Штурмовой отряд. Битва за Берлин - Олег Таругин

В этот момент один из идущих следом танков, успевший вывернуть на неширокий тротуар, довернул башню и всадил в стену стоящего на противоположной стороне улицы здания фугасную гранату – стрелять по дому, откуда бил фаустник, танкисты не могли, не позволяла линия прицеливания. Взрыв выбросил тучу битого кирпича, из ближайших окон выметнулись облака дыма и каменной крошки. Ударивший следом еще один снаряд, видимо, окончательно разрушил несущую конструкцию, и стена, вздрогнув, осела вниз, рассыпаясь потоками кирпича и застилая улицу каменной пылью.

– В подъезд, – решился Трешников. – Поможем нашим. Бери троих – и за мной, остальные – в оборону, держите третий этаж и крышу. Родченко передайте, пускай не дергается, без него справимся. Пусть лучше к танкистам сбегает, чтобы по нашему домику сдуру не влупили. А вот ежели они эту трехэтажку по камушку разнесут, только спасибо скажем, все меньше работы, – поскольку радиостанции у капитана не имелось, приказы приходилось передавать по старинке, жестами или лично. Спецназовцы же постоянно находились на связи, так что специально предупреждать никого не имело смысла. – Поехали…

– Первый, слышал? – обратился к Барсукову майор. – Прикрывайте нас. И капитана к «мазуте» пошли, неохота под свои снаряды попасть.

Забросив в гулкий, постройки прошлого века подъезд с широкой мраморной лестницей и ажурными опорами перил осколочную гранату, пятеро спецназовцев ворвались внутрь. И, не задерживаясь ни на секунду, рванули вверх по лестнице.

События следующих нескольких минут, как уже бывало ни раз, превратились для спецназовцев в некий документальный фильм для служебного пользования, снятый в режиме замедленного времени, который, впрочем, никто и никогда не увидит. Время, хоть и отстоящее от привычного для пришельцев из будущего на семь с лишним десятилетий, послушно затормозилось, превратившись в вязкий кисель – вязкий для всех, кроме стремительно атакующих фигур в штурмовой броне.

Первые две квартиры оказались пусты, только гранаты зря потратили. Зато в четвертой пришлось повоевать. Массивная дубовая дверь с потемневшей бронзовой табличкой оказалась не заперта – да и с чего бы немцы запирались? Один из бойцов остался страховать на лестничной площадке, держа под прицелом ведущий на третий этаж лестничный марш, остальные двумя боевыми парами ворвались внутрь. Разумеется, после того, как в прихожую полетела очередная граната. Затянутый дымом и захламленный опрокинутой мебелью коридор вел в комнаты и кухню, и спецназовцы разделились. Пара Четвертый – Седьмой – лейтенанты Новицкий и Челобин – свернула направо к кухне, а Трешников с Ленивцевым (соответственно, Нулевой и Второй) – в комнаты. В том, что впереди противник, сомнений не было: из-за висящей на одной верхней петле двери доносились автоматные очереди. Подполковник отступил под прикрытие простенка и ногой оттолкнул в сторону покосившееся полотно; майор забросил в комнату «РГО», прижавшись к стене с другой стороны дверного проема. Грохнуло, выбросив в коридор дым и какой-то мусор, и спецназовцы ворвались в помещение.

Вскинутый «Витязь» прошлепал короткой очередью, добивая посеченного осколками немца в эсэсовском камуфляже, украсившемся еще тремя аккуратными темными пятнышками в местах попаданий пуль. Второй фриц как раз выскакивал с балкона, но зажатый в руках «Штурмгевер» смотрел в сторону, и шансов успеть направить оружие на новую цель у него не оставалось. На этот раз отработал Второй: хлопнул приглушенный «пэбээсом» выстрел, и девятимиллиметровая пуля попала точнехонько под срез глубокой каски, похожей на перевернутый горшок. Голова эсэсовца резко дернулась, и он влепился в стену, сползая на выстеленный вышарканным паркетом пол.

Как и всегда в момент боевого транса, разум Трешникова фиксировал множество никому не нужных мелких деталей. Впрочем, он прекрасно знал, что, когда бой закончится, все это благополучно сотрется из памяти, словно временные файлы в компьютере – большая светлая комната, ныне затянутая пороховым дымом, покосившийся шкаф с сорванными дверцами, изодранный осколками диван с прислоненными к сиденью нерастраченными фаустпатронами. Косо висящий портрет Гитлера на стене – стекло в рамке разбито, залетевшая с улицы пуля или осколок взорвавшейся в зале гранаты, по иронии судьбы, выбила фюреру левый глаз.

