Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Гусейнова

и вся проблема, что тебе никогда не говорили причину. Я сам пытался выяснить, в чём дело, ходил по кабинетам. А начальники опускали глаза: «Ну, подожди, все само как-нибудь рассосётся». Только спустя годы я узнал, что на меня лежало два доноса. От коллег. Моими «проступками» было то, что после снятия с должности Подгорного (кто сейчас помнит о нём! – а. А.) я высказал удивление, почему, мол, отставка второго человека в стране произошла без всяких объяснений. А второй донос был посвящён моему восхищению количеством продуктов в каком-то заграничном магазине. Этого было достаточно. А я-то думал, что Родину продал, планы секретного завода выдал.

Когда пришло приглашение на церемонию «Оскара» (американцы прислали его на мой домашний адрес), меня, разумеется, вновь не выпустили. А в результате всё окончилось позорищем для страны. Потому что, когда за наградой вышел атташе по культуре советского посольства, на следующий же день во всех газетах было написано, что «Оскара» получил работник КГБ вместо невыпущенного Меньшова [122] .

… Весной 1986 г. митрополит Антоний скончался, прожив всего 62 года. Учёные давно установили, что ложь вредно отражается на здоровье человека – как врущего, так и слышащего ложные суждения: психика бунтует, возникают стрессы, подступают хвори… А угрюмый поток лжи в СМИ начала 1980-х годов был сравним по своему вредоносному воздействию с радиацией.

Летом я отправился в одиночный байдарочный поход по Витиму (четвёртая категория сложности), – маршрут, «страшный в своей безысходности». За месяц было пройдено по «ненаселёнке» полторы тысячи километров. Пороги, перевороты, постоянное балансирование на грани жизни и смерти, – всё это помогло забыть питерскую мышиную возню, «крысиные гонки».

Возвращаюсь в академию к началу учебного года. Захожу в канцелярию, готовый к самому худшему: мол, «фирма не нуждается в ваших услугах». За столом – тогдашний секретарь ЛДАиС – архимандрит Ианнуарий. Поздоровались, и он сообщает: «Из Отдела пришло письмо. Тебя оформляют в поездку на международную конференцию». Щупальца разжались…

Депутатский зал

Будучи по существу вторым (после патриарха) лицом в Русской православной Церкви, владыка не имел зелёного (дипломатического) заграничного паспорта. Тем не менее, он мог пользоваться депутатским залом при вылете за границу и при возвращении, что освобождало от обязательного таможенного досмотра. Владыка пользовался этой привилегией и ввозил в страну центнеры религиозной литературы, пополняя книгами библиотеку Ленинградской духовной академии, раздавая семинаристам Библии брюссельского издания на русском языке. Книги он привозил из-за границы в чемоданах, которых у него было обычно не менее десяти. Объясняли такое количество тем, что владыка везёт с собой архиерейские облачения, необходимые ему для совершения богослужения в поездках.

Святитель «баловался контрабандой» в особо крупных размерах. Как вспоминал о. Маркелл, однажды за границей владыке подарили большую партию нательных крестиков, которые по тем временам в Союзе были дефицитом. (Власти боролись с религиозной символикой – она понемногу расшатывала их режим: «Крестик – маленький протестик».) Крестики «под завязку» были насыпаны в большую круглую деревянную коробку из-под митры, и в аэропорту её оформили как ручную кладь.

Прилетели в Москву; владыка с о. Маркеллом проходят в Шереметьево через депутатский зал. О. Маркелл идёт сзади и несёт «митру», но под тяжестью содержимого ремешок на коробке лопается, она падает, и крестики рассыпаются по полу. Владыка, не видя этого, проходит мимо дежурного у стойки, а тот «закрывает глаза» на келейника, ползающего по полу с коробкой в руках… Через неделю владыка одаривал этими крестиками студентов академии.

Однако «депутатские привилегии» были весьма условными. При необходимости досмотр, включая личный, могли учинить любому «неприкасаемому». (Широко известна история с главой Евангелическо-лютеранской Церкви Латвии, которого «взяли на кармане» по наводке из рижского КГБ. Прямо в депутатском зале у него при личном досмотре изъяли «незаконную» валюту.) А надо было воспользоваться советом основоположника: «Чтобы здесь не взяли лишку за размен, – учил великий Ленин, – лучше всего купить франков в Москве и перевести уже точную сумму франков в Париж… Это самый удобный способ. Оказиям доверять не стоит» [123] .

Когда у секретаря ЦК КПСС Фрола Козлова чекисты нашли в сейфе доллары, того хватил инсульт (весна 1963 г.) В те годы за «незаконные валютные операции» могли дать «вплоть до высшей меры», – а тут – такой человек! Председатель КГБ Семичастный пошёл к Хрущёву за инструкциями, что делать с провинившимся.

– Выздоровеет – исключить из партии, умрёт – похоронить с почестями, ответил Никита Сергеевич.

Слова эти дошли до лежащего в больнице партбосса. Судя по тому, что Козлов до сих пор лежит у кремлёвской стены, намёк он понял правильно [124] .

В хрущёвское время член Президиума и секретарь ЦК КПСС Фрол Козлов, считавшийся вторым лицом в руководстве после Хрущёва, как выяснилось, брал взятки за назначение на руководящие посты, прекращение судебных дел и прочие услуги. Брал он деньгами и драгоценными камнями через посредство своего приближённого Н. Смирнова, председателя исполкома Ленинградского горсовета [125] .

Впрочем, зря сделали Фрола козлом отпущения. Ведь у него были славные учителя – члены ленинского Политбюро. Когда умер Яков Михайлович Свердлов (1885–1919), его сейф опечатали, отправили в подвал и забыли нём. Пролежал он там 15 лет. А в 1935 г. стали проводить инвентаризацию, и сейф вскрыли. В сейфе Свердлова лежало 7 иностранных паспортов на всю его семью. А также 108 тысяч золотых рублей царской чеканки, 760 тысяч рублей облигациями и 708 золотых предметов с бриллиантами [126] .

Владыка Никодим должен был учитывать возможную опасность и не переступать условную черту. В его резиденции в Серебряном Бору был богатый подбор зарубежных изданий на русском языке. Но в совокупности, выражаясь тогдашними терминами, эта «литература» не тянула на 70-ю статью УК РСФСР (антисоветская деятельность). Она тянула только на 190–1 (распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй). Впрочем, по свидетельству одного из тогдашних семинаристов, однажды митрополит Никодим привёз «Архипелаг Гулаг» А.И. Солженицына, напечатанный на тонкой папиросной бумаге, и другие книги, которые затем передавались учащимися друг другу [127] .

«Внутри этого круга людей циркулировала литература, в том числе и антисоветских издательств, и были вполне откровенные разговоры о советском режиме, – свидетельствует священник Игорь Адрианов (Минск). – Эти молодые люди понимали, что советская власть не вечна, и нужно сейчас готовить Церковь к жизни в условиях свободы, которая неизбежно наступит. Самое главное – они доверяли друг другу. В конечном счёте, эта команда единомышленников