Ночи без тишины - Леонид Петрович Тримасов

Потом, вроде, искупил свое прегрешение. Служил мне, как говорят, верой и правдой. Пожаловаться на коня не мог. На занятиях ли, во время ли тревоги — Пегашка впереди — смел, ловок, вынослив. На выстрелы шел без понукания, арыки перемахивал с ходу. Если настигнуть кого надо, настигнет, дай только волю.

С Пегашкой мы и провели свою последнюю операцию против банды Штефана. До встречи с поручиком Янковским он не дожил. Не дошел, правильнее сказать. Упал на полпути. Ну, об этом позже.

Я вспомнил о том, как пришел в отряд, потому, что настало время уходить. Решил окончательно — место мое на фронте. Красногвардейские части направлялись в сторону Оренбурга, где бесчинствовал генерал Дутов. Готовились отряды для встречи полковника Зайцева, что двигался от Чарджуя с бандой белоказаков. Бесились кокандские автономисты, призывали к походу против большевистского Ташкента. Разгоралась гражданская война. А мы спокойненько разъезжали по ночным улицам и пугали бандитов. Нет, это не дело для настоящего революционера. На фронт! Биться с врагом в открытую!

Красногвардейские отряды проходили по городу. Спешили на станцию. Пели «Варшавянку». Я выбегал из управления, провожал завистливым взглядом строй серых шинелей. Шли мои ровесники. Шли на фронт.

Меня окликали с крыльца:

— Быстро! К Прудникову.

Возвращался без охоты. Чувства мои были с теми, кто пел «Варшавянку».

— Где ты пропадаешь? — сердился Прудников. — Тут сигнал поступил...

Оказывается, позвонили, как и в прошлый раз, из гостиницы. Незнакомый голос потребовал начальника Отделения и, когда Прудников подошел к телефону, прозвучали всего три слова:

— Сегодня ждите Штефана.

Я расценил это как провокацию. Если уж хотел человек помочь нам, то должен был сказать что-то определенное. Три слова — ничто в сущности. Это не друг милиции и советской власти, а враг. И сигнал подал со злым умыслом — заставить нас рыскать по городу в неизвестном направлении, а в это время Штефан спокойно будет грабить в неведомом для нас месте. Не исключен был и другой вариант: налет совершает не банда Штефана, нас уводят от места преступления такие же, как и Штефан, ворюги, нацеливая на своих конкурентов. Нацеливают, зная наш интерес к нему. Наконец, третий вариант — просто издевка. Побегайте, мол, поищите, а мы поглядим, посмеемся.

— Ну, это тебе так кажется, — возразил Прудников. — А если налет будет совершен, тогда как...

Самый неожиданный ход сделал Елисеев — башковитый все же мужик.

— Сегодня отряд никуда не выедет. Останется в управлении на случай тревоги.

Прудников задумался. Долго взвешивал все за и против.

— А город? — изрек он после довольно продолжительного молчания. — Город на произвол судьбы, значит. Грабь, убивай, а мы сидим у моря, ждем погоды.

В общем, универсального решения никто не подсказывал. Прудников кряхтел, почесывал подбородок — он всегда чесал подбородок, когда попадал в затруднительное положение. Наконец, подошел к телефону, позвонил начальнику охраны города. Попросил совета.

Совет оказался самым простым:

— Штефан должен быть пойман.

Вот и все.

В это время вошел Плахин, застенчивый, тихий Плахин. Посмотрел на нас виновато. Сообщил извиняющимся тоном:

— Только что перстенек видел... Тот, что с чертом...

Мы давно забыли о перстеньке. Да и на что он теперь нам, без него все известно. Но раз Плахин явился, пусть выкладывает. Чудак, все-таки: отстает от событий, от жизни.

— На ком видел? — бросает нехотя Елисеев.

— На чиновнике... У которого тогда украли. В ту ночь...

Плахин обстоятельно излагает всю историю, словно мы ее не знаем, и доходит постепенно до сегодняшнего посещения Куриного базара. Там он встретил чиновника, торговавшегося со спекулянткой, увидел на его руке перстень с чертом.

— Ну и что? — удивился Прудников. — Что из этого?

Плахин смущенно переминался с ноги на ногу. Покраснел:

— Как же так... Украли, и вот снова на руке... Удивительно...

Верно, удивительно, думаю я, но вникать в такую пустяковину не хочется. Никому не хочется. Один Елисеев, наверное, из симпатии к Плахину, советует:

— Вообще-то, надо выяснить. Ты вот что Плахин, сходи-ка к чиновнику, спроси, не нашел ли он свою пропажу. Спроси и все. Потом доложишь.

Плахин кивнул и поспешно, необычно поспешно для своего характера, удалился.

Мы снова принялись решать задачу, которую нам задал голос по телефону. Трудную задачу...

Не прошло и полчаса, как Плахин добрался до Гоголевской, свернул в переулок и постучал в знакомый дом. Для него он был памятен. Плечо до сих пор ныло — пуля прошла, но след оставила.

Калитку отворил хозяин. Не удивился — его часто теперь навещали люди с красными повязками на рукавах:

— Чем могу служить?

— Да вот, тут одно пустяковое дело, — промямлил смущенно Плахин.

— Пожалуйста.

Хозяин пропустил Плахина во двор, провел на террасу, открыл дверь передней. Здесь, на пороге, гость остановился:

— Ноги больно грязные... Развезло нынче...

— Да, потеплело... Так, чем могу служить?

Плахин кашлянул, собираясь с духом:

— Вот, значит, такое дело... Вещички, что похитили у вас, не нашлись?

Хозяин из глубоких глазниц недоверчиво глянул на гостя, насупил брови:

— Нет, не нашлись. Да я и не искал. Смешно надеяться на такую удачу... — Он скривил губы, отчего седоватая бородка поднялась, вызывающе уперлась клинышком в лицо Плахина. Добавил иронически: — В наше время смешно... Взятое не возвращается.

Не стал вдумываться Плахин в суть сказанного хозяином, но догадался, что он осуждает нынешнее положение. Революцию осуждает. Пусть. Иного от чиновника не услышишь.

— Но вот перстенек, гляжу, у вас на месте. — Плахин кивнул на руку хозяина. — Украли его тоже тогда...

Чиновник машинально поднял кисть и посмотрел удивленно на перстенек.

— Ах, да! Нашелся. Верно, нашелся... Только его никто не воровал. Дочь на ковре под кроватью обнаружила. Упал, видно. Бывает...

Плахин огорченно вздохнул: не повезло. Самая обычная история. Потеряли — нашли. На лице его выразилась такая откровенная досада, что хозяин даже посочувствовал:

— Ввели вас в заблуждение... Извините. Понимаю, беспокоились, искали... Похвально.

Плахин уныло, без всякой уже надежды, повторил свой первый вопрос:

— Из остальных вещичек, значит, ничего?

— Ничего.

— Дочка ваша не искала на базаре?

— Дочка? — Хозяин вскинул изумленно брови. — Моя дочь! — Удивления его Плахин не понял, и чиновник с подчеркнутым недовольством пояснил: — Видите ли, моя дочь не ходит по базарам. Не ходит. Никогда!

— Ясно, — рассеянно заморгал глазами Плахин. — Все ясно...

Он повернулся и осторожно,