Баба Люба. Вернуть СССР 4 (СИ) - Фонд А.

— Так я завтра могу сходить и купить! — пообещала я, — а ещё лучше, давайте завтра после того, как вы вернетесь из участка, вместе сходим?

— Да! Давай лучше вместе! — обрадовалась Валентина Викторовна, — но ты меня дождись тогда, Люба. Потому что я скорее всего опоздаю. Мы же вместе с Арсением Борисовичем пойдём. А он такая копуша, ужас прямо… как начнёт свои вопросы задавать, то три часа без перерыва!

— А вас вдвоём туда разве пустят? — спросила я.

— Ну конечно! Он же от нашей делегации «Союза истинных христиан». А я — как переводчик. Нам вот и пропуск на двоих выдали.

Я распрощалась с «будущей свекровью» (глаза бы мои её не видели!) и прямиком отправилась к Пивоварову.

А тот уже меня не мог дождаться.

— Ты чего так долго! — Набросился он на меня прямо с порога, — Рассказывай!

— Долго её ждала, — ответила я и пересказала весь разговор.

— На двоих, говоришь, пропуск выдали? — обрадованно заинтересовался Пивоваров, — это же просто отлично, Люба! Просто за-ме-ча-тель-но!

— И что здесь отличного? — не поняла я. — Что наши парни в тюрьме сидят?

— Замечательно то, что Арсений и Валентина вдвоём туда пойдут! — повторил юрист.

— Ничего не поняла! — рассердилась я (устала как собака, да ещё и переволновалась, а этот тайны на ровном месте разводит!).

— Смотри, Люба, — начал объяснять мне Пивоваров, — обычно они в таких пропусках просто пишут «на 2 персоны», без указания ФИО. Понимаешь?

— Угу, — кажется, я начала немного понимать, но всё равно не догоняла, к чему он клонит, — И что?

— А то! — припечатал Пивоваров, — что вместо Арсения завтра туда пойдёшь ты! С парнями перекинуться двумя словами надо и предложить им план по спасению.

— Я-а-а-а? — я так удивилась от того, что пойду я, что даже не спросила, что за план придумал Пивоваров.

— Ну, а кто, я, что ли? — поморщился тот.

— Ну да, — кивнула я, — вы же юрист.

— Вот поэтому! — многозначительно поднял вверх указательный палец Пивоваров, — если засыпешься ты, Люба, и тебя тоже повяжут, то я должен оставаться на свободе, чтобы потом вас оттуда вытащить! А если пойду я и там останусь, то ты тут сама ничего не сделаешь. Понимаешь?

Я понимала. Но перспектива засыпаться и попасть в тюрьму, пусть и американскую, меня, мягко говоря, не вдохновляла.

А Пивоваров между тем продолжал развивать мысль:

— Итак, Люба, план такой! Слушай сюда!

Я слушала. И чем больше слушала, тем больше офигевала. План у Пивоварова был действительно очень простой. Пункт один: нужно было чем-то притравить Арсения Борисовича, чтобы он, конечно же, не умер, но, чтобы завтра идти никуда не смог. Пункт два: вместо него пойду я, как лидер калиновской делегации. Пункт три: мне нужно будет пронести в тюрьму записку и тайно передать её Кущу. Можно и Комиссарову, но лучше Кущу.

— Ну как план? — довольный собой сказал Пивоваров.

— Капец, — выдавила из себя я и схватилась за сердце.

— Тогда давай думать по пункту один, — предложил Пивоваров.

— Может, проще Арсению Борисовичу ногу сломать? — робко предложила я, — это гуманнее, как мне кажется. А то даже если мы яд где-то и найдём, то дозировку правильно рассчитывать ни вы, ни я не умеем. И можем перестараться и попасть по соседству с Фёдором Степановичем и Ефимом Фомичом.

— Не боись, Любаша! — хохотнул Пивоваров, — прорвёмся! Мы в сорок пятом Победу над фашистами одержали, что мы, не сможем каких-то глупых америкосов вокруг пальца обвести⁈

Я вспомнила Донбасс и Каховку из моего времени и тяжко-тяжко вздохнула.

Но говорить ему, ясное дело, я ничего не стала. Да и нельзя у человека отбирать надежду.

— В общем, ты сейчас иди к себе, отдыхай! — велел Пивоваров, — по дороге будешь идти, кликни мне Ольгу Ивановну. Она, хоть и агроном, но химию знает отлично. А завтра перед завтраком загляни сюда. Я дам указания. Понятно?

