Еврейский Белосток и его диаспора - Ребекка Кобрин

Илл. 13. Парад в честь открытия Белостокского дома престарелых, 1931 год. С разрешения Центра по изучению еврейской диаспоры Горена-Гольденштейна в Тель-Авивском университете

Чувство, а на самом деле надежда на то, что Белосток сыграет важную роль в американской еврейской жизни, подобно газете Forverts или образовательному Альянсу, заставило тысячи людей в 1923 году собраться на улице для публичного празднования открытия здесь Белостокского центра[340]. На церемонии открытия небольшой оркестр играл гимн Соединенных Штатов, а группа белостокских девушек несла плакат с названием Центра. «Это великое время для белостокских соотечественников по всему миру», – заявил Якоб Крепляк, белостокский эмигрант, известный журналист, пишущий на идиш, и редактор прославленного идишского журнала Di Tsukunft («Будущее»), участник «совершенно захватывающей» церемонии открытия Белостокского центра[341]. «Теперь у евреев Белостока есть свое общинное здание, – продолжал он, – где мы можем открыть духовный центр для детей лучшего еврейского города Старого мира в лучшем еврейском городе Нового мира»[342]. Описание Крепляка намекает на то, что его гордость была продиктована менталитетом Старого мира, построенном на региональной конкуренции: евреи из Белостока были поистине исключительными, поскольку они совершили подвиг, которым не могла похвалиться ни одна другая группа Ландсманшафта в Америке. Даже землячества «городов, превосходивших по размеру Белосток, – подчеркнул он, – не построили для себя такого учреждения»[343]. Зелиг Тигель, корреспондент варшавской идишской ежедневной газеты Der haynt, вторил Крепляку. В своей статье, сравнивая Варшаву и Белосток, Тигель утверждал, что новый Белостокский центр изменил конфигурацию карты Восточной Европы: часть Белостока теперь переместилась в Нижний Ист-Сайд, а руки простираются к другим центрам поселения белостокцев, таким как Патерсон, Нью-Джерси[344].

Неудачные попытки белостокских эмигрантов в Чикаго организовать свой собственный «центр» иллюстрируют, как региональные разногласия проживания в США усиливали региональный патриотизм восточноевропейских еврейских иммигрантов. Натан Миллер, эмигрант из Белостока, поселившийся в Чикаго в 1906 году, описал, как его гордость за Белосток переплелась с завистью, когда он и другие жители Чикаго с благоговением смотрели на Белостокский центр в Нью-Йорке. «Деятельность наших нью-йоркских друзей, – писал Миллер, – [в частности] основание Белостокского центра в Нью-Йорке вызывает у нас [в Чикаго] чувство зависти, и мы только что на нашей последней встрече приняли решение, что, несмотря на разногласия, нам нужно создать собственное общинное место»[345]. Рассматривая в качестве ориентира Нью-Йорк, а не Восточную Европу, Миллер завершает свой рассказ признанием, что, возможно, «мы, „фермеры“ здесь, в Чикаго, [не сможем] подражать вашим достижениям в Нью-Йорке» и «построить Белостокский дом в Чикаго»[346]. По правде говоря, «фермерство» и сопутствующие этому занятию запросы не помешали портным и булочникам создать новый «центр», однако реакция Миллера ясно показывает наличие региональной конкуренции применительно к карте Нового мира, которая формировала память восточноевропейских евреев о своей прежней идентичности и форме выражения своих надежд, мечтаний и восприятия самих себя.

Поскольку евреи Белостока по всей стране подражали начинанию своих соотечественников в Нью-Йорке, лидеры Белостокского центра приложили немалые усилия, чтобы подчеркнуть свою особую связь с Белостоком. На одном из первых заседаний правления Дэвид Зон заявил, что «первейшая цель Белостокского центра [состоит] в том, чтобы добиться успеха в организации бесперебойно функционирующего нового Белостока на берегах Америки, сохранив традиции и дух старого Белостока»[347]. Выдвижение его учреждения на передний план, в авангард экспансии Белостока, перекликается с риторикой других групп иммигрантов, таких как японцы, которые, как отмечает историк Эйитиро Адзума, часто «путали эмиграцию с колониальной экспансией»[348]. Центр функционировал как «новый Белосток» благодаря сборам денег для своего тезки в Польше, проводил мероприятия в его честь и публиковал отчеты о реконструкции послевоенного города. За первые пять лет своего существования Белостокский центр организовал более ста обедов, театральных бенефисов и концертов, чтобы собрать миллионы долларов на восстановление еврейских общинных учреждений Белостока. На этих мероприятиях недавние американские гости в Белостоке и лидеры еврейской общины этого города, которых центр приглашал в Америку, подробно рассказывали о ситуации в восточноевропейском городе. Так, в 1923 году доктор Синагловский, глава Общества ремесленного труда (ОРТ), появился в Нью-Йорке на ужине, организованном комитетом помощи Белостоку. Синагловский страстно говорил о высоком уровне безработицы, недостаточной системе обучения и общем отчаянии еврейских рабочих. Зрители тогда были настолько взволнованы, что за один вечер собрали более 7000 долларов на строительство новых профессионально-технических и сельскохозяйственных школ, открытых специально для евреев[349].

Помимо укрепления контактов между Белостоком и Соединенными Штатами, Зон направил ресурсы Центра на издание Bialystoker Stimme («Голос Белостока»), ежеквартальной газеты, явно и неявно посвященной укреплению связей разбросанных еврейских эмигрантов-белостокцев. Культура печати, как указывает Бенедикт Андерсон, играет ключевую роль в создании и поддержании групповой идентичности, особенно когда группа не имеет четкой территориальной сплоченности[350]. Газеты и ежеквартальные журналы, образцом которых являлась Bialystoker Stimme, сыграли важнейшую роль в определении коллективной идентичности все более разбросанной еврейской общины белостокцев. Газета Bialystoker Stimme, впервые вышедшая из печати в 1921 году, была наполнена редакционными публикациями, в которых эмигранты обсуждали контуры своей идентичности, статьями о текущих событиях в Белостоке и репортажами белостокских эмигрантских общин со всего мира.

За первые несколько десятилетий около 4000 ежеквартальных номеров Bialystoker Stimme попали в руки десятков тысяч преданных читателей по всему миру[351]. Как вспоминала Анна Гепнер, которая жила в австралийском Мельбурне, что, как только газету доставляли в дом ее дяди, все собирались вместе, чтобы прочесть ее[352]. Иехезкель Аран также вспоминал, как регулярно встречался с друзьями в кафе в Тель-Авиве, чтобы поделиться общими бедами и «узнать все новости из Bialystoker Stimme»[353]. Учитывая широкую читательскую аудиторию газеты, Зон запрашивал статьи со всего мира для освещения жизни эмигрантов-белостокцев. Заголовками типа «Белосток в кризисе», регулярными рубриками, посвященными «Нашему единому миру», и рассказам эмигрантов, живущих в Чикаго, Берлине, Палестине и Мексике, а также тематическими статьями под названиями «Новый Белосток в Аргентине» или «Белосток в Америке и Америка в Белостоке», – газета Bialystoker Stimme призывала своих читателей рассматривать свои новые общины как продолжение прежнего дома. В редакционных статьях подчеркивалось, что все белостокские эмигранты во всем мире были вовлечены в одну и ту же задачу: расширение влияния Белостока, поскольку они пытались построить для себя жизнь в новых домах[354].

Илл. 14. Белостокский центр, около 1931 года. Хотя краеугольный камень здания был заложен в сентябре 1929 года, из-за развивающегося финансового кризиса оно