Дорога в тысячу ли - Ли Мин Чжин

— Что ты будешь готовить сегодня, Боку-сан? — спросил молодой владелец лавки.

— Могу ли я, пожалуйста, купить кости для бульона и немного мяса? Я сделаю суп, — сказала Кёнхи на очень правильном, как у диктора радио, японском: она регулярно слушала японские программы, чтобы избавиться от акцента.

— Конечно. — Танака принес три больших говяжьих кости, на которых оставалось немало мяса, из ящика со льдом — он держал их только для корейских клиентов, японцы не использовали кости; затем завернул пригоршню нарезанной мякоти для жаркого. — Это все?

Она кивнула.

— Тридцать шесть сен, пожалуйста.

Кёнхи открыла кошелек для монет. Две иены и шестьдесят сен надо было растянуть еще на восемь дней, пока Ёсоп не принесет зарплату.

— Сумимасен дэсу,[10] а сколько стоят только кости?

— Десять сен.

— Прошу простить мою ошибку. Сегодня я возьму только кости. Мясо в другой раз, обещаю.

— Конечно. — Танака вернул мясо в лоток, не впервые у клиента не хватало денег на задуманное, но, в отличие от других, корейцы не просили дать им продукты в кредит.

— Ты будешь варить суп? — Танака подумал: должно быть, приятно, когда такая изящная жена заботится о еде и бережливо тратит деньги; он был старшим сыном и, хотя готов был жениться, пока жил с матерью. — И как ты делаешь это?

Танака сложил руки на груди и склонился к прилавку, внимательно глядя на прекрасное лицо Кёнхи. У нее даже зубы красивые, подумал он.

— Я сделаю суп солонтан.[11] Сначала очень тщательно мою кости в холодной воде. Затем кладу в воду и довожу до кипения, затем сливаю первую воду, потому что она содержит много крови и нечистоты, которые не должны попасть в бульон. Затем кладу кости в свежую холодную воду, довожу до кипения и затем варю в течение долгого времени на слабом огне, пока бульон не станет белым, как тофу. Тогда я добавлю дайкон, нарезанный лук и соль. Это вкусно и очень хорошо для здоровья.

— Было бы еще вкуснее, если добавить немного мяса, не так ли?

— А еще белый рис и лапшу! Почему бы нет? — Кёнхи засмеялась, ее рука невольно взлетела, чтобы вежливо прикрыть рот.

Оба мужчины охотно рассмеялись в ответ на ее шутку: белый рис был слишком дорог даже для них.

— И вы едите кимчи с этим супом? — спросил Танака, которому нравился столь долгий разговор с Кёнхи — вполне приемлемый и безопасный в присутствии помощника и ее невестки. — Кимчи слишком остро для меня, но я думаю, что хорошо пойдет с жареной курицей или свининой.

— Кимчи вкусно с любой едой. Я принесу вам немного из дома, когда приду в следующий раз.

Танака вновь открыл бумажный пакет с костями и вернул половину мяса, которое прежде пришлось убрать из ее покупок.

— Тут совсем немного, для малыша. — Танака улыбнулся Сондже, которая удивилась, что мясник заметил ее существование. — Мать должна хорошо питаться, чтобы вырастить сильного рабочего для императора.

— Я не могу ничего взять бесплатно… — растерялась Кёнхи, она не понимала, что он делает, но точно не могла себе позволить сегодня покупку мяса.

Сонджа плохо понимала их разговор. Они что-то говорили о кимчи…

— Это первая продажа дня, пусть она принесет мне удачу, — сказал Танака, который был доволен собой, как любой мужчина, способный дать что-то стоящее привлекательной женщине.

Кёнхи положила десять сен на безупречно чистую чашку для денег, стоявшую на прилавке, улыбнулась и поклонилась мужчинам, прежде чем покинуть лавку.

На улице Сонджа спросила, что произошло.

— Он не взял с нас деньги за мясо. Я не знала, как вежливо отказаться.

— Ты ему нравишься. Это был подарок. — Сонджа хихикнула, чувствуя себя как Тукхи, девочка-служанка, которая вечно шутила о мужчинах, и это воспоминание заставило ее почувствовать, как скучает она по дому. — Я буду теперь звать Танака-сан твоим дружком.

Кёнхи весело взглянула на Сонджи и покачала головой.

— Он сказал, что это для твоего ребенка, чтобы он вырос и стал хорошим работником для страны. — Кёнхи состроила рожицу. — И Танака-сан знает, что я кореянка.

