Милость Господня - Андрей Михайлович Столяров

головой. Но – бог, черт, леший! – Иван не может вспомнить ни слова из этого не слишком часто употребляемого заклятия. Единственное, что ему удается сделать, – это растянуть для себя нить времени: интуитивно, не прибегая ни к какой магии. Теперь он видит, как Малька, выставив меч вперед, уже не летит, а медленно плывет навстречу метсаваиму, клинок нацелен ему прямо в грудь. А метсаваим, также навстречу ей, вытягивает свою неожиданно удлинившуюся страшную лапу, и клешней, сомкнутой в острие, протыкает Мальку насквозь.

Это так чудовищно, так невообразимо больно, что у Ивана внутри вскипает какая-то обжигающая ужасом и ненавистью волна и, сфокусировавшись, точно выстрел, ударяет демону в лиственное средостение. Метсаваим как бы взрывается, а вместе с ним как бы взрывается и весь окружающий мир. Ивана подбрасывает, переворачивает, он тоже плывет по воздуху – медленно, очень медленно, время еще растянуто тугой толстой пружиной. Однако тут это растягивание заканчивается, пружина схлопывается, он со страшной силой шлепается на землю, хорошо еще, что какие-то упругие колкие ветки смягчают удар, но они же распарывают комбинезон и обдирают кожу.

В полубеспамятстве он садится. Кажется, жив, и, кажется, ничего, ни руки, ни ноги не сломаны. Только тело, где кожа содрана, жжет огнем, а когда он обтирает лицо, ладони оказываются измазаны кровью.

Это опушка леса. Метрах в ста – ста пятидесяти от него видны дома и равнодушный шпиль кирхи.

Ничего себе перебросило.

А неподалеку, три шага пройти, на песчаной прогалине лежит Малька.

Кое-как, на четвереньках, Иван добирается до нее. В теле такая слабость, что подниматься на ноги он не рискует. Легкими касаниями счищает с Малькиного лица хвою и вдавленные земляные песчинки.

Кожа у нее теплая.

Он чувствует.

Малька открывает глаза:

– Ты жив? У тебя кровь на лице.

Иван отмахивается:

– Ерунда! Ты-то как? Дай я тебя посмотрю…

Обе ее ладони прижаты к груди, пальцы – в крови, и темное багровеющее пятно расползается по комбинезону.

Он пытается нащупать аптечку на поясе.

– Не надо… не трогай меня… я умру…

– Ты не умрешь!

– Не надо… я же наполовину ведьма… я знаю… А мне нужно сказать… Это был не метсаваим, мы ошиблись… Это Лаппеттуун, демон земли и вод…

Иван непроизвольно морщится:

– Но он же перекрестился.

– Ну и что?.. В тот момент он в самом деле был пастором… Вернешься – посмотри в «Бестиарии»: Лаппеттуун – демон, который может воплощаться в кого угодно. – Она дышит натужно, неровно, с мокрыми хрипами. – Ты его убил?

– Да.

– Это хорошо… Кто-нибудь еще выжил?..

– Не знаю.

Малька чуть наклоняет голову влево, куда-то указывая:

– Там – Пятачок…

Действительно, под ржавым кустом можжевельника распластано безвольное тело: руки и ноги раскинуты, а голова свернута так, что шея лопнула, будто перекрученный жгут.

Нет более Пятака.

Иван сразу же отворачивается. Он пытается вызвать внутри себя то странное ощущение, «чувство Бога», как когда-то назвал его отец Доминик. Хоть краешком соприкоснуться с Ним! Вознести молитву – самую горячую из молитв, что он когда-либо произносил!

Малька должна выжить!

Он же ей обещал.

Однако душа у него пуста.

Точней – не пуста, а обессилена взрывом эмоций, который он выплеснул на Лаппеттууна.

Она вычерпана до дна.

Ничто в ней не откликается.

Ни на какие просьбы.

Ни на какие слова.

Как же так?

– Не напрягайся, – говорит Малька. – Уже все… Я только хочу сказать тебе одну вещь…

Она умолкает.

– Ну говори, говори!.. – просит Иван. Он верит: пока она говорит, она еще будет жить.

Но Малька молчит.

Дыхания больше не слышно.

Остекленели глаза.

Веки ее неподвижны.

Хроника Смуты

В своей статье, напечатанной в USA Today, исключительно интересной, насыщенной множеством малоизвестных подробностей и потому многократно цитировавшейся, генерал Янгер Хорст (напомню, председатель Объединенного комитета начальников штабов армии США), умолчал об одной важной детали. Именно в те дни в обстановке строжайшей секретности в изолированном комплексе, расположенном на территории Лэнгли (штат Вирджиния), совместными усилиями ЦРУ, ФБР, АНБ, Особого технического агентства и еще некоторых американских спецслужб началась разработка проекта «Логос», сыгравшего колоссальную роль в последующих событиях.

Правда, об этом стало известно значительно позже.

А пока в центре внимания находились исследования все тех же социологов из группы «Обеспокоенных атеистов», которые уже переименовали себя в «Академию по изучению Аномалии» (АКИЗА) – так скромненько, нейтрально и вместе с тем однозначно, с заглавной буквы был обозначен данный феномен, – и первый же публичный доклад которых произвел на мировую общественность не меньшее впечатление, чем доклад Римского клуба «Пределы роста», выпущенный еще в семидесятых годах прошлого века.

Любопытно, что в этом докладе «Академия» почти слово в слово повторила высказывание генерала Хорста о том, что мы не можем определить суть феномена, преобразующего наш мир. Мы не может сказать, что он собой представляет: это именно Бог, то есть вседержащая и всеобъемлющая трансцендентная сущность, альфа и омега, источник всякого бытия, организующий и поддерживающий его, или это Сверхразум Вселенной, с которым мы непроизвольно вступили в контакт, или, быть может, некая могущественная культура, Сверхцивилизация, далеко обогнавшая нашу на эволюционном пути. В научных координатах пока можно утверждать одно: существует загадочное, но реальное Нечто, с определенного момента начавшее вмешиваться в нашу жизнь. Однако и этого одного более чем достаточно, чтобы перевернуть все нынешние представления об устройстве мира, о его скрытой структуре, о феноменах, в которых она, спонтанно или осознанно, проявляется. Во всяком случае, теперь понятно, как ошибались и Джеймс, и Фрейд, и Юнг, и множество их энергичных последователей, считавших веру, да и собственно «бога», чисто психологическими явлениями – прорывом бессознательного в сознание, проецированием латентных его слоев во внешний, наблюдаемый мир, массовой иллюзией, во многом подобной неврозу, или архетипом, то есть компактификацией в этом случае уже коллективного бессознательного, опять же вынесенного за пределы сугубо личного опыта, а потому обретшего интерсубъектность.

И все же, что бы это Нечто собою ни представляло, рассуждали далее «академики» (будем для простоты использовать привычный нам термин «Бог»), оно, несомненно, «обратило свое лицо к миру» и создает сейчас новый бытийный пейзаж, новую онтологическую реальность, в которой – хотим мы этого или нет – нам отныне придется существовать. Причем трансформация мира, по-видимому, не завершена, нас еще ждет Эпоха жестоких чудес…

АКИЗА яростно возражали эгрегорианцы – группа, отколовшаяся от «Академии» и образовавшая самостоятельную научную школу. Нет никакого Бога, никакого Сверхразума, никаких инопланетных цивилизаций, утверждали они. В данном случае мы имеем дело с эгрегором, феноменом чисто земного, человеческого происхождения. Эгрегор – это информационная сущность, мировоззренческий концентрат, то, во что верят миллионы или даже миллиарды людей.