Крылья рока - Роберт Асприн

— И проследить, чтобы старик не утопился? Так я и подумал.

Но вы не правы оба, если считаете, что это пьяное бахвальство.

Даже твоя мать не знает…

Лало умолк. Он пришел сюда, полный решимости доказать свое могущество, но вино оглушило его волю. Какое это имеет значение? Да и вообще, имеет ли хоть что-нибудь теперь значение?

Его блуждающий взор остановился на фигуре, сгустившейся, казалось, из тени у двери, — худой, с черными бровями, в черном плаще, скрывающем другую одежду. Узнав лицо, которое он видел у Шальпы за столом богов, Лало подумал: «Это Ганс, еще один из тех, с кем поиграли боги. Посмотрите только на его кислую мину. Ну что хорошего сделали для нас боги? К черту их всех!»

— Слушай, папа, — сказал Ведемир, — я начинаю уставать от всех этих намеков и отговорок. Или объясни, о чем речь, или заткнись.

Уязвленный, Лало выпрямился и постарался сфокусировать зрение, чтобы посмотреть сыну в глаза.

— Тогда я был болен… — он попытался остановиться, но слова хлынули неудержимым потоком, словно вода через размытую плотину. — Я был за столом вместе с богами. И теперь могу вдыхать жизнь в нарисованное мною.

Ведемир изумленно уставился на него, а Каппен Варра лишь покачал головой.

— Вино, — сказал он. — Определенно, вино. На этот раз слишком…

Лало вернул им их взгляды:

— Вы не верите мне. А как тебе понравится, Каппен Варра, если я сотворю сиккинтайра или тролля, такого, с какими воюют на севере?

Он помотал головой, стараясь избавиться от давящей на глаза боли.

Это нечестно — он не должен чувствовать себя так плохо. Он ожидал, что алкоголь убьет боль, и хотя его обычное зрение затуманилось, правду, скрытую завесой человеческих лиц, он видел отчетливо как никогда. Этот парень в дальнем конце зала — он убил своих людей и снова поступит так же… Вздрогнув, Лало отвернулся.

— Папа, черт возьми, прекрати! — сердито произнес Ведемир. — Ты говоришь, как безумный, — что я должен чувствовать, как ты думаешь?

— Какое мне до этого дело? — пробормотал Лало. — Если бы не вы все, я уже давно был бы волен покинуть этот убогий городишко. Я говорю правду, и мне насрать, верите вы мне или нет.

— Тогда докажи! — поднял голос Ведемир, и на какой-то миг соседи-пьяницы обернулись на них. Каппен Варра почувствовал себя неловко, но юноша схватил его за руку. — Нет, не уходите!

Вы один из его давних друзей. Помогите мне доказать ему, что он несет вздор, пока папа еще сохранил последние остатки разума!

— Ну, ладно, — медленно произнес менестрель. — Ладно, у тебя есть чем рисовать?

Художник посмотрел на него и прочел в лице музыканта слабость и экстравагантную браваду, продажность и упрямую прямоту, которую не смог уничтожить даже Санктуарий, циничное признание женской чувственности и преданность идеалу красоты, который Каппен никак не мог найти. Как и Лало, Варра был творцом, жаждавшим баллад и песен, что будут веками жить в сердцах людских. Что он подумает об этом? Желание поразить своего старого друга и заставить щенка-сына подавиться своими словами было невыносимо. Сунув руку в кармашек на поясе, Лало выудил в нем среди нескольких монет кусок угля и исписанный свинцовый карандаш.

— Бумаги нет… — через некоторое время сказал он, вздохнув.

— Почему бы не воспользоваться стеной? — глаза Каппена Варры блеснули вызовом. Он указал на облупившуюся штукатурку, испещренную вырезанными инициалами и нацарапанными непристойностями. — Картина здесь совсем не помешает — уверен, Беспалый не будет возражать.

Кивнув, Лало заморгал, стараясь прогнать пелену перед глазами. Никогда раньше спиртное не оказывало на него такого воздействия — сейчас он словно смотрел сквозь мутную воду причала на морское дно, усеянное всевозможным хламом.

Лало с трудом на коленях подполз к стене. Каппен Варра начинал смотреть на него с любопытством, а в выражении лица Ведемира красноречиво чувствовалось смущение. Я ему покажу, подумал Лало, затем повернулся к стене, выколачивая сюжет из своего воображения. Отблески светильника мерцали на неровностях и трещинах грубой штукатурки, вырисовывая длинный изгиб здесь, тень там, почти как…

Да, вот что он им изобразит — единорога! В конце концов, он нарисовал одного для вывески. Лало ощутил, как знакомая сосредоточенность сужает поле его зрения, и поднял руку; казалось, он у себя дома, в студии, рисует набросок для фрески, как уже неоднократно делал прежде.

Лало поручил управление рукой второй половине мозга — той его скрытой части, которая воспринимала мир в соотношении света и тени, линий, фактуры и формы, записывая увиденное.

И по мере того как рука его двигалась, обостренные чувства старались запечатлеть в рисунке душу изображенного предмета.

Но какого единорога? Разумеется, Распутного — душу «Распутного Единорога».

Рука Лало дернулась и остановилась. Художник поежился от непрошеного знания, навалившегося на него. Вот на этом самом месте не так давно умер человек — его кровь хлестала через рану умело вонзенного ножа. Человек бился в мучениях, и кровь брызнула на стену — а он-то думал, что это всего лишь пятно сажи.

Помимо воли уголь скользнул вокруг пятна, делая его более темной частью тени.

Другие чувства обрушились на него: черный, пронзительный страх людей, застигнутых врасплох рейдом бейсибцев, водоворот смятения, резонирующий с именем ведьмы Роксаны. Но присутствовала и доля юмора — несомненно, здесь бывали и веселые времена, достаточно часто, чтобы склонить голову единорога набок, придав его глазам сардонический блеск. Правда, это было так давно.., и…

Все быстрее и быстрее двигалась рука художника, покрывая стену замысловатым узором линий, налезающих одна на другую.

Вот лицо женщины, изнасилованной до смерти в комнате на верхнем этаже, а вот отчаяние человека, у которого украли последние медяки — они могли бы спасти его семью. С неистовой скоростью уголь выводил контуры ненависти, голода, отчаяния…

Лало смутно чувствовал людей, стоящих у него за спиной:

Каппена и Ведемира, соседей с ближайших столиков и тех, что пришли из другого конца зала. Даже Заложник Теней изумленно заглядывал через плечо.

— Это Лало-живописец — знаете, тот забавный художник, который расписал дворец, — произнес чей-то голос.

— Неужто Беспалый нанял его украсить стены?

— Черта с два, — ответил первый голос, — а что он рисует?

Похоже, какой-то зверь.

Лало едва слышал все это. Он уже не замечал больше, кто покинул таверну, а кто, наоборот, вошел в нее. В одно из мгновений он почувствовал, что его тянут за руку, и боковым зрением увидел бледное лицо Ведемира.