Штурмовой отряд. Битва за Берлин - Олег Таругин

– Значит, своя война, говорите, тарщ подполковник? Ну-ну. – Неожиданно дерзкий взгляд капитана полоснул Трешникова, словно луч лазерного целеуказателя. – А вот я все эти годы думал, что война у нас одна. Одна на всех, на всю армию, на весь народ, от мала до велика. Великая Отечественная, как товарищ Сталин и сказал. И вот еще что – плохо вы людей знаете… товарищ подполковник, – два последних слова прозвучали, словно плевок.

Резко повернувшись, Родченко быстрым шагом направился к своим бойцам. Глядя ему вслед, подполковник тяжело вздохнул. Он более чем понимал этого капитана – как и любого другого бойца Красной армии, от рядового до генерала, потерявших в горниле страшной войны близких людей или боевых товарищей, – но не брать же его в самом-то деле с собой? Только мешать станет. Когда-то давно его слишком хорошо учили, что и в армии, и в жизни каждый должен быть на своем месте. Пилот – за штурвалом истребителя, танкист – за рычагами гусеничной бронемашины, а боец спецназа – там, где ни от летчиков, ни от танкистов особой пользы нет и быть не может. Такая вот нехитрая философия, но правильная ведь?..

– Уходим, – кивнул Трешников подошедшему майору Барсукову. – С капитаном я переговорил, вроде поняли друг друга. С нами просился.

– Только его не хватало, – хмыкнул Михаил. – Не, парни они отчаянные и опытные, но толку от них, когда до бункера доберемся… кстати, как добираться будем, не решил? Сам видишь, как тут весело. Поверху без потерь вряд ли получится, а до метро еще добраться нужно. Так что хреновенько мы подготовились, командир.

– Почему так считаешь? – Трешников с удивлением взглянул на подчиненного. – Да, с туннелем обломались, тут не спорю, но и такой вариант предполагался.

– Да вот сам посуди: экипировка, оружие, карты-планшеты всякие – это да, это круто. Вот только про усиленную охрану туннеля, про артбатарею, на которую Родченко напоролся, про баррикаду вон эту мы понятия не имели. А ведь нас уверяли, что все маршруты проработаны на основании исторических сведений из ЦАМО, архива «смежников» и еще хрен знает каких источников.

– Миша, ты к чему ведешь, собственно?

– К тому, что я наши карты глянул, пока ты с капитаном прощался. Так на них на этом перекрестке никакой фрицевской опорной точки нет. Вообще. А она, как видишь, есть. Такие доты за пару часов, как пару зениток, на новое место не перетащишь. Так что всерьез я бы на карты не надеялся.

– Майор, так вообще-то семьдесят с лишком лет прошло! Какая уж тут на фиг стопроцентная достоверность.

– Да все я понимаю, Иваныч! Ты ж карты, что нам перед штурмом в девяносто четвертом выдали, помнишь? Там с этой самой, мать ее, достоверностью как бы еще не хуже было. Я, собственно, о том, что и дальше на наши распечатки с прочими электронными девайсами без оглядки полагаться не только глупо, но и опасно. И узнать, что впереди, мы сможем, только когда на расстояние визуального контакта подберемся да глазками рассмотрим. А вообще – ну, типа, на будущее – нашей «семерке» нужен специальный отдел, который бы подобными изысканиями и занимался. Вроде тех, что в фантастических книжках описаны. Чтобы мы с точностью до метра знали, что впереди ждет.

– Ладно, понял тебя. Что предлагаешь? – мрачно буркнул подполковник. – Я не про карты, а вообще? В целом, так сказать.

– Транспорт нам нужен, вот что! Не пешком же до Вильгельмштрассе переть? Тем более впереди пока еще немцы. А уж как в метро спустимся, будем посмотреть. Кстати, может, я и не прав, вдруг этот капитан нам помочь сможет? В бункер его тащить, само собой, незачем, а вот на поверхности может и помочь – как думаешь, командир? С транспортом в первую очередь.

– Не знаю, Миша, – зло скривившись, абсолютно честно ответил подполковник. – Сам голову ломаю. Брать в группу посторонних, сам понимаешь, мы права не имеем, но, с одной стороны, нужно отсюда линять, да поскорее, пока окончательно не засветились, с другой – ты тоже прав, далеко мы в нашей броне не уйдем. А спускаться в метро на ближайшей станции – глупость, в этом я с Родченко на все сто согласен. Если у них там эвакопункт и бомбоубежище для мирняка, то, сам понимаешь, шансов никаких. Тупо мимо не пройдем.

– Если только за фрицев себя выдать, – неожиданно подмигнул Барсуков. – Я там, в подвале, эсэсовских маскировочных плащей штук семь прихватил, на нашу броню вполне налезут. Еще чехлы ихние можно на каски натянуть, тут этого добра, как грязи – выглядеть будем, конечно, странновато, но сейчас кругом такой разброд и шатания, что вполне может прокатить. Язык знаем, представимся спецгруппой, нам уже не впервой.

