Горячий шоколад в зимнюю ночь - Софи Анри (российский автор)

Тина замерла, а я с тяжелым вздохом уронил голову на сцепленные в замок ладони.

– Maman, ты же в курсе, что твоему сыну двадцать три? Ты опоздала с половым воспитанием лет так на восемь.

– Твоему кузену было двадцать один год, когда Кей…

– Замолчи, – звенящим от напряжения голосом сказал я, подняв голову, но стараясь избегать взгляд Тины. – Не смей продолжать.

Мама побледнела. Неужели поняла, как сильно облажалась?

– Сынок, у тебя уже есть девушка, ты должен проще относиться…

– Я. Никому. Ни хрена. Не должен, – отчеканил я, а потом встал с дивана. – Думаю, на сегодня хватит семейных посиделок. Тина, нам пора.

Она не стала спорить и поднялась следом, за что я был ей благодарен. Мама последовала нашему примеру и устремилась ко мне.

– Закари. – Она схватила меня за кисти рук, и я тут же напрягся в страхе, что ее ладони скользнут вверх по коже. – Прошу, не уезжайте так скоро, я…

Я выдернул руку из ее хватки.

– Ты, как и хотела, познакомилась с моей девушкой, а теперь нам пора, у меня еще куча дел.

– Закари, пожалуйста… – Ее глаза блестели от подступающих слез. – Я… Ты должен остаться.

Я нахмурился.

Мама вела себя странно. Будто что-то недоговаривала.

– Что такое, мам? – настороженно спросил я, но ответ получил не от нее.

Внезапно раздался звонок в дверь.

Лицо мамы приобрело землистый оттенок, и она, спотыкаясь о края паласа, пошла открывать.

– Я должна познакомиться с кем-то еще? – спросила Тина и неловко поправила футболку. – Может, мне стоит переодеться?

Я хмуро покачал головой.

Я не ждал никаких гостей. К нам никто не мог зайти. Разве что…

– Лайла, bonjour ma cherie, – услышал я голос мамы и почувствовал, как все внутри затянуло тонкой коркой льда.

Я посмотрел в сторону прихожей, откуда появилась моя родная тетя Лайла. За последние два года, что мы не виделись, она заметно постарела и набрала в весе. Она вошла в гостиную, глядя на меня с робкой улыбкой вперемешку со страхом, словно я был диким зверем, который мог как подставить спину, чтобы его погладили, так и укусить. У меня в горле пересохло от дурного предчувствия, и оно оправдалось уже в следующую секунду, когда порог гостиной переступила она.

– Вот дерьмо, – прошептал я, не отрывая взгляда от той, кого столько лет до безумия любил, а теперь до смерти ненавидел.

– Здравствуй, Закари, – тихо сказала она, с грустью глядя на меня.

Она совсем не изменилась. Те же белокурые волнистые волосы, струившиеся по плечам, мерцали при свете солнца как нимб над головой ангела. Ее фигура была все такой же хрупкой и женственной – и рождение ребенка никак не изменило это, – а голубые глаза по-прежнему излучали доброту и любовь, которыми она всегда так охотно делилась с окружающими.

И с такой же любовью она трахалась с моим братом.

Он последним вошел в гостиную вслед за моей матерью, которая снова меня предала.

Все взгляды в комнате были устремлены на меня, и в них читалось опасение.

Словно это я вонзил нож в спину любимой девушке. Словно это я предал человека, которого называл родным братом. Словно это я привел в дом предателей, не спросив мнения человека, которого предали.

Тина стояла рядом со мной, но у меня не было ни сил, ни желания проверить, как смотрит на меня она. С жалостью? Или же опаской?

В ушах гудело. На смену леденящему холоду внутри меня пришел жар, пожиравший внутренности, словно я варился в адском котле. Я даже не замечал, как сотрясалась моя грудь, как дрожали руки, а дыхание прерывалось тихими хрипами, будто я тонул в бескрайней пучине.

– Зак, – позвал Тэри, сделав шаг в мою сторону, и это стало последней каплей.

Я сорвался с места.

Если бы они не загораживали дверь, я бы с радостью сбежал из этой чертовой квартиры, но мне пришлось довольствоваться лишь своей комнатой. Я захлопнул дверью с такой силой, что с потолка мне на голову и плечи посыпались кусочки облупившейся известки.

Внутри меня все кипело от невыносимой ярости. Я хватал ртом воздух, но никак не мог выровнять дыхание.

Мама их пригласила. Вот почему она приехала пораньше. А они явились сюда, думая, что я хочу их видеть.

И, только зайдя в комнату, я осознал, что Кейси держала на руках ребенка, до омерзения похожего на Тэри.

Ядовитая желчь поднялась к горлу, и я издал нечленораздельный рык.

Это мог быть мой ребенок. Это я мог жениться на Кейси. Я мог быть счастлив.

Видимо, я где-то очень сильно нагрешил, раз на протяжении стольких лет не испытывал ничего, кроме боли, отчаянья и разъедающего душу одиночества.

Я блуждал взглядом по комнате, надеясь найти хоть что-нибудь, что могло бы отвлечь меня, но каждый предмет напоминал о том, что когда-то здесь находилась Кейси. И Тэри. Когда-то мы втроем были неразлучны. Когда-то на этой самой кровати мы с Кейси потеряли девственность. Потом она, обнаженная, лежала на мне и читала вслух «Мартина Идена».

Я прошел к этажерке с книгами и опрокинул ее на пол, пытаясь выплеснуть все свои боль и гнев.

Именно в этот момент дверь позади меня скрипнула.

– Закари, – раздался тихий голос, полный нежности. В нем не слышалось ни страха или осуждения, ни смущения и неловкости. Но самое главное – в нем не было ни намека на жалость.

Я повернулся. Тина смотрела на меня с пониманием и сочувствием. Сейчас она понимала меня как никто другой.

– Зак.

Она подошла ко мне и обвила руками мою шею, а я не стал сопротивляться. Лишь тяжело дышал и дрожал, как при лихорадке.

– Зак… – Она провела пальцами по моему лбу, убирая непослушные пряди, спадавшие мне на глаза.

– Я не видел их два года… и хотел бы не видеть всю оставшуюся жизнь, – процедил я дрожащим от едва сдерживаемого гнева шепотом. – Я ненавижу их. Я так их ненавижу…

– Зак.

Тина приблизила ко мне лицо и внезапно поцеловала меня. Я оцепенел, пока она скользила губами по моим губами, кусала их, нежно оттягивая пирсинг, и подразнивала меня языком. Она дышала так тяжело и рвано, словно я был ее кислородом. Словно она задохнется, если я не отвечу на поцелуй.

И я ответил. Жадно, страстно. Вкладывая все свои злость, обиду и боль.

Когда я обнял Тину, сжимая тонкую талию наверняка до боли, она тихо проскулила, но не отстранилась от меня. Я углубил поцелуй так нетерпеливо и яростно, что наши зубы клацнули,