Фантазии Дарио. Тру-крайм с поразительной развязкой - Пабло Тринчия

от кладбища. Именно там за 3 года до начала дела педофилов, в 1995-м, пятеро мальчиков из Финале-Эмилия нашли череп во время рыбалки. Тогда окружной прокурор не придал значения находке, но кто-то об этом вспомнил, и теперь та история должна была помочь дополнить эту. Телефон судмедэксперта снова зазвенел. Он отправился в архив, чтобы найти дело странного черепа без челюсти и органических останков, которое так удивило доктора Бедуски и его коллег.

Однако картина все еще не складывалась. По словам Маргериты, сатанисты не выбрасывали части тела в реку Панаро у кладбища Финале-Эмилия, где нашли череп. От них избавлялись в другом месте: в городе Казони, что в 30 километрах от Финале-Эмилия. Зачем ехать туда, если можно просто повернуться спиной к надгробиям, пересечь небольшой незаселенный участок у реки и войти в единственное слепое пятно, далекое от домов, дорог и любопытных глаз. Зачем ехать в Казони? Маргерита знала местность. Джакко жили там несколько лет до переезда в Масса-Финалезе, а одна из старших сестер девочки, Флора, до сих пор жила там. Инспектор Пагано не нашел ничего ни в Казони, ни в местности поблизости, не считая того, что дом Флоры был близко к реке, а «в нескольких футах была тропинка к берегу», где «в считаные минуты можно было избавиться от чего угодно». Обвинение решило заглянуть под каждый камень. Чтобы найти тела, они наняли компанию, чтобы разворошить Панаро и исследовать ее глубины. На операцию было потрачено 150 миллионов лир ($88 000), но ничего так и не нашлось.

Несмотря на длительный и дорогостоящий процесс расследования и обыски подозреваемых, ничего, что имело бы отношение к делу, не обнаружилось. Несколько порнографических журналов и видео, пара ботинок на каблуках, старый полароид – да, но ни оружия, ни крови, ни фотографий или видео с педофилией или снафф-фильмов[9], снятых на кладбище.

После «штурма», который произошел на рассвете 12 ноября 1998 года, детей Лорены отдали в разные семьи. Им назначили расписание сессий с доктором Донати, в ее офисе в Ченаколо-Франческано в Реджо-Эмилии. Доктор Донати близко познакомилась с монахинями, и встречаться в их здании было удобно приемным семьям, которые как раз жили поблизости. Кроме того, это было достаточно далеко от Мирандолы, так что дети не рисковали столкнуться с родителями и другими родственниками.

Всю зиму Ковецци сохраняли молчание. Однако через 2 месяца, когда социальные службы продлили приостановление опеки, запрещая Лорене и ее мужу видеться с детьми, Ковецци перешли к решительным действиям. Они обратились к юристам и журналистам, давали интервью и снимались на телевидении. Их история привлекла внимание многоуважаемого Карло Джованарди, и в марте 1999 года он вместе с юристом и сенатором Аугусто Кортеллони обратился к министру юстиции Оливьеро Дилиберто, чтобы разобраться в этом деле. Они представили длинный и детальный отчет, который завершался вопросом: «Почему они забрали детей, которые ни о чем не говорили и чьи родители даже не находятся под следствием?»

Однако 17 марта, за день до того, как министр должен был ответить на запрос, полиция получила ордер на арест супруг Ковецци. Через 4 месяца их старшие дети, Вероника и Пьетро, обвинили родителей в сексуальном насилии. Какое совпадение! По словам Вероники, Дельфино насиловал ее, а Лорена наблюдала за ними из-за двери. Девочка заявила, что дяди по матери, которых обвиняла и Кристина, были самыми настоящими монстрами: они отводили ее в амбар, завязывали ей глаза и по очереди насиловали ее «металлической палкой». Пьетро, второй сын, заговорил сразу после Вероники. Их дядя, Джузеппе, музыкант и брат их матери, по его словам, насиловал его «шилом», а дядя Эмидио использовал наждачную бумагу. Все происходило в их доме или доме дедушки и бабушки по материнской линии, где дядя Джулиано избивал его и его братьев электропроводами. Следом заговорил и Федерико. Авроре было всего 3, а потому от нее дождались лишь обрывочных воспоминаний, как мать оставляла ключи в двери, чтобы «марроканцы» могли заходить, когда вздумается.

В этот период дети не виделись друг с другом, не могли общаться или влиять друг на друга каким бы то ни было образом, но каждый из них рассказывал доктору Донати, что происходило, когда они были на кладбище: «Они привязывали нас к деревянному кресту, а потом бросали в нас ножи… Они заставляли держать очень горячую подкову в руках… Священники точили ножи, а потом кидали их в нас… Они заставляли нас сжигать кресты, потому что не верили в Иисуса. Они верили в Дьявола, потому что он делает плохое, и они хотели, чтобы мы тоже делали плохое. А потом, поджигая кресты, они заставляли нас молиться Дьяволу… Они связывали нас, клали вокруг петарды и поджигали… Они делали больно там, внизу, пилкой для ногтей, шилом, кусачками, наждачной бумагой… Нас водили туда в белье, даже зимой, когда был снег… Один раз в фургоне были дети, и они запустили туда двух больших мышей…» Пьетро рассказал следователям о самой ужасной детали: как родители помогали ему убивать разных детей в приходском театре. Как минимум по пятнадцать в неделю.

Казалось, что дети Ковецци считают своих родителей развратными и кровожадными монстрами – уж точно не приверженцами Лурдской Богоматери и не образцовыми благочестивыми родителями. Неважно, что религиозное общество сплотилось вокруг Лорены и Дельфино в знак солидарности. Дети не хотели домой. Более того, приемные семьи были удивлены, что они не звали маму и папу, вместо этого быстро привыкнув к новым опекунам.

Отчасти я все еще не мог осознать динамику реальных событий, а отчасти не понимал, почему дети Ковецци тоже выдвигали такие серьезные обвинения в адрес родителей. Веронике было 12 – уже не маленькая девочка, а почти подросток. Она была намного более развитой, куда лучше осознавала мир вокруг, чем 7-летний Дарио или 8-летняя Марта. Зачем ей врать? Зачем рассказывать такие жестокие истории про людей, которых – теоретически – любила больше всех на свете? Я не мог найти этому объяснение ни как журналист, ни как отец двух детей, появление которых на свет изменило мою жизнь. Эта история была настоящей черной дырой, и чем больше я в нее всматривался, тем сильнее искажались социальные нормы и причинно-следственные связи, которые я раньше считал нерушимыми. Казалось, что я попал в параллельную вселенную, где все перевернуто с ног на голову. Это пугало, но я чувствовал какое-то притяжение к этому мрачному делу. Я стал одержим этой историей, не читал ни о чем другом, не говорил ни о чем другом, не