Особенности брачной ночи или Миллион в швейцарском банке - Антонова Александра

Стайка придворных дам оттеснила меня от Хендрика. Беспорядочно мельтеша и щебеча птичками, они усадили меня в низкое кресло, так что колени мачехи оказались на уровне глаз.

— Ой, какое миленькое платьишко, — губы Изабеллы изобразили улыбку. — И оно так тебе к лицу, дорогая Агнес. Я сама заказала точно такой же парчи для обивки стен в гардеробной.

Я хотела ответить ей, но вспомнила наставления Гунды и промолчала.

— О, какая жалость, весь подол выпачкан. Где же ты испачкалась, любезная Агнес? — не унималась она. — Наверное, в свадебном путешествии. По каким же канавам таскал тебя Хендрик? Впрочем, что с него взять?! Всем известно его пристрастие к конюшням и сеновалам… Не правда ли, Марианна?!

Я изо всех сил стискивала зубы и держала на губах вежливую улыбку, но последние слова Изабеллы заставили меня взглянуть на нее. Вдова наслаждалась произведенным эффектом. Не знаю, как ей это удалось, но смотрела она одновременно на двух женщин: на меня и на придворную даму с кошачьими глазами. Ту самую, которую я приметила еще во время пира в бальном зале. Она сидела тогда во главе общего стола рядом с надменным стариком и откровенно скучала в его обществе. Еще мне запомнился ее взгляд. Что было в том взгляде: любопытство, насмешка или грусть? А может быть, то были затаенная боль и презрение?

Сейчас на ее лице алели пятна унижения. Грудь вздымалась от еле сдерживаемых рыданий, а с губ готово было сорваться проклятие, не подобающее добропорядочной христианке. И не надо было быть ворожеей, чтобы понять, на какой сеновал намекала Изабелла и с кем проводил там время маркграф.

Я с любопытством разглядывала соперницу Агнес. Да, у Хендрика был неплохой вкус. Марианна была самой изящной, самой красивой из придворных дам. Зеленый цвет очень шел к ее чуть раскосым глазам. И в этих глазах полыхало такое пламя отчаяния, что придворные дамы затаили дыхание, предвкушая скандал.

Да, затаили дыхание…

— Изабелла, мы очень рады твоему намерению стать монахиней, — маркграф Хендрик, во главе подобострастной свиты кавалеров, подошел к женскому кружку и испортил зрелище. — Какой же монастырь ты собралась осчастливить своим присутствием?

— Я еще не решила, — с досадой ответила Изабелла.

Придворные дамы также с трудом сдержали вздох разочарования. Марианна, пользуясь тем, что на нее никто больше не обращал внимания, отошла к столу и машинально взяла из вазы гроздь винограда. По напряженной спине было видно, что горькие слезы катятся по ее щекам. Несчастная женщина, это о ней, видимо, говорила Гунда, когда упомянула некую особу, которая билась в истерике и грозила покончить жизнь самоубийством. Вот и еще одна жертва жестокого маркграфа и его сладких поцелуев. Я почувствовала болезненный укол в сердце: неужели и ее Хендрик целовал так же, как и меня?

— Вот как? — удивился маркграф. — А отец Бонифаций сообщил нам, не далее как сегодня утром, что это твой прощальный ужин. Что всем сердцем и помыслами ты уже находишься среди христовых невест. И завтра же облачишь свою грешную плоть во власяницу.

— Во власяницу?! Завтра?! — ее плечи передернулись. — Отец Бонифаций?! — Изабелла метнула на святого отца гневный взгляд. — Мы же договорились!

— Договорились, договорились… — священник поспешно протиснулся ближе к трону. — Днем раньше, днем позже, не велика разница… Молитва от нас никуда не уйдет. Все мы там будем… Возблагодарим же Господа нашего Иисуса Христа и Мать Его Непорочную Деву Марию за благополучное исцеление дочери нашей Агнес и возвращение молодых из свадебного путешествия… — он умильно воздел очи к потолку, потом поклонился в мою сторону и уже другим, ворчливым тоном поинтересовался:

— А где это дочь наша Агнес потеряла символ супружества?

Я прикрыла левую руку ладонью, но было уже поздно. Все заметили, что обручального кольца на пальце нет. Виноватый взгляд на маркграфа ничего не дал. Он сам был в замешательстве.

— Не об этом ли кольце речь? — Шут растолкал локтями придворных и пробрался к подножию трона. — А я смотрю, какая красивая штучка валяется под столом бального зала. Дай, думаю, подберу. Вдруг кому пригодится?

Он вытянул руку и раскрыл кулак. Ладошка была пуста.