— С каких пор мужчины заботятся о таких вещах? Госпожа Ким, наша соседка, рассказывала о тихой даме, которая живет в конце улицы: она японка, но вышла замуж за корейца, который готовил алкоголь. Их дети наполовину японцы!

Эта история потрясла Сонджу, когда та впервые услышала ее, хотя все рассказы госпожи Ким, той самой, что выращивала дома свиней, звучали шокирующе. Ёсоп не хотел, чтобы Кёнхи и Сонджа разговаривали с госпожой Ким, потому что она не ходила в церковь по воскресеньям. Им не разрешалось также говорить с японкой-женой, потому что ее муж регулярно попадал в тюрьму за незаконный алкоголь.

— Если ты сбежишь с симпатичным мясником, я буду скучать по тебе, — сказала Сонджа.

— Даже если бы я не была замужем, я бы не выбрала этого человека. Он слишком много улыбается. — Кёнхи подмигнула. — Мне нравится мой капризный муж, который все время говорит мне, что делать, и обо всем беспокоится. Пойдем, нам еще надо купить овощи. Вот почему я решила не покупать мясо. Надо найти картошку для жарки. Разве это не отличная идея?

— Сестра…

— Да?

— Мы не вносим свой вклад в домашние расходы: продукты, топливо… Я никогда в жизни не видела таких высоких цен. В Корее у нас был огород, и мы не платили за овощи. Но цена на рыбу! Моя мать никогда бы не стала есть, если бы увидела такую цену. Прежде я не понимала, как хорошо мы жили: у нас была бесплатная рыба от постояльцев, а здесь яблоко стоит больше, чем говяжьи ребра в Пусане. Мать так же осторожна с деньгами, как ты, но даже она не умела так управляться с расходами. Мы с Исэком думаем, что вы должны брать у него деньги хотя бы на продукты.

Тот факт, что брат и сестра не позволяли Исэку платить ни за что, было трудно принять, однако они не могли позволить себе арендовать отдельное жилье. Кроме того, решение переехать могло сильно огорчить и обидеть сестру.

— Я уверена, что дома вы ели намного лучше, — грустно сказала Кёнхи.

— Нет-нет, я не это имела в виду. Мы просто ужасно переживаем, что не вносим свой вклад в домашние расходы, они так велики.

— Мы с Ёсопом этого не допустим. Вы должны экономить деньги для ребенка. Нам нужно будет одевать его, кормить, потом он пойдет в школу и станет джентльменом. Разве это не здорово? Я надеюсь, ему понравится в школе, как его отцу, и он не будет уклоняться от чтения книг, как дядя! — Кёнхи улыбнулась: ребенок казался ей ответом на ее молитвы.

— Мать прислала мне три иены в последнем письме. И у нас есть деньги, которые мы привезли с собой, да и Исэк кое-что зарабатывает. Вам не придется беспокоиться о расходах или думать о продаже кимчи, чтобы прокормить два дополнительных рта — а скоро три рта, — сказала Сонджа.

— Сонджа, ты неуважительна. Я старшая сестра. Мы прекрасно справимся. Кроме того, если я не могу говорить о своем желании зарабатывать, не вынуждая тебя тут же рассуждать о вкладе в общий бюджет, с кем я тогда буду делиться своей мечтой торговать кимчи на станции Цурухаси? — Кёнхи рассмеялась. — Будь хорошей сестрой и позволь мне мечтать вслух о моем бизнесе, с помощью которого я заработаю так много денег, что смогу купить нам замок и отправить твоего сына в медицинскую школу в Токио.

— Разве домохозяйки покупают кимчи, приготовленный другой женщиной?

— А почему нет? Разве я делаю не самый лучший кимчи? Моя семья готовит лучшие соленые огурцы в Пхеньяне. — Кёнхи задрала подбородок, а затем рассмеялась. — Я стала бы знаменитой торговкой кимчи. Моя маринованная капуста была бы чистой и вкусной.

— Почему ты не можешь начать прямо сейчас? У меня достаточно денег, чтобы купить капусту и редис. Я стану помогать тебе. Если мы много продадим, мне не нужно будет думать о работе на заводе, и я смогу присматривать за ребенком дома, когда он родится.

— Да, это было бы очень хорошо, но Ёсоп убьет меня. Он сказал, что его жена никогда не будет работать. Никогда. И он не хотел бы, чтобы ты работала.