Последняя война - Василий Росляков

А через три дня после этого случая с кабаном, в тот же рассветный час, на той же просеке опять раздались выстрелы. Теперь уже не отдельные ружейные выстрелы, но и автоматная трескотня.

Пока взвод подтягивался к просеке, гулко и тяжело заработал пулемет. Часовой был убит, немцы теснили партизан к лагерю. Жихарев быстро оценил обстановку: немцы напирали уверенно, сильно, количеством вооружения и солдат превосходя партизан в несколько раз. Пули с треском лопались над головой, едва коснувшись ветки, сучка или шлепнувшись о ствол дерева. Партизаны пятились назад, а когда автоматные очереди послышались с флангов, стало ясно, что нависла опасность окружения. Сергей Васильевич приказал Зеленину вернуться в землянку, сложить бумаги и ждать особой команды или своего появления; Петру Петровичу поручил отводить партизан на запасную базу, в тридцать шестой квартал, идти через болото, чтобы оторваться от карателей.

Кто успел, а кто и не успел заскочить в землянку, взять с собой личные вещи. Лошади, повозки, продовольствие - все это осталось на месте. Немцы, как только вступили в расположение лагеря, бросились в землянки, на кухню, к лошадям. Нигде не было ни души. Пока они рыскали по лагерю, партизаны воспользовались этим временем, ушли. Каратели, натолкнувшись на болото, вынуждены были вернуться назад.

Жихарев и Зеленин с документами и кое-каким барахлом, что могли донести, пришли в тридцать шестой квартал другой дорогой, отдельно от взвода.

Несколько дней подряд немцы выставляли засаду у разгромленного лагеря, но партизаны не возвращались; только потом, гораздо позднее, к старому лагерю пришли разведчики, дождались возвращения взводов с задания и привели их на новое место.

Кроме часового в той заварухе было убито еще три человека. Двое получили ранения.

С потерями, с разгромом первой базы трудно было смириться. Сергей Васильевич втайне виновником считал себя.

Он был теперь глубоко убежден, что карателей привел исчезнувший кучер райпотребсоюза, и не мог простить себе эту оплошность, которая так много стоила отряду. Вслух, однако, Сергей Васильевич ничего подобного не говорил.

В новом лагере он собрал всех в одну землянку и со всей строгостью поговорил с партизанами о бдительности, о возмездии, которое ждет каждого, кто подумает стать на путь измены и предательства.

- Предателя, - сказал в заключение Сергей Васильевич, мы достанем из-под земли.

К сожалению, догадка комиссара подтвердилась. На подступах к разгромленному лагерю разведчики случайно обнаружили труп этого кучера из райпотребсоюза. Своих убитых немцы убрали, этого же, видимо, шедшего впереди карателей в качестве проводника и словившего первую пулю, бросили в лесу.

На новом месте были усилены посты охраны лагеря, взводных предупредили: за каждого своего бойца они отвечают головой.

Казалось, все было предусмотрено, но немцы нашли и этот лагерь. Теперь они нагло явились посередине дня, незаметно окружили лагерь и одновременно открыли огонь по всем четырем постам, стоявшим в километре от землянок.

Случилось это пятнадцатого декабря, в лютый морозный день. Незадолго до этого в отряд пришла Настя Бородина, привела с собой санитарку из районной больницы Верочку. Комиссар был рад возвращению Насти, она рассказала Сергею Васильевичу о деревенских комсомольцах, которые ждут команды. По словам Насти, почти б каждой деревне, не говоря уже о больших селах, есть возможность создать местный партизанский отряд или группу содействия партизанам.

В воображении Сергея Васильевича возникла заманчивая картина полного освобождения района, создания в нем оборонительных заслонов из местных партизанских групп и отрядов. Посоветовавшись с Петром Петровичем и капитаном Зелениным, комиссар с помощью начальника штаба приступил к разработке плана постепенного освобождения района от фашистских оккупантов. Все три взвода находились в лагере, ждали заданий. И вот именно в этот момент, в лютый морозный день середины декабря, на всех четырех постах одновременно возникла стрельба.

После часового боя стало очевидно для всех: удержаться невозможно, хотя численность отряда к этому времени достигала уже сотни человек. Снова пришлось бросать обжитые землянки, запасы продовольствия и даже с трудом накопленный запас патронов и ручных гранат. Но ужас, однако, был не в том, а совсем в другом. Партизаны вынуждены были уходить на последнюю базу, где к тому же не было ни одной землянки. Были зарыты в бочках солонина, мука, крупа, поставлен стожок сена, землянок же не было. База вспомогательная, на всякий случай, к жилью не приспособленная. Однако деваться кроме этой вспомогательной базы, кроме этого сорок восьмого квартала было некуда. С большими потерями едва оторвались от преследовавших немцев и к ночи добрели по запутанным, занесенным снегами тропам до места.

Тяжело переживать одну за другой неудачи, перед людьми стыдно, хотя все понимали: война есть война. Тяжело было на душе у Сергея Васильевича, но он не поддавался тяжелому чувству, на его замкнутом лице можно было заметить только озабоченность. Во время отступления в своей длиннополой шинели он появлялся то в голове отходившего отряда, то в его прикрытии, справлялся о ком-нибудь, кого не замечал в колонне, у кого-то спрашивал, не ранен ли, а то ведь две медсестры идут - Верочка и Юля, то, проходя мимо бойцов, обгоняя их, говорил вполголоса: ничего, мол, обойдется, дойдем до места, костер разведем, потерпим, раз уж война такая...

Когда дотянулись до этой вспомогательной базы, действительно первым делом разожгли большой костер - иначе ведь гибель. Сергей Васильевич попросил Потапова построить отряд. Сделал перекличку - многих недосчитались. Сняли шапки, постояли в молчании. Потом медсестры стали осматривать и перевязывать раненых при свете костра.

Букатура - живой остался - из вскрытой бочки раздавал солонину, которую тут же насаживали на палки и поджаривали на огне.

Малость пообогрелись у костра, подзаправились солониной, начали ломать лапник, примащиваться ближе к огню. Утро вечера мудренее. Но Сергею Васильевичу ждать до утра нельзя, надеяться ему не на кого, напротив, от него все ждут решений, выхода из этого невеселого положения. Никто ничего не говорит ему об этом, но он знает: каждый про себя думает о нем, уповает на него, на секретаря райкома, на комиссара, на хозяина судеб всех этих людей. Жихарев положил руку Петру Петровичу на плечо.

- Теперь, Петро, - он не назвал его командиром, а назвал по-старому Петром, - теперь настал твой черед, выручай, Петро.

Сергей Васильевич не говорил, что надо было делать, он просто сказал: выручай, и этого было достаточно для Петра Петровича Потапова.