима Акимовича на речном вокзале оказался совершенно неожиданным. И довольно счастливым для него, особенно, если вспомнить, что в личном деле Да-раева все еще «висел» выговор за афипскую неудачу, напо­миная ему о необходимости восстановить репутацию.

Словом, на этот раз Вадиму повезло. Вместо одного по­дозреваемого, он привез в управление двух: Чуца и Ока. У задержанных при обыске были изъяты револьвер системы «наган», горсть патронов к нему и крупная сумма денег.

Ханаф Ок на первом же допросе сознался, что деньги — из аула Дадакай, где они втроем ограбили тамошнего пчело­вода. В ночь с двадцать первого на двадцать второе сентяб­ря вместо них на элеваторе отдежурили смену другие груз­чики, а Чуц, Ок и Шу перелезли через забор и, сделав дело, вернулись тем же путем до прихода сменщиков. Грузчики получили, разумеется, определенную мзду за молчание.

У пчеловода и были похищены, как показал Ханаф Ок, найденные в чемодане у Чуца одиннадцать с лишком тысяч рублей, драповая венгерка с каракулевым воротником, набор­ный кавказский пояс и дорогая бухарская шапка.

Чуц, когда его задержали, попытался выбросить чемодан в Кубань, но не успел: помешал один из милиционеров.

Допрашивал Вадим Акимович. Жунид сидел тут же и задумчиво посасывал потухшую папиросу, недоумевая, поче­му ни в управлении, ни в райотделении милиции ничего не знали об ограблении дадакаевского пчеловода.

Обстоятельство это прояснилось позднее, когда Шукаев связался по телефону с Насипхабльским районом. Оказыва­ется, налетчики пригрозили старику-пасечнику расправой, если он не будет держать язык за зубами.

Пчеловод рассказал все только тогда, когда узнал, что воры задержаны в Краснодаре.

И тут произошла еще одна неожиданность. У пасечни­ка, по его словам, похитили всего-навсего четыре тысячи триста рублей и... никаких венгерок и бухарских шапок. Только деньги.

Дараев чуть не подпрыгнул на своем стуле. Откуда же остальное? Может быть, найденные вещи связаны с энемс-ким ограблением квартиры бухгалтера консервного комбина­та?..

Ханаф Ок, покуражившись, как водится, не стал запираться, тем более, что он отлично понимал: двойной грабеж — это все-таки не убийство А признание в том, что он вместе с сообщниками «брал» квартиру в Энеме, начисто снимало с него и других подозрение в убийстве Трама Лоова из колхо­за «Заря» Побывать за одну ночь в Дадакае, Энеме и Чох раке было попросту невозможно

Позвали Евгения Кондарева, который два дня назад воз­вратился в Краснодар из Энема. Поиски преступников, огра­бивших бухгалтера, пока подвигались туго, и Кондарев, ко­нечно, был не только удивлен, но и обрадован, получив из рук Дараева готовенькое решение

Это было слишком много Жунид чувствовал, что у него начинает разламываться голова. Он мало спал в эти дни, час­то просыпаясь ночами и сидя на кровати, еще и еще раз при­кидывал, с какой стороны лучше начать дознание Зулета мирно посапывала во сне, но он не думал о ней — голова его была  занята только одним — убийством чохракского сторожа

Переутомление давало себя знать В висках у него сту чало, перед глазами иногда начинали сновать беспокойные белые мухи

Вадим заметил его состояние

—  Слушай, отправляйся-ка ты спать,— сказал он участливо — Уже темнеет, а ты, по-моему, и ночью-то толком не отдохнул Уж больно вид у тебя    того    Глаза запали    один нос торчит

Жунид покачал головой

— Еще не все пришли, надо подождать. Выдержу как нибудь.

— Появился Дыбагов

— Устал зверски,— оказал он, усаживаясь на стул — С утра — совещания да заседания Был на приеме у секретаря обкома    Недоволен он нашей медлительностью

— Я принял дело позавчера,— суховато сказал Шукаев

— Да я же не о вас, голубчик,— страдальчески сморщился начальник управления — Но в обкоме ведь не спрашивают кто когда принял  Им поскорее преступников подавай

— Скорее скорого не будет

— Недельный срок на раскрытие дали,— заявил Дыбагов — Так что — поднажмите

— Одну версию проверили. — вставил Дараев

— Знаю. Я уже в курсе.... Передайте все материалы опер­уполномоченному Кондареву. Я думаю, совершенно ясно те­перь, что эта троица ни при чем   Так что продолжайте работу по остальным версиям. А товарища Дараева могу поздравить: прошлогодний выговор с него снимаю и объяв­ляю благодарность за умелые действия по задержанию пре­ступников...

—  Служу Советскому Союзу,— встал Дараев, пожимая руку Дыбагову

—  Буду ходатайствовать и перед облисполкомом о поощ­рении инструктора Барова,— продолжал тот — А на вас, Вадим Акимович, сегодня же подпишу приказ!

—  Вот не ожидал, так не ожидал! — разулыбался Дара­ев, когда дверь захлопнулась за Дыбаговым.— Это все бла­годаря тебе, Жунид!

—  Брось,— улыбнулся Шукаев,— случай помог, а не я. Вот что, Вадим, забирай-ка документы, чемодан с вещами и — к Кондареву. Пусть только Ок подпишет свои показания, я их оформил уже...

Пока Дараев был у Кондарева, Жунид допросил Хахана Зафесова, прибывшего по его вызову из аула Дейхаг В про­шлом конокрад и абрек, шестидесятилетний Хахан Зафесов, имя которого гремело от Кубани до Терека, добрую полови­ну своей бурной жизни просидел за решеткой Сидел при царизме и при советской власти. Последние десять лет пос­ле освобождения он жил как будто тихо и не был замешан (а может быть, просто не попадался?) ни в одном деле. Од­нако, изучая его биографию по документам регбюро, Жунид почему-то пришел к твердому убеждению, что Хахан не ос­тавил прежних связей. Старик нигде не работал, занимаясь своим небольшим садом и огородом, жил одиноко, но иногда односельчане видели в его сакле свет и слышали голоса, хотя из аульчан к Хахану никто не ходил. Видно, старые дружки не забывали прежнего вожака.

С Зафесовым Жунид познакомился год назад, будучи в командировке. Зная о его прошлом, расспрашивал бывшего конокрада об известных тому способах угона лошадей и ско­та. На эту тему старик говорил охотно. Глаза его загорались, узловатые руки с длинными, тонкими, как у скрипача, паль­цами подрагивали от возбуждения. Но, когда речь заходила об именах, Зафесов запирался на все замки, и выудить из него что-либо становилось абсолютно невозможно

Теперь, во время допроса, Жунид прямо сказал бывшему абреку, что его «нейтралитет» еще мог быть объясним прежде, например, в годы гражданской войны, но сейчас, когда прошло столько лет и он, как видно, покончил с прошлым, молчание его нельзя истолковать иначе, как умысел, представляющий ощутимый вред для пролетарского государства.

Старик угрюмо засопел. Пожалуй, Жунид задел верную струнку.