Я кивнула и поспешно ретировалась, пока он не придумал ещё один гениальный план.

Когда Сиюткина торопливо утопала к Пивоварову, я шла, шла и вдруг остановилась. Прямо посреди коридора.

Голову пронзила мысль, да так резко, что аж в глазах потемнело.

Карта!

Мы же спрятали в карнизе карту с отмеченными точками для диверсий!

И если завтра полицейские припрутся с ордером делать обыск (а в том, что они обязательно припрутся, я даже не сомневалась) и найдут карту, то всё! Считай вина Куща и Комиссарова доказана на сто процентов. Уже списывать на бред полоумной старухи не получится.

И что делать?

Я маялась в коридоре и не могла придумать верного решения. Возвращаться к Пивоварову за советом не хотелось. Он сейчас ещё что-нибудь эдакое придумает. Но и бросать карту в комнате тоже никак нельзя.

И я решилась.

Тихонько, тихонько, на цыпочках, поминутно оглядываясь, побрела я к номеру, где проживал Кущ.

Там, на двери, была присобачена такая бумажная блямба с печатью.

Это полицейские опечатали комнату.

Но когда русского человека останавливала какая-то бумажечка на двери?

Я немножко похекала над нею, поплевала маленько (чтобы чуточку смочить края) и бумажечка совершенно прекрасно отлепилась. Да так аккуратненько, что даже края печати не поплыли.

Затем я вытащила шпильку из подола халата (от сглаза ношу что в том мире, что в этом, по старой привычке, вот и пригодилась), немного поковыряла в замке и дверь со слабым щелчком распахнулась.

Вот и чудненько.

Осторожно, на цыпочках, я прокралась в комнату и сразу полезла к карнизу. Хорошо, что там стул рядышком стоял, так что не пришлось ничего выдумывать.

Встала на стул, сунула руку в отверстие карниза… и обомлела.

Там было пусто!

Да ладно! Не может этого быть!

Может, аж туда поглубже карта провалилась? Вот что я буду делать, если она аж на середину карниза попала? Он же метра полтора, если не больше! Чем я её оттуда выковыряю? Да ещё и незаметно чтобы?

Я запихнула палец поглубже. Внутри была то ли пыль, то ли какой-то налёт, но указательный палец, который свободно проходил с краю, туда, дальше застревал намертво. Пришлось совать мизинец. Но мизинец короткий же. Мизинцем я нащупать ничего не смогла.

И вот что делать?

Я спрыгнула со стула. Задумалась.

Где-то здесь у Куща должна быть ручка или карандаш. Он, по старой учительской привычке, всегда его с собой таскает.

Я начала искать ручку или карандаш. Как назло, ничего не находилось. То ли я не там ищу, то ли он куда-то запрятал, но я тщетно шарилась по ящикам тумбочки, в шкафу и так далее. О том, что я везде щедро оставляю отпечатки пальцев, я старалась не думать — если что, скажу, что любовница. Отмажусь, в общем.

И тут мой взгляд упал на чемодан под кроватью.

Может, он в чемодане? Лезть туда было как-то неудобно, но выходить из номера, идти к себе, затем возвращаться — это ещё хуже. Так я стопроцентно попадусь.

А с другой стороны — лазить в чужих личных вещах — неэтично.

И как быть?

Но додумать мысль мне не дали — распахнулась дверь и в тёмную комнату, которая освещалась только за счёт уличного фонаря, скользнула тень.

Я чуть не заорала от ужаса.

— Любовь Васильевна! — трагическим шепотом сказала тень, — это я, Белоконь.

— Бля… — выдохнула я, — как вы меня напугали!

— Извините, — ответила она, — я же в соседней комнате живу. Услышала шум. Дай думаю, гляну. А это вы.

— Мне нужно было…эммм… — я начала выкручиваться, тянула паузу и всё никак не могла выдумать причину, почему я нахожусь в тёмной комнате, опечатанной полицейскими, пока её хозяин в каталажке.

— Вы карту ищете, да? — вдруг спросила Белоконь и я чуть не заорала от ужаса во второй раз.

— Эммм… — промямлила я.

— Она у меня, — сказала Белоконь, — когда они опечатали, я сразу сюда влезла и из карниза её вытащила. А то завтра же обыск будет, когда они ордер привезут…

Оказалось, что Белоконь слышала абсолютно все наши разговоры и была в курсе всех диверсий. Но она сильно обижалась, что её не посвящают. Поэтому хранила гордое молчание. Ждала, пока её сами позовут.