– А с оружием что?

– Тоже мне, проблема! Ну, прихватим пару ихних «шмайссеров», чтобы на виду держать. И Костик пусть на плече пулемет потаскает, все равно он свой «Шмель» отстрелял, а они по весу почти один в один. Ибо не фиг налегке бегать, когда старшие по званию по самое не могу нагружены. Так что с капитаном решаем, командир? Берем, не берем?

– Добро, поговорю с ним, – решился подполковник. – А ты с ребятами пока вон в том доме обождите, видишь, где сгоревшая пивная на первом этаже? Только осторожненько, мало ли что там внутри.

Капитана Родченко подполковник нашел возле уничтоженной выстрелом «РПО» долговременной огневой точки. Василий что-то увлеченно рассказывал чумазому танкисту, указывая рукой на искореженную взрывом бронированную дверь. Стоящие неподалеку уцелевшие бойцы его группы перекуривали, периодически перебрасываясь короткими фразами. Блин, он что, сдурел?! Ведь слово давал про их совместные подвиги молчать, чуть ли не под пытками у страшного представителя «кровавой гэбни» из особого отдела, а тут треплет языком, что помелом! Мальчишка! Хотя какой мальчишка, вон как его десять минут назад отбрил…

Однако подойдя ближе – капитан его не видел, стоя спиной, – убедился, что ничего лишнего тот не говорит, наоборот, выполняет его наказ, расписывая подвиги собственных бойцов:

– …с первого раза – и прямо в амбразуру! Специально так хрен попадешь, ты ж эти фаустпатроны знаешь, с точностью у них не шибко, а вот случайно… Ну а у фрицев там, видать, или взрывчатка была, или еще что, но рвануло знатно – видал, как дверь выгнуло? Я внутрь даже заходить не стал, заглянул только. Так ахнуло, что и трупов не осталось…

– Случайно – это хорошо, это вам свезло, – задумчиво протянул в ответ танкист, окутываясь сизым дымом трофейной сигареты без фильтра. – А вот нам, когда по танку фаустник лупит, да в упор, обычно не везет. И с точностью у них, тварей, все в порядке… э-эх, скольких пацанов уже потеряли на этих, мать их, улицах…

– Товарищ капитан, на минутку, – позвал Трешников, остановившись в паре метров позади.

Несмотря на стоящий вокруг шум – ревели на холостых оборотах танковые дизеля, в полный голос перекликались бойцы, сразу со всех сторон грохотала канонада, – капитан его услышал, мгновенно обернувшись. В первую секунду на его лице сменилась целая гамма чувств, от раздражения или даже презрения до искренней заинтересованности и робкой надежды, затем он все же торопливо вытянулся по стойке «смирно», похоже, несколько играя на зрителя, коим оказался его собеседник-танкист. Впрочем, и танкист с видимыми из-под комбеза лейтенантскими знаками различия, и оба бойца штурмгруппы сделали то же самое. По крайней мере, постарались сделать.

– Так точно, можно, товарищ подполковник. Разрешите об…

– Давай-ка отойдем, капитан, – Трешников коротко махнул ладонью. – Шумно тут, не хочу орать. Остальным вольно, скоро верну вашего командира.

Отойдя метров на двадцать и укрывшись от лишних глаз в посеченном осколками гранаты полуразрушенном подъезде, Трешников несколько секунд испытующе сверлил капитана взглядом, затем сообщил:

– Вот что, Вася. Наверное, ты прав, война у нас все же одна на всех, вне зависимости от полученных приказов и уровня секретности. Ты просился с нами? Пожалуй, я могу тебя с собой взять. Помощь твоя нужна, пока мы под землю не нырнем – сам видишь, мы в нашей экипировке далеко не уйдем, транспорт нужен. Однако есть одно весьма серьезное «но»: как уже говорил, ни меня, ни моих парней здесь просто нет. По легенде, мы сейчас вообще под Москвой находимся, на нашей тренировочной базе. Поэтому забрать с собой твою группу я никакого права не имею, любой мой приказ просто окажется ничем не подтвержденными словами, не более того. Понимаешь?

«Смешно, – мельком подумал в этот момент Трешников, – и ведь про базу в Подмосковье почти и не соврал. Ну… почти».

– Понимаю, – помрачнел Родченко. – Типа, если пойду с вами Гитлера брать… – наткнувшись на яростный взгляд собеседника, он торопливо поправился: – Ну то есть выполнять специальное задание командования, могут посчитать дезертиром, так, что ли?

– Примерно, – не стал вдаваться в подробности подполковник, уже начиная жалеть, что вообще затеял этот разговор. – Тот танкист – он кто?