— Ах, я — дурак! — он залепил себе звонкую пощечину, вытянул другую руку и, медленно разгибая пальцы, явил на ладони кольцо с большим синим камнем. То самое кольцо, которое я потеряла в коридорах замка.

Варкоч присел на одно колено, взял мою левую руку и надел кольцо на безымянный палец. Мне показалось, что при этом он едва заметно подмигнул. Отец Бонифаций кусал губы в досаде.

— Отец Бонифаций, проводите меня к столу! — резко приказала Изабелла, настроение у нее было безвозвратно испорчено.

Да, было испорчено…

— Ну, наконец-то, Хендрик! — сыто рыгнул Магнус и отвалился на спинку кресла. От свиной ноги осталась тщательно обглоданная кость. — Я чуть не умер от голода. Где ты так задержался?

— В рыцарском зале, — ответил Хендрик, усаживаясь от меня по правую руку.

— Что же ты там делал? — хохотнул толстяк. — Там такой жесткий пол: все колени отобьешь, пока отделаешь женушку по всем правилам! — он хлопнул себя по животу и гулко рыгнул. Его масляные глазки ощупывали мое тело через броню парчового платья.

— Магнус! — нахмурился маркграф. — Заткнись. Прошу тебя по-хорошему.

— Хендрик! Ну, что ты, как непорочный отрок! — Магнус расхохотался натянутым смехом. — Это же была шутка! Сам подумай! Ну не мог же ты рассматривать в рыцарском зале старые чучела?!

— Я рассматривал в рыцарском зале арбалетную стрелу, Магнус, — голос Хендрика перекрыл шум разговоров и звон бокалов. — Сегодня вечером один из обитателей замка выстрелил из арбалета и чуть не убил мою жену.

В зале повисла такая тишина, что стал слышен шум дождя, шуршавшего в непроглядной тьме стрельчатых окон.

— Ты опять шутишь?! — жалобно спросил дядя.

— Нет, на этот раз я не шучу.

— Ну, ты поймал негодяя?

— Нет, но я догадываюсь, кто это сделал.

— Кто? — Магнус исподлобья окинул сидящих дам и кавалеров подозрительным взглядом. Придворные притихли, косясь друг на друга.

— Тот, кто знал о прощальном ужине Изабеллы. Тот, кто знал, что мы приглашены. Тот, кто знал, что мы пойдем через рыцарский зал…

Слова маркграфа потонули в вязкой тишине. Магнус выхватил из рук застывшего соляным столбом кравчего кувшин и присосался к носику. Вино булькало, переливаясь из кувшина в его глотку. Изабелла сидела с приоткрытым ртом, вытаращив глаза. Отец Бонифаций перебирал четки, прикрыв веки в глубокой задумчивости. А Марианна… А Марианна смотрела на Хендрика таким взглядом… Взглядом, в котором читалась безграничная любовь, тоска и безнадежность.

Ах Марианна, ах мерзавка, он же женатый мужчина! Мало ли что было до свадьбы?! Мало ли на каких сеновалах он тебя валял?! Это еще не повод, чтобы пялиться вот таким беззастенчивым взглядом!

— Кхе… Боюсь, сын мой, тебе не найти таким путем стрелявшего из арбалета, — сказал отец Бонифаций вкрадчивым голосом. — Все в замке знали о том, что у Изабеллы сегодня званный ужин. Все знали о приглашении. Все знали, что вы пойдете через рыцарский зал: другого пути все равно нет… Кхе. Вот… Боюсь, сын мой, что ты в заблуждении. Старые арбалеты иногда стреляют совершенно случайно, от толчка, от поломки механизма или еще от чего…

Придворные дружно вздохнули. Изабелла с одобрением посмотрела на святого отца и откинулась на спинку кресла. Хендрик в задумчивости тер подбородок, его ловушка не удалась, никто из обитателей замка не выдал себя. Над столом висела пелена неловкости и подозрительности. Ужин Изабеллы был безнадежно испорчен.

— Где же шут? — сделала вдова последнюю попытку завершить пир на подобающей ноте. — Варкоч! Исполни какую-нибудь балладу!

Варкоч с готовностью выскочил на середину зала, скорчил смешную рожу, перебрал струны лютни и объявил:

— Баллада о победителе!

Дамы поерзали на креслах, устраиваясь поудобней. Кавалеры запаслись бокалами с вином. Я спохватилась и опустила глаза в пол. Шут дождался тишины и запел. Но не было это песней, а скорее было речитативом в сопровождении тихой музыки. И пробрала меня дрожь, и застыли дамы в неподвижности, и забыли кавалеры о вине.