«Хреново, – автоматически отметил самым краешком сознания Трешников. – У нас приказ – только живым. Просрали мы Адольфа, зря только в прошлое смотались…»

– Командир, бойся! – рявкнул Ленивцев, огибая подполковника и с размаха бухаясь на колено. Из второй комнаты, видимо спальни, едва не снеся дверь с петель, вывернулся еще один гитлеровец. Зажатый в его руках «МП-40» коротко пролаял в упор, и Трешников ощутил пару увесистых ударов в грудную бронепластину. И тут же над плечом прохлопал серией по три пистолет-пулемет Второго. На этот раз майор бил в корпус, поскольку знал, что никакой защиты у противника нет. Попал, разумеется.

Хлопнув товарища по наплечнику, подполковник сместился в сторону, одним движением оказавшись возле двери. Секунду размышлял, не закинуть ли внутрь гранату, но пожалел: «РГО» оставалось не так много, а из местных гранат для их целей подходили разве что родные «лимонки». Не с архаичными же «РГ-33» или трофейными «колотушками» бункер штурмовать? Это патронов для их «Витязей» со «Стрижами» тут завались, а вот нормальных осколочных гранат не найдешь.

Перекрестив комнату парой коротких очередей, Трешников ворвался внутрь. Похоже, спальня – широкая кровать со смятым постельным бельем, засыпанным пылью, обломками сбитой с потолка лепнины и клочьями побелки, трюмо с треснувшим зеркалом, комод да платяной шкаф. На столешнице трюмо – несколько вскрытых консервных банок и початая винная бутылка. Возле кровати пара пустых ящиков от «Panzerfaust 100», в каждый из которых помещалось по четыре фаустпатрона[12]. Внутренние поверхности ящиков даже не окрашены, просто голые доски – у немецких оружейных заводов больше не имеется на это ни времени, ни лишней краски. Живых в спальне нет. Мертвых, впрочем, тоже – застреленный на пороге фриц оказался единственным.

На улице оглушительно ахнуло, ударная волна вышибла немногочисленные остатки стекол, торчащие в распахнутых рамах. Залетевший в окно крупный осколок с хрустом влепился в шкаф, сорвав дверцу и отколов приличный кусок древесины – похоже, танкисты и на самом деле решили добить стоящее на противоположной стороне здание. Хотя для танковой пушки что-то очень уж сильно рвануло, даже для тяжелого «ИСа». Пора уходить, причем поскорее, вон тут какие подарки летают.

– Второй, контроль – и валим, – коротко бросил Трешников в микрофон гарнитуры, появляясь на пороге. – Еще две квартиры нужно осмотреть. Всем номерам, напротив окон не светиться, снаружи наша артель прямой наводкой лупит.

– Уже. – Автомат Ленивцева трижды кашлянул – разумеется, проверять, жив ли кто-то из фрицев, он не стал, просто выпустил каждому по пуле в голову, экономя время. Командир прав, впереди еще куча дел…

С зачисткой этажа покончили быстро. Работали по прежней схеме – сначала граната внутрь, затем короткий штурм двумя боевыми парами под прикрытием остающегося на лестничной площадке бойца. Первая квартира оказалась пустой, во второй уничтожили устроившийся на заложенном мешками с песком балконе пулеметный расчет и двоих фаустников, после взрыва гранаты уже не способных оказывать сколько-нибудь серьезного сопротивления.

В темпе осмотрели и третий этаж, большинство квартир которого оказалось завалено обломками потолочных перекрытий и чердачных конструкций, обрушившихся вниз во время бомбардировки – судя по всему, на крышу дома упала или небольшая авиабомба, или нанесли удар «эрэсами» штурмовики. Несколько дверей перекосились настолько, что открыть их не удавалось, однако особо усердствовать, проникая в помещения, не стали. Наверняка внутри все те же обвалившиеся потолки и захламляющие комнаты обломки. Да и оставшийся внизу Барсуков сообщил, что для зачистки здания к ним идет советская штурмовая группа, и потому им стоит «собирать бебехи да мотать оттуда поскорее, дабы не смущать героических предков своим будущанским видосом». Привычно обозвав заместителя треплом, Трешников скомандовал отход.

Бой на улице продолжался, со всех сторон грохотали пулеметные и автоматные очереди и взрывы, полыхали еще два танка, а на дымящейся корме третьего копошились танкисты, сбивая пламя углекислотными огнетушителями. Еще один, высунувшись из люка и задрав ствол зенитного «ДШК», лупил по окнам длинными очередями. Фасад обстрелянного дома обрушился от чердака до второго этажа, кое-где здание уже горело, однако из некоторых лишившихся внешней стены комнат еще огрызались огнем особо упертые – или ищущие «героической» смерти – защитники.